Игорь Куберский. Лирика Голосов: 1 Адрес блога: http://kubersky.ru/ Добавлен: 2011-10-16 02:38:41 блограйдером llyrics

251. ДЫБЕНКО И МАТВИЕНКО

2013-11-09 21:59:42 (читать в оригинале)

Вам нравится название улицы, на которой вы живете? Мне название моей улицы - не очень. Проспект КИМа – это что такое? Нет, это не в честь какого-нибудь знаменитого корейца, типа Ким Ир Сена или англичанина Кима Филби, агента советской разведки. КИМ – это всего лишь аббревиатура: коммунистический интернационал молодежи, то есть международная молодёжная организация, созданная в 1919 году как секция Коминтерна. Свое нынешнее название сей проспект получил в 1933 году. Коминтерн… молодежное звено… Поди объясни это молодежи… Ну, КИМа и КИМа… Зато легко запомнить.

И все-таки, согласитесь, лучше жить в Петербурге на проспекте КИМа, чем, скажем, на улице Белы Куна, венгерского и советского политического деятеля, председателя Крымского ревкома с ноября 1920 года, активного участника массовых казней в Крыму. По официальным советским данным число жертв тамошнего террора оценивалось в 52 тысячи человек, по современным неофициальным – вдвое больше.

Особенно много одиозных топонимов, а точнее годонимов ( от др. греч. одос –улица) в Невском районе Санкт-Петербурга – там вокруг проспекта Большевиков собрались приснопамятные борцы за советскую власть – Подвойский, Антонов-Овсеенко, Шотман, Коллонтай, Чудновский, Крыленко, Дыбенко и пр.

Заглянем в биографию последнего – а то ведь живут люди на улице его имени, заходят каждый день на одноименную станцию метро, а что про него знают?

Итак,

Павел Ефимович Дыбенко (16(28) февраля 1889 -29 июля 1938) – русский революционер, советский политический и военный деятель, 1-й народный комиссар по морским делам РСФСР, командарм 2-го ранга (1935).

Своим взлетом к вершинам власти этот богатырского сложения малообразованный матрос, выходец из крестьянской семьи, обязан исключительно своей жене А. М. Коллонтай, дочери царского генерала, бывшей в кругу ближайших сподвижников Ленина. Именно она знала тайну связи большевиков с Германским генеральным штабом, это она занималась транспортировкой немецких денег для организации Октябрьского переворота, она же руководила вооруженным захватом Александро-Невской лавры, за что и была предана «анафеме» русской церковью.

Историки пишут:

В первые часы после захвата Зимнего дворца Дыбенко выполнил весьма деликатную операцию по изъятию в Министерстве юстиции судебного дела "о немецких деньгах для партии большевиков", что открыло Временное правительство. Дыбенко изъял, а Ленин и Коллонтай уничтожили документы германских и шведских банков, которые проливали свет на революционную аферу.

5 января 1918 года в день открытия всенародно избранного Учредительного собрания, когда в его поддержку на улицы Петрограда вышло до 60 тысяч демонстрантов, на углу Невского и Литейного демонстранты были расстреляны матросами-братишками под началом Дыбенко. Затем он же разогнал и Учредительное собрание. Так Россия лишилась возможности пойти по совсем иному пути…

В феврале 1918 года Дыбенко командовал отрядом моряков под Нарвой, но бежал «без напора со стороны немцев». В результате сей плачевной акции его отряд был разоружен, а сам командир исключен из партии и лишен всех своих постов. Но самое удивительное, что именно это позорное поражение от вяло наступавших немцев под Нарвой ( 18-20 февраля) стало впоследствии отмечаться как день рождения в победных боях Красной Армии ( 23 февраля – «мужской праздник» советских времен)

Однако «близость к телу» спасла тогда Дыбенко, как будет еще не раз спасать. Из его дальнейших подвигов следует прежде всего вспомнить кровавую баню, который он устроил в Крыму весной 1919 года, будучи там наркомом по военным и морским делам. Тогда и возникло словцо «дыбенковщина» - символ беспредела.

В 1919 году Коллонтай писала о своем мачо с парабеллумом: "Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова".

В 1921 году Дыбенко под началом Тухачевского был одним из руководителей беспощадного подавления Кронштадтского восстания. Называют до 15 тысяч жертв. Смертные приговоры санкционировал и Дыбенко. Тухачевский писал: "Я пять лет на войне, но не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь наблюдал такую кровавую резню".

Впрочем, эта парочка еще раз консолидировано выступит уже в другом кровопролитии – в уничтожении восставших крестьян Тамбовской губернии, в том числе с помощью химического оружия…

Далее в жизни Дыбенко будет еще много чего интересного, но, пожалуй, хватит. И едва ли удивительно, что в 1938 году наш командарм отправит на расстрел своего маршала и в том же году будет расстрелян сам. Оба были реабилитированы, ибо преступниками по законам советской власти не считались. Но Россия, правопреемница СССР, не может быть правопреемницей преступлений.

Справка:

«“Улица Дыбенко” - конечная станция Правобережной линии Петербургского метрополитена. Станция открыта 1 октября 1987 года в составе участка “Проспект Большевиков” – “Улица Дыбенко”. Наименование получила из-за расположения на улице Дыбенко. В проекте станция носила названия “Красных комиссаров” и “Весёлый посёлок”. В 2007 году и метрополитен, и Топонимическая комиссия Петербурга подтвердили, что в 2006 году было подготовлено решение о переименовании станции в “Весёлый посёлок”. Решение могло вступить в силу только при условии подписи губернатора . В итоге предложение о переименовании было отклонено».

Вы, конечно, уже догадались , что в 2007 году губернатором Санкт-Петербурга была Валентина Ивановна Матвиенко.

Вот цитата из недавнего блога на Эхе Москвы нынешнего лидера партии «Яблоко», которая не раз поднимала вопросы адекватности городской топонимики:

«Просто у нас по 90-летней привычке умеют чтить “героев” революционного криминала и самозванства. Это – неизжитая часть коммунистического наследия в массовом сознании. И на городских улицах – в виде палачей в их названиях и памятниках».

Теперь у Питера новый губернатор, и Топонимической ( с большой буквы) комиссии пора бы вернуться к давно наболевшему.

---

250. А этот что тут делает?

2013-11-08 02:21:14 (читать в оригинале)

Решил посмотреть на Первом канале «Германскую головоломку» в восьми сериях, где Познер и Ургант. Оказывается, до того они поездили по Штатам, Франции и Италии, о чем и было снято кино. Видел случайно только несколько штатовских отрывков, потому мнения не имею. Здесь же для начала мне показалась совершенно излишней фигура Ивана. С его телеобразом теперь напрочь связано амплуа веселого находчивого хохмача, но и только.
Для «головоломной» германской серии все же надо было подобрать Познеру кого-нибудь посодержательней. А тут ни интеллекта в глазах, ни малейшей заинтересованности, ни хотя бы профессионального актерского соответствия среде и теме. Познер делает вид, что обращается к Урганту, а тот даже вида не делает. Мыслей - ноль. Просто невыспавшийся шоумен без охорашивающего грима. Видимо, с его участием Первый канал рассчитывал увеличить аудиторию, а на деле Ургант, уже и так поднадоевший своей пустопорожней вечерней программой, просто пустое место в довольно серьезном и важном замысле. На мой взгляд, разумеется.

---

249. Рембрандт

2013-10-31 13:16:16 (читать в оригинале)

К Рембрандту у меня всегда было особое отношение.
В Эрмитаже лучшей работой считал его «Данаю» - к ней всегда приходил как на праздник. После того как литовский нацмен сжег ее кислотой, я ни разу в тот зал не заглядывал. Не хочу видеть, что с ней стало.
Когда уже в сорок лет я решил стать профессиональным художником и от привычной акварели и пастели перейти к маслу, я начал с копий Рембрандта – с его стариков, с его «Женщины, купающейся в ручье. Жаль, ничего у меня не осталось – все раздарил. Из-за него же я бросил эту затею, в какой-то миг осознав, что такое гений.
«Женщину в ручье» я видел в Лондонской национальной галерее, а перед «Ночным дозором» долго стоял в Лувре. Есть много прекрасных художников, их сотни, а может и тысячи. Но мало у кого найдешь то таинство жизни и человеческой души, каким проникнуты полотна Рембрандта.
Недавно для одного издательства я переводил книгу о художниках и скульпторах. Выйдет – покажу и расскажу. А пока – маленький отрывок…

Рембрандт (Рембрандт Харменс ван Рейн)
(Лейден, 1606 - Амстердам, 1669)
У Рембрандта все абсолютно непонятно – его душа, его характер, его жизнь, его работа и его живописная манера. То, что можно предположить о его сущности, проступает в его картинах и в банальных или трагических неурядицах его несчастливой жизни; его тяга к показной роскоши привела его к банкротству. Его несчастья не вполне объяснимы, и его œuvre (творчество) отражает тревожившие его мысли и противоречивые импульсы, возникавшие в глубине его существа, как свет и тень в его картинах. Но, пожалуй, ничто в истории искусства не производит более глубокого впечатления целостности, чем его картины, хотя они и полны многосложной значимости. Будто его интеллект, этот гениальный, великий, свободный ум, бесстрашный и чуждый сервильности, не покидавший его в самых отрешенных раздумьях и самых возвышенных мечтах, был из того же источника, что и его эмоции. Отсюда и трагический отпечаток на всех его полотнах, независимо от их содержания. В его творениях был какой-то изъян, равно как и совершенство, что можно рассматривать как неизбежное следствие столь бурного существования.
Похоже, что эта исключительная, странная, привлекательная и почти загадочная личность развивалась медленно, по крайней мере - в обретении своего подлинного масштаба. Рембрандт рано обнаружил свой талант и оригинальное видение мира, о чем свидетельствуют офорты, сделанные в годы юности, и его первый автопортрет (около 1630 г. ). В живописи, однако, он не сразу нашел нужный ему стиль, чтобы выразить нечто еще мало понятное ему самому, о чем он должен был заявить, - тот дерзкий, размашистый и личностный стиль, которым мы восхищаемся в шедеврах его зрелости и старости. Несмотря на остроту и утонченность, его манера была признана в свое время грубой, что, безусловно, способствовало отчуждению современников от его работ.
Идет ли речь о первых его шагах в творчестве или о его успехах, главную роль в его концепции живописи играло освещение, и он сделал это основным инструментом своих исследованиях тайн внутренней жизни. Этот метод уже приоткрывал ему поэзию человеческой физиогномики, когда он писал «Философа в раздумье» ( «Философа, размышляющего в своей комнате») или «Святое Семейство,» столь трогательно погруженное в свое целомудренное родство, или, например, «Ангела Рафаила, покидающего семейство Товия». Затем ему потребовалось нечто большее. «Ночной дозор» — это пик его славы. У него было всеобъемлющий интерес к жизни, и он жил, размышлял, мечтал и писал картины, будучи обращенным в самого себя. Он думал о великих венецианцах, заимствуя их сюжеты и превращая таковые в искусство глубоких эмоций, почерпнутых из того, что сокрыто под спудом. К мифологическим и религиозным сюжетам он относился так же, как к своим портретам. Ибо все, что он брал от реальности и даже из произведений других, он мгновенно превращал в субстанцию собственного бытия.

---

248. ЗАБОТЫ СУЕТНОГО СВЕТА

2013-10-29 13:20:58 (читать в оригинале)

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботы суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

Далее, как известно, «ничтожество» поэта искупается «божественным глаголом». Поэт преображается, тоскует в забавах мира, чуждается людской молвы и бежит «на берега пустынных волн»…

Очевидно в отсутствии предводителя муз Аполлона поэту, когда-то написавшему, что «поэт в России больше, чем поэт» пришла в голову мысль поделиться заботами суетного света, в которые он нынче погружен. Так родился документальный цикл «Соломон Волков. Беседы с Евгением Евтушенко», показанный на минувшей неделе в течение трех вечеров по Первому каналу.

Собственно, это не беседа, а монолог восьмидесятилетнего мэтра, пережившего поэтов своего поколения и посчитавшего, что его поэзии и прозы, его песен-шлягеров советской поры, его актерских работ, его фильмов и даже его недавнего мюзикла недостаточно для самовыражения, и пообещавшего на сей раз то ли покаяние, то ли исповедь у последней черты, то есть ту крайнюю запредельную правду, к которой столь явно во все времена стремится русский гений. Такого Евтушенко вы еще не видели - интриговали нас рекламные зазывы Первого канала.

Такого – да: мэтр стар и болен, и камера оператора к нему безжалостна, в противовес мудро молчащему и взвешенно спрашивающему интервьюеру. А павлиний пиджак и такой же павлиний галстук только усугубляют гротескную эстетику образа. В остальном – это тот же самый поэт еще советской поры, для которой в качестве священной жертвы писались такие поэмы как «Братская ГЭС» или «Казанский университет», или такие стихи как «Партбилеты», «Коммунары не будут рабами»… Само удивительное, что они ничуть не менее искренни, чем его же «Танки идут по Праге», где той самой власти, которая, казалось, навсегда, поэт бросал вызов. Для это требовалось немалое мужества, ибо власть была скорой на расправу. Но не в случае с Евтушенко…

Вообще, в истории русской словесности не было еще такого прецедента ( и уже наверняка не будет), когда поэт из идеологически зачумленной страны, опутанной колючей поволокой ГУЛАГа, становился гражданином мира, общался на «ты» с президентами и политическими лидерами разных стран и мог даже позвонить из уличной телефонной будки самому председателю КГБ Андропову, чтобы сказать фразу, которую он несколько раз повторит в своем нынешнем интервью: «Если вы посадите Солженицына, я повешусь».

Поэт рассказывает о войнах, которые он посетил, о своих женах и детях, не раз повторяет комплименты в свой адрес от бывших властей, упоминает поцелуй от самого Пастернака, иногда проливает скупую мужскую слезу, и в результате складывается крепнущее от минуты к минуте впечатление, что перед нами не человек, вставший с веком наравне, а лицедей, которому важнее нравиться, чем быть. «Жалкий какой-то Женя. Кокетка… И очень хочет, чтобы его любили. И Хрущёв, и Брежнев, и девушки…»[17]. Это о нем Андрей Тарковский, еще тогда, в семидесятые.

На вопросы, накопившиеся после просмотра первых двух частей, в какой-то мере отвечает третья часть, где Евтушенко пытается поквитаться с Бродским, который нанес ему когда-то незаслуженное оскорбление, заподозрив, что наш поэт способствовал выдворению будущего нобелевского лауреата из СССР. Долгая и путаная разборка с включением магнитофонной ленты, на которой записан голос Бродского, заканчивается компроматом на самого Бродского – письмом, которое тот написал ректору одного американского университета, где Евтушенко собирался преподавать. В том письме Бродский, явно передергивая, характеризует Евтушенко как человека враждебного Америке. Письмо подлинное, - подтверждает Соломон Волков.

Интересно, что примерно так же Бродский поступил с другим своим «другом» - Василием Аксеновым, написав разгромную рецензию на «Ожог», когда одно крупное американское издательство собралось было опубликовать этот роман.

Итог... Казалось бы, ответ получен, правда торжествует и на мундире мэтра, то бишь на пиджаке от Версаче почти ни единого пятнышка. Только зачем нам знать о малодушии и ничтожестве поэтов, когда их муза молчит?

---

247. ЛОКАС И ВРЕМЯ

2013-07-25 00:11:35 (читать в оригинале)

В связи с процессом над Навальным, заключением его под стражу в зале суда и затем неожиданным освобождением, за которым несомненно козни первых лиц государства, Локас поневоле уже в который раз задумался о своей роли в выпавшем ему пространстве-времени. Когда-то словно именно для таких, как он, Галич пел: «Промолчи - попадешь в палачи». Был бы он москвич, несомненно вышел бы в числе тех десяти тысяч на Манежку, а может, и на Ярославский вокзал отправился бы – встречать… Не потому, что Навальный его кумир – отнюдь, а потому, что власть должна знать свои рамки, свои границы и оглядываться, когда она их переступает. Промолчи и завтра придут и за тобой – он и это хорошо понимает. Также он понимает, что протест таких простых людей, как он, должен быть тоже в рамках, очерченных Конституцией РФ.
Да, бывали у нас времена и похуже, при том что многие выдающиеся представители мыслящей интеллигенции пытались их оправдать, подавляя в себе свою человечность во имя небывалого социального эксперимента. Но они ошибались – тот же глубоко уважаемый Локасом Борис Пастернак. Человечность оказалась сильнее насилия. На тех временах ныне поставлен крест – приговор свершился. Опять же у Пастернака в одном из писем к еще ссыльному Шаламову ( 9 июля 1952 г.) есть такие строки: «Не утешайтесь неправотою времени. Его нравственная неправота не делает еще вас правым, его бесчеловечности недостаточно, чтобы, не соглашаясь с ним, тем уже и быть человеком».
И эта вполне достойная мысль не дает Локасу покоя. Локас понимает, что его ментального неприятия власти мало, чтобы быть человеком. И выхода на Манежку или, там, на Болотную – тоже мало. Но, думая о том, что еще лично он мог бы сделать полезного, кроме участия в демонстрациях и ядовитых заметок в ЖЖ, он понимает, что его время ушло и историю теперь делают другие.
А он что?
Однако вот продолжение той пастернаковской мысли, которая так захватила Локаса: «Но его ( времени - И.К.) расправа с эстетическими прихотями распущенного поколения благодетельна, даже если она случайна и является следствием нескольких, в отдельности ложно направленных толчков».
Это ужасная мысль. Чудовищная. Помните у этого же поэта:
Но разве я не мерюсь пятилеткой,
Не падаю, не поднимаюсь с ней?
Но как мне быть с моей грудною клеткой,
Которая всех косностей косней?
Поэт сожалеет, что не укладывается в прокрустово ложе государственной диктатуры.
Те «в отдельности ложно направленные толчки» были землетрясением в девять баллов, которое обрушило всю российскую культуру и еще на сто лет вперед поработило дух России.