Игорь Куберский. Лирика Голосов: 1 Адрес блога: http://kubersky.ru/ Добавлен: 2011-10-16 02:38:41 блограйдером llyrics

221. ЛОКАС И ГАСТАРБАЙТЕРЫ

2013-01-30 00:35:27 (читать в оригинале)

И вдруг за окнами стало тихо. Обещали закончить в ноябре – получилось в январе. Но теперь уже неважно, хотя вот и Новый год пришлось встречать с лесами, еще покрывавшими треть фасада полукилометрового дома. Но шутка ли дело – содрать с него всю плитку, в том числе смертельно опасную, падающую с верхних этажей, где стены наиболее серьезно были поражены эрозией. Убило ли плиткой кого-нибудь за минувшие сорок лет, что Локас здесь жил, он не знает. Но раз решились на капитальный ремонт фасада, дабы заменить плитку штукатуркой и покраской стен, то, видимо, на это были веские причины.

Леса стояли прямо за окнами квартиры Локаса на втором этаже, и казалось, воры могут легко проникнуть в квартиру, почему он закрывал фортку на задвижку и на ночь не рисковал оставить приоткрытой дверь на остекленную лоджию, хотя с началом отопительного сезона в комнате Локаса стало довольно душно. Локас привык ложиться поздно, в третьем часу, и поздно вставать – в двенадцатом, но ровно в десять утра или раньше за окном раздавались крики и затем начиналось самое страшное - душераздирающий вой и скрежет. Это на разных этажах, орудуя электрическими дрелями, отковыривали плитку... Осколки падали сквозь все преграды, минуя леса одиннадцати этажей, били по окнам, грозясь к концу капремонта оставить квартиру без стекол, но этого, слава богу, не произошло...

Кто они были – эти гастарбайтеры, перелицевавшие сотни тысяч квадратных метров фасада? По-русски почти не говорили, а ведь поколение до них было вполне русскоговорящим, по крайней мере, в городах. Инструменты у них были самые примитивные. Цемент замешивали в бадьях с помощью дрели, потом переваливали его в ведра и тянули вручную на веревке, переброшенной через блок, наверх – а там шпатель да терка для выравнивания и разглаживания цемента, нанесенного на металлическую сетку… Жили они тут же под аркой, в домиках для строителей – по вечерам оттуда доносился пряный запах восточной кухни… В испачканных цементом, пылью и краской робах они попадались Локасу тут и там, встречал он их и в ближайшем продуктовом магазине – с бутылками пива. Он еще подумал – разрешено ли мусульманам пиво? Впрочем, за все эти месяцы он ни разу не видел среди них ни одного пьяного, даже в нерабочее время.

Не все они, приехавшие сюда на заработки, были специалистами. Локас видел однажды, как прораб или бригадир или кто там еще, орал на молоденького штукатура, кажется, впервые в жизни державшего в руках терку, которой следовало делать круговые движения против часовой стрелки… Работали они каждый день, даже по выходным – в мороз ли, в метель, в оттепель. Только когда грянули настоящие морозы, несколько дней на лесах было пусто… Хотя такие же морозы бывают и у них в предгорьях Памира.

Да, это были таджики. В Таджикистане Локас не был. В Узбекистане был: Ташкент, Самарканд, Бухара... В первый же вечер в Ташкенте он помчался на базар, где, изумленный дешевизной любимых гранатов, купил килограмма три. В гостиничном номере, включив свет, он обнаружил, что ему подсунули половину гнилья… Зато какой плов он попробовал в Самарканде! Прямо на улице, из котла… А площадь Эль-Регистан, медресе Шир-Дор, мавзолей Гур Эмира… Что-то запредельное по красоте и стилю… Тогда, в начале апреля, он прилетел в Питер с букетом цветущей сирени… Давно это было, лет тридать назад...

С половины фасада леса уже были сняты, а Локас с женой еще были вынуждены терпеть нашествие сверл за окнами, будто к тебе, схоронившемуся в бетонной коробке, рвались инопланетяне… Если весь день Локас оставался дома, то к вечеру от этих звуков можно было сойти с ума. Затем после пытки шумом началась пытка запахом. Сначала грунтом, потом краской покрывали фасад, потом в такой же последовательности – рамы окон… Едкий запах краски стоял в квартире с неделю, и не переставала болеть голова. Затем, когда запах выветрился, строители начали соскребать мастерком со стекол нашлепки цемента и пятна краски и протирать стекла каким-то раствором, типа уайт-спирита… И снова несколько дней головной боли…

- Они хотят нас вытравить отсюда… - пошутила жена, близко к сердцу принимавшая все перипетии за окнами, хоть и завешанными от посторонних взглядов старыми обоями.

Когда весь этот бесконечный капремонт подошел к концу, на их втором этаже появился таджик с бумажкой и попросил расписаться в ней по поводу завершения работ. Но соседи и жена Локаса отказались, так как еще оставались какие-то мелкие недоделки. Локас тогда рассмеялся: " Они сами за вас распишутся". Так и вышло, но и недоделки были доделаны…

И вот все стихло – за чисто промытыми окнами никаких лесов, никаких голосов и можно снова смело открывать форточку.
- Мне будет их не хватать – пошутила жена.
Мне тоже, – подумал про себя Локас. Потом он открыл сайт Википедии и прочел:

«Трудовая миграция в Россию привела к тому, что Таджикистан занимает 1-е место в мире по количеству брошенных мужьями жен, так как очень многие женатые мигранты-мужчины вступают в России в официальные браки или в незарегистрированные отношения».

И далее про то, что было Локасу знакомо:

Наиболее яркий период развития таджикской литературы приходится на средневековые времена, когда в Средней Азии появилось первое мусульманское таджикское государство — эмират Саманидов (874—1005 гг). Именно в это время началось и формирование таджикской нации. Саманиды уделяли огромное влияние науке и поэзии. Такие выдающиеся поэты и ученые того времени как Рудаки, Абуали ибн Сина (Авиценна), Фирдоуси, Унсури, Дакики трудились при дворе Саманидов. Персы и таджики тогда были единым народом с общими корнями поэтому и литература, искусство, наука тоже были всеобщим достоянием…
В конце X в. Фирдоуси создает всемирно известную героическую эпопею «Шахнаме», превосходящей по объёму и содержанию все существующие ныне произведения. XI век ознаменовался созданием такого жанра, как романтический эпос. Появляется ряд поэм, написанных Унсури, Айюки, Гунгури, Омаром Хайямом в этом стиле, но венцом законченности и красоты стала «Хамсе» («Пятерица») Низами, созданная им в XII веке».

P. S. Таджики говорят на таджикском фарси ( северо-восточном варианте персидского языка, первые письменные памятники на котором в виде клинописи относятся к 600 гг. до новой эры.) – И. К.

Мой блог на Эхе Москвы

27 января 2013, 17:22

---

220. МАЛЕНЬКИЙ БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК ВЯЧЕСЛАВА ПОЛУНИНА

2013-01-27 20:20:48 (читать в оригинале)

Вот новость:

Художественным руководителем Большого Санкт-Петербургского государственного цирка на Фонтанке станет всемирно известный клоун Вячеслав Полунин. Конкурс на должность директора цирка отменен, сообщил на пресс-брифинге в четверг министр культуры Владимир Мединский.

Кажется, это пока единственный приятный месседж от господина Мединского.

Полунина я увидел первый раз в 1982 году... Был в Питере на Аптекарском острове да и есть такой высокий, без излишеств, прямоугольный параллелепипед (а ля Корбюзье советского разлива семидесятых), под названием «Дворец молодежи», с видом на Малую Невку. И вот там на одном из верхних этажей в зальчике на пятьдесят, ну, сто, мест, не больше, в те времена и выступала группа Полунина под теперь уже легендарным названием «Лицедеи» ( не путать с современным театром «Лицедеи» - это, увы, совсем из другой оперы).

В искусстве время от времени случаются события, которые сдвигают наше сознание, встряхивают его, дают ему новый импульс, заставляют работать на каких-то других частотах. Творцами таких событий бывают неординарные личности. Таким стал и Вячеслав Полунин. Еще тогда, в самом начале восьмидесятых о нем говорили как об артисте, клоуне-миме, которого ждет мировая слава. И не ошиблись. Он и стал мировой знаменитостью, гражданином мира. Правда, уехав из России. Но времена тому способствовали. Вспомните тот 1988-й, когда все стало сыпаться, и прежде всего – идеология. Вдруг все подняли голову и заговорили вслух о том, о чем было привычно шептаться на кухне. Заговорили с некоторым удивлением, еще переглядываясь, но ничего за это не было – ни тюрьмы, ни ссылки. Перестройка, гласность, плюрализм мнений… Парочка лет революционного романтизма. Многие тогда двинули на Запад – ведь можно!

А за шесть лет до того, в тесно набитом зальчике мы следили, как на незанавешенной сцене актеры (один из них – Полунин ) молча гримировались, а потом начиналось нечто… Ну, хотя бы – сладострастно-садистское «Низзя!». То есть ничего нельзя, к чему бы герой Полунина ни прикасался. И когда затурканный запретами человечек в желтой робе вдруг вставал на дыбки, вырастая в собственных глазах, и в знак протеста начинал кричать «Зя! Зя!Зя!», а запретитель всего и всея вдруг съеживался – это и было метафорой тогдашнего противостояния тоталитарному насилию. Кодом к метафизической свободе.

Полунину едва ли было дело до конкретной политики и текущего политического момента – просто таков был его герой, внутренне свободный и отстаивающий эту внутреннюю свободу в любых обстоятельствах. А внешняя свобода – ее ведь на поверку всегда немного, где бы ты ни жил. Потому так печален, несмотря на эскапады веселого хулиганства его спектакль Snowshow, покоривший весь мир. Он придуман там, на Западе, в местечке под Лондоном, где Полунин поначалу и обосновался. В «Снежном шоу» много одиночества, печали и особой, я бы сказал, русской ностальгии, то есть ностальгии по России – этот снег, эти три странствующих домика в зимнем пейзаже, эта снежная фантасмагория в финале под эсхатологическую Carmina Burana Орфа – с бураном и прожекторами, как на допросе, бьющими в лицо зрителям… когда на сцене среди снежных вихрей едва угадывается согбенная фигурка маленькая героя, пытающегося противостоять тому, чему противостоять невозможно… Это как обратный отсчет, как притяжение к своему исходу, к холодной и беспощадной, любимой и ненавистной родине, без которой почему-то не живется.

И вот Полунин снова здесь – худрук петербургского цирка, одного из первых в России. Пишут, что он будет независим от директора и даже сам его назначать. Он мечтает «соединить цирк с оперой, симфоническим искусством, живописью, балетом». Только бы у него получилось.

На посошок несколько его высказываний:

«С годами я все меньше хочу думать».

«Я коллекционирую дураков. Каждый дурак – счастливый человек. На солнышко вышел, глаза закрыл – и уже хорошо. Для меня дурак и счастливый – это одно и то же. Если человек следует своим детским мечтам – он счастлив всю жизнь».

«Я не любил заборы, всегда ходил по середине улицы, никогда не завязывал шнурки…»

«Свою жизнь надо строить как произведение искусства – и тогда она становится радостной. Слово творчество открывает любую дверь».

«Может быть я один из самых меланхоличных людей на свете».

Из моего блога на Эхе Москвы
25 января 2013, 14:58

---

219. ВОСПИТАНИЕ НАСИЛИЕМ?

2013-01-22 21:31:20 (читать в оригинале)

Нет, я, конечно, не о том явном или тайном насилии, которое осуществляет государство над своими гражданами. Хотя, думаю, что в новейшей истории мое отечество по объему такого насилия превзошло всех и занимает почетное первое место, по крайней мере, в западном мире… И не потому что мы такие дикие и кровожадные, а потому что поставили над собой бесчеловечный эксперимент под названием «строительство социализма». Оказалась, что осуществить это на деле без тотального насилия на личностью невозможно. Оказалось, что экономика при таком насилии перестает работать. А раз так… Между тем в свое время масштабы «передела мира и человечества» на одной шестой земного шара вскружили голову многим знаменитым представителям западной интеллигенции, не говоря уже о многих моих выдающихся соотечественниках.

О тех временах написано и опубликовано далеко не все. И имена палачей своего народа так и не названы. А еще удивительно, что и сегодня находятся представители творческих профессий, как бы навсегда завороженные масштабами той, несмотря на большой террор, эпохи «большого стиля». Ну да ладно – я о другом. Моя задача намного проще – рассказать о феномене насилия в искусстве, точнее в искусстве кино, обладающего всеми возможностями создавать полную иллюзию реальности происходящего. Есть формула насилия по-голливудски, когда, скажем, благополучная семья подвергается смертельной опасности и физическим страданиям со стороны одного или нескольких отморозков, и под конец зритель, измученный творящимся беспределом, вместе с прошедшими через ад героями вознаграждается победой Добра над Злом. Есть и попроще, когда в ответ на насилие семерка хороших парней уничтожает сотню-другую плохих парней, а зрителю только того и надо - чем больше праведного возмездия и крови, тем эффектней.

Почему так много фильмов о насилии? Разумеется – потому что это товар. Насилие в спросе – оно хорошо продается и покупается. Его исток в нашем животном начале. В нем – код нашего выживания. Равно как в потребности доминировать – залог нашего самосохранения. И когда мы смотрим фильм о насилии, мы отзываемся и исподволь готовы раздвоиться на палача и жертву. Это садомазохизм в одном сосуде, куда помещена наша душа. Торговая марка насилия приносит кинопроизводству огромные прибыли. Но какая прибыль от насилия нашей душе?

Об этом я задумался, посмотрев фильм Михаэля Ханеке «Странные (или забавные) игры». Сразу извиняюсь за столь позднюю реакцию, когда вся роща золотая уже отговорила… Ведь факт, что кино, даже выдающееся, занимает сегодня умы и сердца недолго – ну, неделю-две. А сколько их там, разных фильмов - жизни не хватит, чтобы пересмотреть. Я же смотрю мало и редко и, если бы не недавняя премьера «Amour», вообще не знал бы, кто такой Ханеке, хотя в свое время был весьма впечатлен его «Пианисткой». Оказалось, что он моего же года рождения, 1942, а я давно заметил, что пристрастен к дискурсу своего малочисленного, в силу войны, поколения.

Итак, странные игры - трудно их назвать «забавными», при всем встроенном в слово funny сарказме. Двое юношей в белом и белых матерчатых перчатках ( как два ангела смерти) являются в чужой дом, в незнакомую им семью, и медленно, безжалостно расправляются с нею. Не зная сюжета, поначалу думаешь, что невольные жертвы найдут какой-то выход, и что по парадигме виденного прежде выход обязательно есть. Хотя бы по наивному закону воздаяния за Добро и Зло – ведь невыносимо смотреть, как обычные невинные люди становятся пешками в каком-то сатанинском макабре. Однако нам предстоит быть свидетелями трагедии до конца, и ничто – ни побег мальчика, ни временное освобождение от пут его матери не предотвратит неумолимого движения к смерти всех троих. При том, что исполнители этой медленной казни обликом ничуть не злодеи, а даже напротив… Вот такое кино.

Зачем он, австрийский режиссер Михаэль Ханеке это делает? Да еще по своему собственному сценарию. Иногда мне кажется, что те, кто родился в годы войны, имеют врожденную психотравму, полученную еще в перинатальный период – это страх и боль их матерей, это их, еще не родившихся, собственный страх – ведь известно, что в утробе тоже слышат, а в каждом доме даже при реквизированном радиоприемнике была тогда картонная тарелка динамика, передающего последние известия с фронтов…Насилие по Ханеке, это, на мой взгляд, прежде всего потребность избавиться от врожденного комплекса страха, от памяти о войне.

Я посмотрел пять его лент и полагаю, что все они представляют собой некие символические драмы-притчи, каждая из которых призывает зрителя к самостоятельной работе ума и сердца. И даже не столько к сопереживанию с показанным, сколько к самоосмыслению, к наполнению собой лакун в киноповествовании. А что вообще Ханеке говорит о творчестве, в том числе и своем?

«Насилие в современном обществе становится все более безличным, не таким романтизированным, каким его хотят представить некоторые авторы, например Тарантино».

«Развлекательное кино даёт простые ответы, но я считаю, что в конечном счете оно более цинично, поскольку лишает зрителя свободы думать».

«Мои фильмы создавались для полемики, как антитезисы американскому кино и выхолащиванию им зрительской энергии. Они обращены к кинематографу насущных вопросов — взамен фальшивых, слишком быстрых ответов... Можно сказать, мои фильмы — протестные по отношению к мейнстриму».

«Я пытаюсь вернуть насилию то, чем оно по сути является: боль, причинение вреда другому.
Вопрос не в том, как я показываю насилие, а скорее - как я показываю зрителю его положение по отношению к насилию и его проявлениям».

Понятно, что Ханеке предлагает нам не насилие - он заставляет нас выстроить свое отношение к нему, за рамками увиденного, и не только отношение, но и в какой-то мере – самих себя.
И все-таки чем отличается классический триллер «Техасская резня бензопилой», где ужас без конца и просвета, от «Странных историй», где герои, расправившись с одной семьей, уже ступили на порог дома следующей? И там, и там – немотивированное насилие и душераздирающая жестокость. Разница в киноязыке. Ибо там жанр триллера, а тут – символ и притча. И если там вы не испытываете ничего, кроме мурашек по спине, то здесь ваши мысль и чувство обременены нравственным поиском… Здесь не пугают, а заставляют думать, оценивать и позиционировать себя по отношению к миру, который болен насилием. Переживаем ли мы при этом катарсис? Пожалуй, да.

Из моего блога на Эхе Москвы

20 января 2013, 12:26

---

218. ДмБ: КАРТИНА МАСЛОМ

2013-01-21 14:14:59 (читать в оригинале)

Написал для "Эха Москвы" шутливое посвящение Диме Быкову. Но там не взяли. Жаль, а так бы прочло несколько тысяч, вместе десяти человек здесь, у меня...

***
Чуть что у нас опять не так,
Глядь, он вспылит подобно танку
И на любой от власти fuck
Задаст ей трепку спозаранку.

То несомненные стихи,
То однодневные куплеты...
И не найдут никак верхи
Им симметричного ответа.

То Пастернак, то Мандельштам,
То Маяковский, то Есенин…
Он в рифму подыграет нам,
Но и без рифмы слог отменен.

Он столько их наворотил,
Что одолеть не хватит мозга,
И среди нынешних светил
Он главный, без котурн и лоска.

Он и поэт, и гражданин
В одном лице, как Вова с Димой,
И то, что сделал он один,
Для многих неисповедимо.

Я, как ни бьюсь, не подберу
В родной словесности аналог:
Покорно все его перу -
От мадригалов до кричалок.

И все же мне отчасти жаль
Столь титанической работы.
Его не полностью скрижаль
Вместить готова - только что-то…

Как говорил другой поэт:
В любви народной мало проку -
То от глупца услышишь бред,
То матюгнется кто-то сбоку.

Пройдет минутный шквал похвал,
Перелистнут твою страницу,
Но то, что ты наволхвовал,
Даст Бог, окупится сторицей.

Останься и угрюм, и тверд,
И не по времени спокоен.
Храни тебя твой русский Word
С московской клавой колоколен.

---

217. КАЗУС ФЕМИДЫ-ЮСТИЦИИ

2013-01-20 12:54:26 (читать в оригинале)

Фемиду всегда изображали с повязкой на глазах, как символ беспристрастия, с рогом изобилия и весами в руках. Весы — символ меры и справедливости, на них взвешиваются добро и зло, совершённые людьми при жизни. Рог изобилия в руке Фемиды — символ воздаяния представшему перед её судом. Римляне назвали греческую Фемиду Юстицией и вместо рога вложили ей в правую руку карающий меч. Когда реконструировалось здание Верховного Суда Российской Федерации, над входом в комплекс была установлена скульптура Фемиды, на лице которой отсутствует повязка. То, что действительный член Академии художеств Александр Цигаль (1948 г. р.) снял со своей скульптуры повязку, разумеется, не ошибка искушенного в метафорах и символах художника, а вполне сознательный акт, смысл которого, к счастью, не дошел до властей предержащих. Да, наша Фемида-Юстиция зрячая, и зрачки ее скошены в сторону Кремля. Более того, одна из чаш ее весов виртуально занята. А если бы на глазах у Фемиды-Юстиции все-таки осталась повязка, то на шею ей надо было бы повесить айфон, а в ухо вставить клипсу наушника — ну, для прямой связи.

Из последних деяний Верховного Суда лично меня больше всего огорчило, когда он отказался принимать к рассмотрению коллективное обращение деятелей культуры и вообще совестливых людей в защиту Pussy Riot - отказался под предлогом якобы неправильно оформленного письма. Впоследствии на разных сайтах, в том числе на "Эхе Москвы" были десятки компетентных выступлений юристов о неправомочности тех обвинений, которые были предъявлены девушкам, и о несоответствии правонарушения избранной мере наказания. Хотя бы тут верховные судьи объяснили бы нам и мне в том числе, где тут собака зарыта. Увы...
Не хочется так думать, но текущие события навязчиво лепят образ нашей российской Фемиды-Юстиции, отбирающей с широко открытыми глазами чистых от нечистых. Под чистыми у нее значатся представители высшей власти, их домочадцы и прочие избранные, олигархат и церковники, строящие дворцы в государственных заповедниках, совершающие в пьяном виде ДТП или избивающие пенсионерок, а также представители наших славных силовых ведомств, депутаты госдумы и известное количество приближенных на местах.

Это золотой фонд власти, который нельзя разбазаривать. Это друзья, про которых сказано: друзьям все, остальным - закон. Но даже закон для остальных иногда устраивает перформансы, дабы продемонстрировать «объективность» и «неподкупность». Ну как якобы в попытке пересмотра дела заключенной Марии Алехиной, то есть смягчении наказания в виде отсрочки, поскольку дома у нее остался пятилетний сын. Решение суда — отказать. Между тем уже был прецедент переноса срока наказания, правда в случае с «чистыми», а молодая мама, спевшая «Богородица, Путина прогони», чистой быть никак не может. А сколько проштрафившихся ментов, и следователей, и прокуроров и даже, страшно сказать, отдельных представителей ФСБ получили или не получили условные, более чем щадящие сроки за более чем серьезные преступления... Или вот - «Сердюков ни в чем не виноват!» - еще до всяких судов заявляет председатель Следственного Комитета. Как это изволите понимать?

Хочу привести пример правосудия первохристианина — самого Иисуса Христа.
Помните притчу «Христос и Грешница»? Вот как она выглядит в евангелии от Иоанна
( глава 8-я, стихи 3-11)

"Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?
Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания.
Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле.
Они же, услышав [то] и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди.
Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши".

Как видите, Христос простил женщине ее прегрешение, словно забыв о своих же словах в Нагорной Проповеди: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну». Далее — то же самое про правую руку...
Христос противоречит себе? Нет! Он милостив и это не удивляет. Меня здесь всегда удивляло другое. Вот это: они же, услышав [«кто из вас без греха, первый брось на нее камень»] и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних... Вот оно заветное: «будучи обличаемы совестью». А теперь на миг представьте, что женщина, та же Мария Алехина, совершившая гораздо менее тяжкий грех, оказалась в окружении православнутых хоругвеносцев, полицаев, казаков, думцев и сенаторов, которым сказали: «кто из вас без греха, первый брось на нее камень (ударь дубинкой)» Ох, сколько бы охотников нашлось бросить и ударить... Совесть бы их не остановила. Потому что ее у этих грешников нет и в помине. Государственники? Нет, это какая-то другая генерация.

Поскольку наша власть идет на трепетное сближение с религией и потому задумала новый закон о защите веры, я бы хотел сказать несколько слов о возможных последствиях его правоприменения. Скорее всего он будет принят и наверняка станет причиной еще больших раздоров в нашем смятенном обществе. Ладно, как-нибудь и с этим разберемся. Только бы он не был перенесен на культуру, на наше огромное культурное наследие, где в разные времена по-разному относились и к вере, и к Богу. Как бы не пострадали от этого закона наши литература, живопись, то есть наши библиотеки и музеи, наши театр и кинематограф. Как бы не запылали костры. Ведь только очень униженному и попираемому народу может понадобиться такой закон, дабы иметь это маленькое куцее право — право оскорбиться за свою веру, когда другие права отняты.

Из моего блога на Эхе Москвы
17 января 2013, 20:54