Сергей Варшавчик Голосов: 1 Адрес блога: http://warsh.livejournal.com/ Добавлен: 2007-12-04 15:43:57 блограйдером Lurk

Про моего деда-2

2011-10-01 12:46:41 (читать в оригинале)

Предыдущая часть

7.

В июне 1941 года Давид Маркович как обычно вместе со всеми домочадцами должен был выехать в Крым, в Алупку-Сапу к сестре Жене, которая жила там с мужем и дочерью Идеей. Но отъезд оттягивался из-за задержки выплаты гонорара, хотя работа была выполнена в срок, принята и одобрена оценочной комиссией. Деньги выдали накануне войны и мы, к счастью, выехать не успели.

В Москве начались бомбежки. Владимир Татлин. Это был человек большой культуры, который в юности он учился у Серова, Коровина. Был членом «Бубнового валета». С 1923 года занимался изысканием «новой формы». Создал удобную мебель, из керамики – посуду, даже одежду. Некоторые его создания вошли в современный быт. К выставке, посвященной III Интернационалу, он создал высокую башню в виде спирали. В 1930-32 годах соорудил конструкцию в виде птицы «Летатлин». Был профессором, преподавал.

С Давидом Марковичем он дружил давно. Еще с тех пор, как поселился в доме художников вместе с женой, художницей М.Холодной. Его сын учился игре на скрипке, а в Великую Отечественную войну погиб на фронте. В память о нём на стене висел его велосипед. С женой Татлин расстался и жил один. В комнате побольше он соорудил огромный бильярд, который кроме прямого назначения был для него и столом, а ночью – кроватью.

Работал он в театрах художником-декоратором. Часто приглашал отца к себе в гости. Для этого он стучал чем-то по трубе и Давид Маркович отвечал ему тем же, после чего брал с собой чашку, ложку, заварку, сахарный песок и шёл наверх. Они много беседовали, играли на бильярде, потом Владимир Евграфович доставал бандуру, которую сделал ещё в юности (сейчас она хранится в музее им. Глинки) и начинал петь. Иногда к ним присоединялся художник Толкач с гитарой. Получался настоящий концерт. Учитывая хорошую звукопроницаемость нашего дома, мы слушали музыку, находясь в своей квартире. У папы был очень приятный голос. Исполняли они старинные романсы, песни. «Концерты» иногда заканчивались довольно поздно.

Жарким летом 1953 года, когда почти все художники разъехались кто куда, Татлина не стало. У него не было наследников, в его квартиру въехал не художник и в, итоге, все живописные работы Владимира Евграфовича выбросили на помойку.

9.

В 1961 году я, должна была от работы с группой коллег поехать в Венгрию на форум моды. В те времена, чтобы «выпустили», надо было пройти «собеседование», то есть, знать многое о стране, куда едешь. О её политических передрягах, министрах и т.д. то есть, знать её даже лучше, чем сами венгры. Найти материал о стране было трудно.

И вот вечером, накануне собеседования, я на всякий случай спросила о Венгрии папу. Мы сели на диван и он, не торопясь и обстоятельно стал мне рассказывать об этой стране. Мне трудно было не только запомнить, но и выговорить многие названия, фамилии. Венгерский язык для нас очень сложен. Я была очень благодарна папе и потрясена его глубокими знаниями о Венгрии.

Ещё работая в Одесском оперном театре, Д.М. познакомился и подружился с виолончелистом оркестра Сёмой Шапиро. Это был высокий, худой человек с глубоко посаженными глазами. Особенно, выделялись с руки с длинными пальцами музыканта и они как-то всё время двигались. Но это был очень весёлый, интересный человек. Вскоре он перебрался в Москву и работал во многих оркестрах. Его жена Наташа – полная ему противоположность, полная, с мягким, спокойным характером. В конце 70-х, начале 80-х, когда она была уже вдовой, она помогала ухаживать за внуками Д.М. и они считали её своей няней.

Ещё молодыми, они часто приходили в гости. Но прокормить жену и двоих сыновей музыкой он не мог. У него появился «конёк» - карты. Вечером – концерт, ночью – карты. Домой являлся под утро, обычно с деньгами. Приходя к нам в гости, после застолья, разговоров, шуток - обязательно появлялись карты. Но играть в преферанс, как у нас все любили, с ним было бесполезно. Даже играя по 0,5 коп с ним – это наверняка быть в проигрыше на крупную сумму. Играли обычно в «дурака» - двое на двое.

Как-то Клавдия Григорьевна вспоминала: «Остались мы с ним вдвоём. У меня на руках все козыри, кроме одной, но тоже крупной карты. И он так сыграл, что из-за этой одной карты пришлось всё принять. У меня было ощущение, что он видел все мои карты насквозь. Хотелось их спрятать».

По-видимому, он запоминал все ходы. Он не был шулером, просто это был его талант. С годами любителей карт стало мало, да и все боялись с ним играть – это был верный проигрыш. И он поступил в маленький оркестр, который играл на похоронах при Новодевичьем монастыре. Когда хоронили Д.М., Семён играл соло на виолончели специально для своего друга. Это был не траурный марш, а классическая музыка, которую так любил Девинов.

Художник давно болел туберкулёзом, много лечился, часто бывал в санаториях. Там он, если здоровье позволяло, работал, но больше читал. Мы навещали его, старались рассказывать что-нибудь интересное, но чаще рассказывал он. Особенно мне запомнились два его рассказа.

10.

Адвокат Плевако и Савва Морозов были очень дружны. Как-то они засиделись в ресторане допоздна. Вдруг Плевако стал собираться, вспомнив, что у него завтра в 9 часов утра – суд и надо рано вставать. Савва поинтересовался, что за дело, на которое его приятель так торопится.

«Понимаешь, дело довольно дрянное. В одном селе священник вёл разгульную жизнь. Мало того, что он выпивал, так он еще обесчестил многих девиц. И вот миряне решили его осудить, и как следует наказать. И мне завтра надо его защищать», - рассказал Плевако.

«Ну, чтобы такого защитить, ты верно речь должен произнести часа на два». «Нет, хочу защитить его за пять минут». Морозов изумился, а потом предложил приятелю пари: «Если ты защитишь его за пять минут, я приглашаю в ресторан с выпивкой и закуской за мой счёт. Если не защитишь или не уложишься во времени, приглашаешь в ресторан ты». Ударили по рукам.

Утром Морозов, придя в здание суда, увидел Плевако. Вид у того был довольно озабоченный. Завидя приятеля, Плевако тихо сказал: «Знаешь, я передумал». «Что, испугался? Я так и думал, что отступишься!» - «Нет, я о времени. Я защищу его не за пять минут, а за три». Савва недоверчиво покачал головой, и они разошлись.

Началось слушание дела. Оно длилось утомительно долго. Всем свидетелям хотелось поподробнее рассказать о проступках священника. Но настораживало и смущало прокурора и судей, что защитник не реагировал на выступления обвинителей и не пытался защитить подзащитного. Наконец все высказались, суд с недоумением собрался удалиться для вынесения приговора и тут, наконец, слово взял защитник. Плевако окинул взглядом зал и сказал: «Да, перед нами грешный человек. Но скажите, кто из вас, сидящих в этом зале, безгрешен?» Наступила глубокая тишина. «В течении многих лет вы приходили к нему, каялись и он прощал и отпускал вам ваши грехи. Так неужели вы не отблагодарите его тем же и не простите ему его прегрешения?»

Раздались аплодисменты, священник был оправдан. Морозову пришлось раскошелиться, но сделал он это с удовольствием.

Второй рассказ вёлся от имени писателя, к сожалению, не помню, какого именно. Знаю только, что это француз.

«Как-то я был в опере. Возле меня сидел довольно приятный мужчина. Мы с ним обменялись какими-то репликами. Потом, в антракте, разговорились. Он оказался интересным собеседником. После спектакля зашли в кафе, где продолжили беседу. Он хорошо разбирался в искусстве и делал неожиданно интересные выводы.

По-видимому, я тоже его заинтересовал и для продолжения знакомства он пригласил меня к себе в гости. Жил он под Парижем. Хорошенький домик, окруженный большим садом и цветами, стоял как-то обособленно от остальных строений. Навстречу нам выбежала хорошенькая девушка, она мне сразу понравилась. Она нежно обняла отца, потом он представил меня. Я стал у них часто бывать. Мой знакомый не препятствовал нашим встречам.

В Париже в те времена было очень неспокойно. Против существующего режима выступали рабочие, студенты, творческая интеллигенция. Всё бурлило. Правительство принимало самые жёсткие меры. Я входил в небольшую группу, где помимо литераторов, были и художники. Один из них был особенно активен, участвовал во всех забастовках, демонстрациях. Его неоднократно сажали в тюрьму, но выйдя, он продолжал эту неравную борьбу за «справедливость». Закончилось всё тем, что его приговорили к высшей мере наказания. Приговор должны были привести в исполнение ранним утром на площади Парижа.

Собрались его друзья и просто зеваки. Народу было много. Подойти к эшафоту мы не смогли, да и не хотели. Его девушка была в полуобморочном состоянии, приходилось её поддерживать. После казни мы зашли в маленькое кафе, чтобы как-то перевести дух и успокоиться, тем более, что у барышни началась истерика.

Вдруг в кафе зашёл мой давний знакомый. Он подошёл к стойке бара, заказал рюмку коньяка, залпом выпил, увидя меня, кивнул в знак приветствия и быстро вышел. Все в недоумении уставились на меня. «Это что, твой знакомый?» - «Да и он очень интересный человек». «А ты знаешь, кто он такой?» - «Нет» - «Это главный палач города Парижа». Я остолбенел».

***

В 1967 году я отдыхала у своей приятельницы и её мамы, актрисы МХАТ, Ирины Прокофьевны Покровской. Как-то гуляя, я рассказала ей эти новеллы. Они её заинтересовали, она выучила их с моих слов и хотела прочесть с эстрады. Я долго потом с ней не встречалась, но думаю, что эти рассказы в её исполнении имели успех.

Давид Маркович умер 17 июня 1964 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище. Посмертных выставок у него было две. Одна, приуроченная к 100-летию со дня его рождения, прошла совместно с работами его средней дочери Елены в галерее «Московская палитра» на Пречистенской набережной. Вторая выставка состоялась 13 сентября 2004 года в галерее «Ковчег», где наряду с его работами, были выставлены картины его брата Амшея.

Давид Маркович Нюренберг-Девинов внёс ощутимый вклад в развитие советской, московской школы живописи. Он смог силой своего таланта передать атмосферу своего времени, показать высокую культуру живописи. Его вклад в искусство – неоценим. У него остались наследники. Три дочери – художницы, из пяти внуков – трое художники, ну, а у трёх правнучек – всё впереди.