«Русская планета» продолжает цикл статей об истории украинского национализма. В предыдущем материале было показано зарождение этого движения. На этот раз будет освещено развитие украинского национализма во второй половине XIX — начале XX века.

Смерть Николая I и последовавшее за ней прекращение масштабной цензуры сказалось и на опальных украинофилах — бывших членах братства Кирилла и Мефодия. Николай Костомаров вернулся из ссылки и получил должность профессора в Санкт-Петербургском университете, где был настолько тепло встречен, что после своей первой лекции из аудитории он не ушел, а был вынесен на плечах восторженных студентов. В Петербург также переехали Тарас Шевченко и Петр Кулиш. Настроения, царившие в имперской столице того времени, вселяли в основателей украинского национализма надежды на перемены, и именно тогда был определен главный вектор деятельности этого интеллектуального движения — борьба за украинский язык.

Предотвратили «польский заговор»

Вопрос об украинском языке являлся ключевым для украинофилов того времени. Как отмечает теоретик национализма Катрин Вердери, любой национализм нуждается в символе, моментально пробуждающем национальные чувства в сердцах граждан. И для украинского национализма того периода таким символом стал именно язык.

Через развитие и распространение литературного украинского языка посредством книгопечатания украинские националисты 1850-60-х годов рассчитывали получить широкую народную поддержку. Венцом их деятельности стал журнал «Основа», выходивший в 1861-1862 годах. Костяк редакции составили Кулиш и Костомаров, а также молодые авторы — Ф. Рыльский и В. Антонович. Каждый номер журнала открывали произведения недавно скончавшегося Тараса Шевченко, превратившегося к концу своей жизни в живой символ украинской самостийности. В том числе и через «Основу» работы Шевченко оказали огромное влияние на мировоззрение украинской образованной молодежи, а его могила стала своего рода «священным местом» для всех украинофилов.

Русская армия на площади в Варшаве во время Польского восстания. Фото: dsh.waw.pl

О символическом значении фигуры Шевченко красноречиво свидетельствует распространенное в пореформенной Украине мнение «Отец наш — Шевченко, мать наша — Украина». С появлением «Основы» украинофильство получило платформу для продвижения своих идей. Эффект не заставил себя ждать. Например Д. Дорошенко назвал напечатанную в «Основе» статью «Две русские народности» Николая Костомарова «Евангелием украинского национализма». А охранное отделение отмечало, что «бо́льшая часть молодого поколения заражена украинофильством; за что, конечно, нужно благодарить «Основу». Параллельно журналу Н. Костомаров начал сбор средств для массовой публикации художественной литературы на украинском языке.

В начале 1860-х годов украинский национализм как движение уже перерос стадию исключительно научного интереса, и начался процесс создания институтов для массовой агитации широких слоев населения: прежде всего, подготовка массового доступного книгопечатания учебной и церковной литературы на украинском языке. Потенциально это могло привести к мобилизации крестьянства, которое после отмены крепостного права в 1861 году пребывало в перманентном ожидании обретения «истинной воли», что в перспективе вполне можно было связать с требованиями независимости. Неудивительно, что одним из последних факторов, вызвавших ответные действия имперского центра, стал призыв Полтавской «громады» (название украинофильских кружков на территории Украины. — РП) к громадам других областей о создании петиции в Литературный комитет Петербурга с просьбой разрешить преподавание в школах на украинском языке.

Реакция Петербурга не заставила себя ждать. Несмотря на значительно большую либеральность пореформенного правительства в сравнении с временами Николая I, оно было не намерено терпеть деятельность украинофилов, которая, как казалось, выходила за рамки культурного просвещения и этнографических исследований, приобретая характер политического сепаратизма. Позиция официального Петербурга была сформулирована статьями известного консерватора Михаила Каткова, в которых он, полемизируя с Костомаровым, отрицал существование двух русских национальностей и двух языков. По его мнению, деятельность украинофилов была результатом продуманного «польского заговора», в котором последние были лишь пешками.

Герб Польского восстания, соединённые символы Польши, Литвы и Украины (Архангел Михаил). Источник: wikipedia.org

В тогдашнем историческом контекстеочередного польского восстания подобные теории польского вмешательства в деятельность громад пользовались большой поддержкой в административных кругах Петербурга. Польские повстанцы действительно часто оказывали медвежью услугу украинским националистам. Так, они включили в качестве элемента герба восстания фигуру Архангела Михаила, небесного покровителя Украины, что явно укрепило подозрения на берегах Невы.

Царское правительство беспокоили два момента в деятельности украинских националистов. Во-первых, перспектива сепаратизма в самой Украине, и во-вторых гипотетическая возможность участия в нем польских повстанцев. Результатом стал циркуляр министра внутренних дел П. А. Валуева от 16 июля 1863 года, де-факто запретивший публикацию любых произведений на украинском языке, выходящих за пределы художественной литературы. В том числе была запрещена публикация книг религиозного содержания, букварей и школьных учебников — всего того, что могло быть легко распространено в крестьянской среде. Практическим последствием циркуляра стало снижение темпов распространения грамотности среди украинского крестьянства. Сам П. А. Валуев считал свой циркуляр скорее оборонительной мерой, направленной против польского влияния.

Эмский запретительный указ

В первой половине 1870-х годов новым поколением украинофилов была предпринята попытка обойти действие циркуляра и возродить активность украинского национального движения. Самой заметной фигурой этого периода бесспорно является Михаил Петрович Драгоманов — историк, журналист и литератор. Изначально, будучи преимущественно историком и признанным в Европе фольклористом, Драгоманов отстаивал в своих статьях об украинской литературе идею федерализации империи. Литературные исследования Михаила Драгоманова не ограничивались лишь территорией России. Большое внимание он также уделял изучению украинского фольклора в Галиции и на Буковине, где одним из самых заметных его учеников стал молодой Иван Франко. В целом, личность Драгоманова повлияла на многих деятелей культуры Украины того времени. Интересно, что он приходился дядей Лесе Украинке, одной из ключевых фигур украинской литературы.

Центром украинофильской деятельности 1870-х годов стало киевское отделение Императорского Географического сообщества, которое инициировало исследования украинской народной культуры, а также стремилось донести украинский литературный язык, изложенный в Библии Кулиша и стихах Шевченко, до широких масс населения. Важность этой задачи определялась тем, что даже в 1870-е годы украинский национализм, как комплексное мировоззрение, продолжал оставаться преимущественно культурным движением среди части образованных кругов этого региона. Политические требования были еще недостаточно четко сформулированы и в основном касались прекращения политики препятствования просвещению украинского крестьянства на основе украинского языка.

Михаил Драгоманов. Фото: komtv.org

Деятельность Драгоманова и других украинофилов вызвала беспокойство среди пророссийских кругов украинской элиты. В 1875 году помощник попечителя Киевского учебного округа Михаил Юзефович направил письмо начальнику III отделения, в котором он обвинил украинских просветителей в том, что они хотят «вольной Украины в форме республики, с гетманом во главе». Итогом разбирательства письма в Петербурге стал Эмский указ, выпущенный в 1876 году и дополнивший основные принципы политики царского правительства на территории Украины, изложенные еще в Валуевском Циркуляре: ограничение использования украинского языка только в сборниках исторических документов и так называемой изящной словесности и недопущение распространения украинской грамотности среди крестьянства было дополнено запретом ввоза книг, написанных на украинском языке, на территорию Российской империи из-за границы без специального разрешения. Было закрыто киевское отделение Императорского Географического сообщества, а Драгоманов был вынужден эмигрировать. Действие этого указа не было отменено до Манифеста 17 октября 1905 года, хотя в 1881 году и были сделаны некоторые послабления: разрешено печатание художественной литературы на украинском языке.

Таким образом, к началу 1880-х годов XIX века украинский национализм находился в наиболее тяжелом положении с момента своего зарождения. Несмотря на многочисленные усилия украинской интеллигенции, крестьянство оставалось не затронутым национальной пропагандой. Цензура в печати демонстрировала высокую эффективность, а отцы-основатели украинской идеи либо умерли, как Шевченко, либо стали менее активны, как Кулиш и Костомаров. В борьбе с имперским центром за массовое распространение литературного языка украинофилы потерпели на тот момент поражение. Более того, движение не смогло в легальной форме сформировать политические требования. Однако, история Украинского национализма как идеи не закончилась — он лишь сменил свой центр.

Новое поколение украинского национализма: Грушевский и Франко

Потерпев неудачу на территории Российской империи, украинский национализм получил дальнейшее развитие на территории Австро-Венгрии. Центром движения стал Львовский университет, а именно кафедра всеобщей истории, которую в то время возглавил выдающийся историк Михаил Грушевский, человек, заслуживший высочайший авторитет среди украинских националистов и в будущем первый, пусть скорее и символический, председатель Центральной Рады Украинской Народной Республики. Продолжая традиции Костомарова, Грушевский написал фундаментальный труд «История Украины — Руси», в котором он, взяв за основу историю земель, составлявших когда-то Галицко-Волынское княжество, отстаивал ту точку зрения, что русские и украинцы принципиально разные народы. Так, он считал русских этническими наследниками финно-угорских племен, а украинцев — истинными преемниками Киевской Руси и потомками древнего племени антов. Отдавая должное тому, что полонизация оказывает негативное влияние на западно-украинское население, Грушевский придерживался точки зрения о бедственном положении украинцев во всех существующих государствах. Фактически, именно его концепция истории и политические взгляды стали политической основой для нового украинского национального движения.

Иван Франко. Фото: kameniar.lnu.edu.ua

Возглавляемая Грушевским кафедра стала центром активности украинских националистов, и в скором времени Грушевский становится руководителем всей научно-культурной жизни Галиции. Что важно, Грушевский создает научное сообщество имени Тараса Шевченко, в котором нашли работу многие талантливые украинские авторы, среди которых был и Иван Франко.

Иван Франко, выходец из семьи кузнеца, был одной из ключевых фигур среди украинской интеллигенции. По материнской линии он был потомком рода так называемой «загонової шляхти», или служивого дворянства, и большое влияние на его детские воззрения оказала тетя, Людвига Кульчицкая. Поначалу работая как литератор, Франко со временем превратился в ключевую фигуру публицистики на Западной Украине: в его статьях совмещалась критика социальных порядков тогдашней Австро-Венгрии со снова и снова поднимавшимся украинским национальным вопросом. Но что самое главное, именно Франко вместе с другим видным публицистом, Михаилом Павликом, стал основателем первой украинской политической партии — «Русско-Украинской радикальной партии» (позднее просто Украинской радикальной партии). В скором времени партия стала достаточно успешной, чтобы пройти в парламент дуалистической монархии. Таким образом, украинский национализм впервые получил по-настоящему политическое измерение.

В ожидании момента

Второй период украинского национализма завершил его начальную стадию. Родилось мощное интеллектуальное движение, выступавшее за самостийность украинского этноса. Под эти требования были подведена историческая, культурологическая и лингвистическая базы, тем самым была де-факто сформирована готовая идеология, которой лишь не хватало широкого распространения и создания сильной обще-украинской политической организации.

Судьба движения была различной в зависимости от государств: в Российской империи оно так и осталось по большей части изолированной от широких слоев крестьянства и пролетариата, в Галиции же движение смогло принять форму политической партии, пусть и имеющей своей базой в первую очередь образованные слои населения.

Ключевая роль украинского языка, как основы самоидентификации — наиболее характерный признак украинского национализма того периода. Именно через язык лидеры движения рассчитывали объединить расколотый украинский этнос. Отсутствие политики жесткой ассимиляции как в Российской империи, так и в империи Австро-Венгерской создавало потенциал для распространения националистической идеологии среди населения в других более благоприятных условиях. В скором времени такие условия создаст хаос распада Великих империй и огонь Гражданской войны.

Подробнееhttp://rusplt.ru/world/borba-za-movu-10100.html

Дорогие мои, вы не представляете, как это жутко и страшно видеть, как умирает твой город. Донецк уже никогда не будет таким, как я его помню, вы никогда его не увидите таким, как раньше, пишет в своем блоге на "УП" Александр Полквой.

Внешне он пока еще выглядит цветущим, весенним городом - с буйной зеленью, гуляющими детьми, открытыми продуктовыми, множеством цветов, широкими улицами, а за окном у меня на теннисном корте стучит мячик. Он выглядит как человек, который смертельно болен, и еще не знает, что очень скоро умрет.

Он почти такой, как раньше. Почти - потому что уже появились язвы в виде блок-постов, бетонных укреплений с мешками, вооруженных людей в масках с автоматами. Потому что количество машин на улицах снизилось в несколько раз. В выходные машин на улицах почти нет - и пугающая, гнетущая тишина.

Он умирает. После десяти вечера нет ни одного работающего магазина, аптеки, ни одного человека на улицах, из машин - только такси. Все кафе, все заведения закрыты.

Для того, чтобы после десяти вечера пройти пятьсот метров и провести своего товарища к его дому, мы оба берем паспорта - и нам обоим не по себе, комендантский час. Для того, чтобы пройти после десяти вечера километр по центру города - а я живу в центре города, нужно быть очень отчаянным, либо пьяным - потому что я несу гитару в кофре, и мало ли что взбредет в голову людям с оружием - я ужасаюсь тому, что я боюсь ходить по своему городу. 

Звук приближающейся сзади грузовой машины теперь мне напоминает звук приближающейся вертушки. Я оборачиваюсь. Вижу грузовик - а иногда - военную колонну. А при звуках выстрелов дети, гуляющие во дворах, испуганно несутся домой, рядом с такими же испуганными мамами и бабушками. Привыкают.

Все разговоры, кроме тех, когда начнется война в городе, только о двух вещах - куда ты думаешь уезжать, и когда. Вопрос об отъезде разделяется на две категории: куда ехать, когда начнется война, и куда уезжать жить, потому жить здесь будет нельзя. Кто-то хочет уехать на окраину города, кто-то в ближайшие села и поселки, туда, где не стреляют, или не будут стрелять. Где пока еще нет войны. Другие говорят: Луцк, Запорожье, Херсон, Львов, Днепр, Россия. Эти говорят про отъезд навсегда.

Мало кто хочет уезжать - но все понимают, что уезжать придется, потому что город обречен. Никто не верит ни в благополучный, ни в быстрый исход. Не верю и я. 

Ни войны, ни мира - и дикое, зашкаливающие напряжение, тревога, ожидание чего-то плохого, ужасного. Так можно прожить неделю, две - но не больше, больше не получится делать вид, что ничего особенного не происходит, потому что нужно жить дальше, потому здесь дальше жизни не будет.

Закрываются предприятия - я даже не про промышленность, не про металлургию и шахты. Я про строительство, бизнес, непродуктовые магазины, кафе, развлекательные заведения. С бизнесом в Донбассе и Донецке покончено надолго. Кто может - отправляет работников в длительные, до сентября отпуска. Встретимся после войны. Кто может - эвакуирует сотрудников в другие города - то же Запорожье, Полтаву, Кривой Рог, Одессу, Киев. Но таких очень мало. Большинство просто готовятся закрываться, или закрываются.

Уже уехали те, кто смог уехать. Кто-то отправил из Донецка свои семьи. Многие готовятся уезжать. Те, кто останутся - они просто не могут, некуда, да и не на что. Или ждут, и верят в то, что все, может быть, будет не так уж плохо. Не так плохо, как уже есть.

Деньги у людей скоро закончатся, и заработать их здесь невозможно. Мне, кстати, кажется, что банки здесь закончатся даже раньше, чем деньги у людей. Потому что при любом исходе банки здесь не смогут, не будут работать - будь то война, или даже если несколько тысяч вооруженных людей смогут установить полный контроль над двумя областями, где пока живет семь миллионов человек. Не будет банков - не будет зарплат, пенсий, экономики.

И это случится. Поэтому вопрос сейчас даже не в "заработать", а в "выжить". Да, друзья мои - мысли об этом. 

Никто не верит в то, что те, кто здесь живут - кому-то нужны. Люди брошены, Донецк - это клетка, тюрьма, из которой пока еще можно вырваться - бросив все, квартиры, имущество, работу, свои надежды и планы на будущее, вырваться, потому что нужно выжить - это важнее. 

Все понимают, что это очень надолго. Что будет очень плохо. Очень плохо. И многие умрут. Как умрет этот город.

Наше будущее убили. Забросали коктейлями Молотова, расстреляли из травматов и АКМ, самоходок "Нона", и воспитанием ненависти на российском и украинском ТВ. Мы - маленькое пятнышко на карте небольшого масштаба, где взрослые дяди из разных государств с азартом двигают свои фишки, делая свой ход, для которых те, кто живут здесь - статистика. Как являются для них статистикой наши смерти - те, что были, и те, что еще будут. 

Меня душат слезы от обиды, от несправедливости, от разрушенного будущего, от боли за своего ребенка, которого нужно спасти, обязательно спасти, если что-то начнется - и от страха, что я не смогу это сделать. 

Берегите мир. Вы даже не знаете, насколько это важно - важнее всего. Берегите мир там, где вы живете, не давайте случится войне, потому что война - это смерть, и это не кино - это здесь и сейчас. Берегите мир у себя дома. Мы у себя не сберегли.

Александр Полквой, Донецк

Донецк - город, которого нет

Донецк сегодня.

Многие ученые считают,

что город – это живой организм,

а люди в нем – живые клетки.

Представьте себе вполне богатый, цветущий, современный город. Еще недавно ты в нем жил, имел работу, имел возможность вечером сходить с девушкой в ресторан, а на выходных с ребенком в парк. Ты чувствовал себя в безопасности. Ты строил планы на годы вперед. Все было понятно и просто.

Все прекратилось не в один момент. Никто сразу и не замечал, что город поразила эпидемия.

Первым симптомом было появление на улицах бацилл - некоторого количества непонятных людей. И вроде, какая-то часть тебя их даже понимала. Кажется, они хотели жить лучше. Кто может отказать бабушке или дедушке, рабочему или безработному в их праве хотеть жить лучше? Их дворов исчезли все бомжы. Может, им наконец открыли реабилитационный центр и вернули обществу полноценного гражданина? Тоже неплохо. Их было немного. В самое лучшее время их численность достигала 1% от жителей города.

Затем появился вирус - непонятные лидеры непонятных людей. Они назначали себя «народными» мерами и губернаторами, лидерами и вождями и говорили с трибуны понятные слова для непонятных людей. Это уже намного позже мы выяснили, что в своей прошлой жизни они были Дедами Морозами, лохотронщиками, кинологами и просто городскими сумасшедшими. Они говорили разные непонятые слова типа «федерализация», «хунта», «Домбас должен быть услышан», но обещали, что если все непонятные люди будут повторять эту манту минимум раз в неделю, то жить станет лучше.

До этих пор жизнь города текла как и прежде, без изменений. Хуже стало, когда начала отказывать иммунная система города – МВД и СБУ. Вместо того, чтобы бороться с инфекцией, она сама стала инфекцией. Течение болезни ускорилось. Начали отказывать различные органы. Но город еще сопротивлялся. Размеренность жизни почти не нарушилась. Инфекция доставляла лишь малую толику неудобств его жителям. И даже была большая надежда, что болезнь уйдет, отступит, потому что мозг города и его жителей не был затронут инфекцией.

Но тут был поставлен научный эксперимент и в плоть города внедрили супервирус – оружие и людей, готовых это оружие использовать. После этого город начал постепенно умирать. Супервирус стал множиться и атаковать незараженные клетки. Городу не чем было обороняться. И хоть мозг до сих пор не был затронут, стало понятно, что смерть города – это только вопрос времени. Он не хочет умирать. Он хочет, чтобы все было, как прежде. Но сам бороться уже не в состоянии. Его приговорили. А ему так хочется жить!

Я пишу эту постаппокалиптическую картину в час ночи из центра Города. Города, которого нет. Он стал больным и серым. В нем перестали улыбаться и строить планы больше чем на день.

За окном только что отзвучали очередные выстрелы. Завтра утром, когда я проснусь, я первым делом побегу смотреть новости. Сводка происшествий за ночь в Городе ужасает своей длиной.

Сын уже давно не ходит в школу, хотя официально школы работают.

Выход из дома приравнивается к полету на другую планету. Твоя жизнь и здоровье зависит от случая, а также от моральных качеств и внутренних тормозов окружающих тебя людей. Тех, кто сильнее тебя физически, тех, кто с кого есть оружие. Ты уже знаешь, что нельзя брать с собой много наличных денег, обязательно взять паспорт, желательно не одевать ничего броского, часы – долой, телефон – попроще. Хорошо, что у жены машина не дорогая. Есть шанс, что не отберут.

На улице ты мгновенно переносишься или в 1917 или в 1936г. Это уже как кому повезет. Ты чувствуешь себя шпионом в тылу врага. Стараешься быть незаметным и маленьким. А на крик: «Ах ты контра!! Ты что, бендеровец, что ли?!», так и подмывает сказать: «Отнюдь. Я такое же быдло как и вы». И не важно, что он не поймет иронию этой фразы. Важно, что я так не скажу. Потому что хочу вернуться домой живым. Время слов уже прошло.

А снаружи уже проблема найти работающий «свой» банк и банкомат. Многие непродуктовые магазины и аптеки закрыты. И не дай бог вам заболеть. Мест в больницах нет. Их заняли те, кто пришел «воевать за нас» - русские, чеченцы, осетины, абхазцы.

Город пустеет с каждым днем. По-видимому, проблема с пробками наконец-то решена. Возможно, вскоре уеду и я с семьей. Потому что страну люблю больше, чем Город. Как бы пафосно это не звучало.

Дома я опять и опять буду перечитывать ленту новостей из десяти разных источников. И опять буду вспоминать наших парней, расстрелянных под Волновахой,  генерала и его 13 бойцов в сбитой сегодня вертушке и переживать за очередных луганских ВВшников, окруженных штурмующими террами.

А ночью в который раз будет сниться «Днепр», «Донбасс» и АТО. И может быть ночью я буду улыбаться, потому что днем не получается.

http://blogs.korrespondent.net/blog/events/3371062/