| Сегодня 9 мая, четверг |
      |
  
|
  
Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Потомок Тамерлана!2012-10-23 08:34:01 (читать в оригинале) Потомок Тамерлана Однажды Ахматова совершенно серьёзно и с гордостью начала объяснять Липкину свою родословную: "Моя прародительница Ахматова была в родстве с князьями Юсуповыми. А Юсуповы – ветвь от потомков Тамерлана. Сам же Тамерлан был потомком Чингисхана. Следовательно, Чингисхан – мой предок". Липкин на следующий день принёс Ахматовой "Автобиографию" Тамерлана в переводе блестящего востоковеда В.А. Панова, с его же статьёй и комментариями к тексту. Панов категорически отрицал претензии Тимура на родство с Чингисханом: "Это обычная манера генеалогий "Автобиографии" – сближать "героя" с великим родоначальником". Ахматова была недовольна, но всё же примирилась с тем, что она не потомок Чингисхана: "Быть потомком Тамерлана тоже неплохо".  Волнение и забывчивость В начале двадцатых годов одна знакомая спросила Ахматову: "Вы волнуетесь, когда читаете стихи на эстраде?" Анна Андреевна немного призадумалась: "Как вам сказать? Мне бывает очень неприятно (именно неприятное состояние) до того, как я вышла на эстраду. А когда я уже начала читать – мне совершенно безразлично". Знакомая продолжала интересоваться: "У вас бывает, что вы забываете стихи на эстраде?" На этот вопрос Ахматова ответила совершенно не задумываясь: "Всегда бывает - я всегда забываю".  Мечта отца. Молодая, но уже известная балерина Лидочка Иванова однажды сказала Ахматовой, что так сгибаться, как это делает Ахматова, у них в Мариинском театре никто не умеет. [Ахматова могла изгибаться колесом, касаясь ногами головы. Сохранились такие фотографии.] Лукницкий комплиментарно добавил, что из Ахматовой вышла бы чудесная балерина, если бы она не захотела стать чудесным поэтом. На эти льстивые слова Ахматова ответила, что мечтой отца было отдать её в балет. [Лидия Александровна Иванова (1903-1924). Павел Николаевич Лукницкий (1902-1973).]  Фрейд и детство. Ахматова довольно отрицательно относилась к учению Зигмунда Фрейда, и одна из причин этого заключалась в том, что для неё детство воспринималось совсем не так, как его изображал психоанализ. Для Ахматовой детство совсем не замкнуто домом и семьёй, наоборот, по её мнению, в детстве мир начинался за калиткой, там, где-то вовне.  Хлопоты Чуковского. Как-то Корней Чуковский высказался по поводу "полной и исключительной неспособности к историко-литературной работе" Анны Ахматовой, одновременно признавая её выдающееся поэтическое мастерство. Узнав о таком отзыве Чуковского, Ахматова только улыбнулась и рассказала следующую историю. В первой половине двадцатых годов ей поручили редактировать произведения Некрасова для какого-то народного издания. Ахматова не слишком торопилась начинать эту работу, а Чуковский узнал об этом, перепугался, что у него отобрали нечто, принадлежащее только ему [ну, как же, Некрасов!], и начал бегать по инстанциям, чтобы эту работу передали ему. Эту работу ему и передали. Свой рассказ Ахматова закончила иронической ремаркой: "Из этой работы ничего не вышло, кроме того, что Чуковский получил за неё деньги".  Вячеслав Иванов Во второй половине пятидесятых годов Ахматова стала вовсю поносить Вячеслава Иванова. При произнесении гневных филиппик её не останавливало даже собственное нездоровье, и она громко обличала Иванова: "Мистификатор! Крупный шарлатан, как в восемнадцатом веке — как те, что говорили, будто жили во времена Христа, как Калиостро". Но этого было мало, и Ахматова продолжала: "Он делал так — уводил к себе, просил читать, вытирал слёзы, хвалил, оттуда выводил ко всем — и там ругал. Был предатель". О философских трудах Иванова Ахматова отзывалась сухо: "Философию его я не читаю — по серости". [Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949).]  Дом старухи-процентщицы В Петербурге до сих пор показывают дом, в котором якобы проживала старуха-процентщица из романа Достоевского “Преступление и наказание”, но на самом деле этого дома давно уже нет. Ахматова рассказывала о том, что в своё время она видела этот дом: "Его мне показал Томашевский. Человек [Достоевский] был там на лестнице и всё придумал, как может быть на такой лестнице. Лестница глухая, поэтому красильщики не слышали. Когда я поехала туда второй раз, дом уже снесли". [Борис Викторович Томашевский (1890-1957).]  Работа у Горького. В начале двадцатых годов Ахматова очень нуждалась и даже работала на огороде у Рыковых, но денег всё равно не хватало. Её уговорили пойти к Горькому и попросить работы у него. Ахматова пошла к Горькому прямо после работы у Рыковых как была, в сарафане, босая. С работой у Горького ничего не вышло. Маститый писатель буднично произнёс: "Вы босая, а, говорят, туберкулёзная". Вместо работы Горький предложил Ахматовой переводить прокламации с русского языка на итальянский. С другой стороны, в пятидесятые годы Анна Андреевна с возмущением говорила о том, что сейчас принято ругать Горького, а скольким он тогда, в двадцатые годы, помог: "Многие бы без него умерли с голода".  Борис Пастернак с Анной Ахматовой Поэт-дитя Когда Ахматова приезжала в Москву, то она любила останавливаться на Ордынке в квартире Ардовых. Как-то Липкин пришёл на Ордынку и застал у Ахматовой Бориса Пастернака, который никак не мог закончить свой визит и всё время говорил почему-то о Голсуорси. Он называл “Сагу о Форсайтах” нудной, тягучей и даже мёртвой книгой. Вскоре Пастернак ушёл, а Ахматова развеселилась: "Вы догадываетесь, почему Борисик вдруг набросился на Голсуорси? Нет? Когда-то, много лет назад, английские студенты выдвинули Пастернака на соискание Нобелевской премии, но получил её Голсуорси". Липкин возразил: "Анна Андреевна, помилуйте, разве это пристало такому великому поэту?" Ахматова, уже спокойно, пояснила: "Великий этот поэт - совершенное дитя". Такой разговор происходил задолго до присуждения Пастернаку Нобелевской премии.  Латынь и Пастернак Однажды после чтения стихов Борис Пастернак спросил Анну Ахматову, может ли она полностью прочитать по латыни название своего же сборника "Аnno Domini МСМХХI". Ахматова ответила, что в своё время она могла это сделать, но сейчас – не уверена. Тогда Пастернак начал вспоминать многосложные латинские числительные, а потом довольно уверенно полностью произнёс всё заглавие сборника Ахматовой.  Разбор женской поэзии Примерно в 1958 году Ахматова приехала в гости к Липкину на такси. Они выпили по паре рюмок водки (Ахматова больше пить не стала, а Липкин продолжал) и Ахматова прочитала главу из своей “Поэмы без героя”. Липкин немедленно рассыпался в комплиментах. В изложении самого же Липкина это выглядело примерно так: "...никто из теперешних русских поэтов не понимает с такой глубиной русскую боль, русскую жизнь, как она, что никто ещё не написал о предвоенных десятых годах, а это было очень важное, переломное для России время... Об этом времени, может быть, ещё и напишут, но пока она – первая". Анна Андреевна раскраснелась (то ли от водки, то ли от комплиментов) и похвалила Липкина за тонкое понимание стихов. Липкин же, который принял уже больше двух рюмок, никак не мог остановиться: "Так что же получается? Среди женщин – выше всех Ахматова. Ну, давайте посмотрим, кто был раньше, да и позже. Цветаеву я в счёт не беру, потому что по-настоящему мне нравятся только ее “Вёрсты” и несколько стихотворений из последующих книг; не люблю её поэм, кроме “Крысолова”, “Поэмы Горы”". Ахматова только улыбнулась, а Липкина понесло в глубины поэзии: "Была в восемнадцатом веке Бунина, родственница Ивана". Ахматова: "Её никто не читал, я тоже. Следующая!" Липкин: "Евдокия Ростопчина". Ахматова: "Это очень поверхностно". Липкин: "Каролина Павлова". Ахматова: "Ценный поэт, но не первого класса". Липкин: "Мирра Лохвицкая". Ахматова: "В ней что-то пело. Но на её стихах лежит печать эпохи безвременья – Надсон, Минский, Фофанов". Липкин с удивлением: "Кто же тогда остаётся? Одна Сафо?" Ахматова: "Сафо - это прелестный миф. Мне её читал по-гречески Вячеслав Иванов. От строк Сафо остались одни руины". Липкин: "Я, разумеется, Сафо не читал в подлиннике, только в переводах того же Вячеслава Иванова, в книге “Алкей и Сафо”. Назову последнюю - Деборд-Вальмор. Пастернак сравнил с ней Цветаеву". Ахматова завершила их разбор женской поэзии даже с какой-то горячностью: "Ещё Пушкин писал о слабости французской поэзии. Ведь ещё не было Бодлера и Верлена. А Деборд-Вальмор хотя и мила, но чересчур сентиментальна, наивна..."  Я не умею кланяться Говоря о своих выступлениях на эстраде, Ахматова говорила: "Я не умею кланяться публике. За что кланяться? За то, что публика выслушала? За то, что аплодировала? Нет, кланяться совершенно не нужно. Нельзя кланяться. Есть такой артист Мозжухин, - у него целая система как кланяться. Он поворачивается в одну сторону, улыбается, потом в другую... И с той стороны, куда он поворачивается, хлопают громче... Что это такое? Что это за вымаливание? Как ему не стыдно!" [Иван Ильич Мозжухин (1889-1939).]  Анна Ахматова - Зинаида Серебрякова музыка: Елена Камбурова - Приходи на меня посмотреть(романс на стихотворение А.Ахматовой)
|
  
Категория «Бизнес»
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
Популярные за сутки
|
Загрузка...
BlogRider.ru не имеет отношения к публикуемым в записях блогов материалам. Все записи
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.