... Поговаривают, что в те далекие времена подошвы ботинок резали лед не хуже стали конька, а снежная крепость могла выдержать длительную осаду враждебных племен из соседнего двора, да хоть до вечера. А еще говорят, что в ту пору, когда сумерки стремительно переходили в ночь, раздавался трубный глас - Домооой! И ужас застывал в глазах отважных воинов. После прогулки, на батарее сохло всё: от верхних штанов до трусов. Пальто, шапка и ботинки — на другой батарее. Самого воина запихивали в ванную, карательно купали кипятком и тщательно растирали жутко колючим полотенцем — шобы не простудился.Когда за часы непрерывных снежных перестрелок и штурмов исподволь ощущаешь, как мокрый холод подбирается своими щупальцами к животу (если мокнут шиворот и ноги — фигня, это лишь снег засыпался за ворот или в валенки, а броня цела и организм это охлаждение преодолеет), проникая постепенно сквозь великое множество слоев твоего куцего пальтишка, свитеров, кофт, рубашки и майки, ты понимаешь, что часы твои среди боевых товарищей сочтены: и все чаще дохая, собираешь силы для пары заключительных подвигов, внося бесценный вклад в общую победу и навеки оставаясь в памяти благодарных друзей. А затем, счастливый, но замерзший и обессиленный, плелся туда, откуда еще ни один боец (сегодня) не возвращался. Дело сделано, ты славно пожил, воин. И вскоре уже, один из бесчисленных бойцов ежедневной талвисоты, гордо вступал на порог Вальхаллы, отринув страхи и уже чуя запахи пира: супа, плова и киселя. Валькирии, ворча и охая, разоблачали тебя от поросших ледяно–снежной коростой доспехов, а Один, куря в вытяжку газовой колонки, с молчаливым одобрением смотрел на тебя, безуспешно пряча улыбку в уголках губ. ...
