| Сегодня 4 августа, понедельник |
      |
  
|
  
Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Главная /
Каталог блоговCтраница блогера Роман Максишко/Записи в блоге |
 |
Роман Максишко
Голосов: 1 Адрес блога: http://romires-art-diary.blogspot.com/ Добавлен: 2012-02-26 16:34:32 блограйдером MarinaSTYLE |
награда нашла героя
2012-06-05 21:37:00 (читать в оригинале)Ви таки ж уже будете смеяться, господа хорошие, но я сам рыдал как младенец, когда получил гонорар за работу, проделанную более 15 лет назад.
Я сделал такой плакатик. Даже буковки на этом плакатике делались из краски, которая высыхая имитировала запекшуюся кровь, а потом эти буковки сканировались и обтягивались в фотошопе. Хозяин был очень доволен, однако обещанные пять тонн грина в виде премии за креатив так и не заплатил.
Скандал удался, хотя был он и не таким уж большим, как рассчитывал Герман Львович. Даже по телевизору шли дебаты с приглашением анафемствующих. Женщины пугались видя это чудо в метро, где постеры развешивались в основном пиратским способом — вероятно для ужесточения скандала.
Впоследствии появилось большое количество людей, утверждавших, что это они авторы злободневного креатива. Много было всего, но только не истинной боли от осознании социальной проблемы...
И вдруг на прошлой неделе, как гром среди ясного неба, раздается телефонный звонок, и мой старинный приятель, работающий в "Таймсе", сообщает мне, что Герман Стерлигов разыскивает меня, и уже обыскался, чтобы именно заплатить за эту работу, и, мол, передает мне номер своего телефона. Я не верю своим ушам, однако звоню Герману Львовичу. Блин! И точно: не розыгрыш! Мы договариваемся о встрече в его офисе в центре Москвы. И вот, сегодня я возвращаюсь домой счастливый и окончательно охреневший от такого подарка судьбы.
Я не знаю кто сдох в лесу: медведь или слон, но Герман Стерлигов оказался порядочным человеком. Прошу зафиксировать это в протоколе!
На закуску для людей, не верящих в чудеса. Выкладываю фотку с мобильника, снятую в офисе Германа Львовича.
На картинке хорошо видно, что не только моя мечта исполнилась, но и мечта заказчика: вот он кремль, совсем рядышком ))). Так что работает креатив!!! По-стахановски!
Тэги: аборт, герман, гонорар, детоубийство, закон, листовка, младенец, плакат, реклама, стерлигов
Постоянная ссылка
наследие моей глупой молодости
2012-05-14 12:49:00 (читать в оригинале)Просто диву даюсь... Ну что за настроения меня обуревали в юности? Точно, психушка плакала по мне. Однако же из песни слов не выкинешь — вот еще одно произведение моего воспаленного малолетнего мозга... Не судите строго )))
Герцог идет с отрешенным взглядом впереди небольшого призрачного отряда. Ноги едва слушают его, а потрескавшиеся от зноя самопроизвольно подергиваются, готовые схватить каждый атом вечерней свежести, начинающей пробиваться сквозь плотную сферу удушливых дневных испарений.
— Ваша светлость, люди устали. Надо дать им передохнуть.
— Ерунда.
— Но...
— Нет. Мы потеряли слишком много времени. Вы и сами должны понимать, сударь, что это значит...
Герцог идет один, совершенно один во всей этой проклятой пустыне, и невидимое войско неслышно громыхает доспехами... Какое чудо — оказаться дома... Что за мрачные и незнакомые места вокруг? Какое чудо — оказаться дома...
Но ветер становится все прохладнее и прохладнее, и сквозь пелену дурмана в обезумевших глазах воинов начинают пробиваться проблески жизни. Быстрее всех приходят в себя легкие лучники, а неповоротливые, как гоплиты, рыцари все еще проклинают час своего рождения. Позади скрипит колесами обоз, а впереди пинает землю тяжелыми ботфортами герцог.
— Ваша светлость, что с вами, вы так мрачны...
— Мне снится... Какое чудо — оказаться дома...
— Мне кажется, что мы заблудились. Откуда взялась эта дурацкая степь? Мы заблудились, ваша светлость! Мы заблудились!
— Перестаньте, сударь, мы скоро придем к цели, даже если вы и правы...
* * *
— Как самочувствие его светлости?
— Боюсь, что ничего утешительного не могу вам сказать.
— Он снова бредил?
— Нет... Пожалуй — нет... Я думаю, он говорил серьезно.
* * *
Люди устали. Охота на сей раз была нелегкой. Но все же в ожидании пиршества никто не вешал носа. Стряпчие колдовали над вертелами. Герцог сидел у костра и смотрел на угли.
— Отменная добыча, ваша светлость!
— Да-да... Иржек! Подбрось веток в огонь.
— Прекрасный олень, ваша светлость!
— Перестаньте, ради Бога... Иржек, позаботься, чтобы всем досталось вина. Нет, расскажи лучше что-нибудь занимательное!
— Что ваша светлость невеселы сегодня? Или мой колпак перестал напоминать вам корону вашего дядюшки? Прими, Господь, его душу!
— Перестань, проклятая обезьяна!
— Отчего же? Помнится раньше вы очень смеялись, завидев мой колпак.
— Прекрати, мерзавец!
— О-хо-хо! Неужели вам даже не по вкусу чужеземная оленина?! Тра-ла-ла! Наш добрый повелитель утратил вкус!!! Ха-ха!!! А хотите, я расскажу вам веселую и поучительную историю про одного короля, который удрал в заморские страны, когда к его королевству подступил неприятель?
— Заткни свою поганую глотку, или я велю бросить тебя на растерзание цепным орлам!
— Вы не сделаете этого, ваша светлость...
— Да как ты смеешь, негодяй?!
— Вы не сделаете этого, ваша светлость, потому что... бывало и шуты покидали родину...
* * *
— Сегодня герцог провел весь вечер у камина, смотрел на угли и никого не желал видеть.
— Что говорит лекарь?
— Он предполагает, что его светлости осталось недолго...
* * *
В комнате было тихо и темно. Только поленья слабо потрескивали в камине, и блики от еле живого огонька изображали пляску колдуна на стенах и потолке. Герцог стоял в задумчивости, прислонившись к стене, облаченный в черное, так что его едва можно было заметить в полумраке. Он был не один. В самом дальнем углу сидел на корточках Иржек и вертел в руках стилет.
— Ты знаешь, Иржек, я — большое жаркое Солнце, — герцог подался немного вперед и сделал какой-то неуклюжий жест.
Иржек встал, но ничего не ответил.
— Иди сюда, — поманил его герцог.
Иржек сделал несколько шагов и остановился.
— Где твой колпак, Иржек? — Иоанн П. подошел к камину, и колдун заплясал на его лице, — Я так соскучился по твоим шутовским бубенцам...
— Вы что-то сказали, ваша светлость?
— Я сказал, что я — большое жаркое Солнце...
— Что с вами, ваша светлость, вы бледны.
— Это свет здесь такой... Я — Солнце, Иржек, я — Солнце!
— Перестаньте говорить глупости, ваша светлость!.. Простите мне мою дерзость.
Герцог обернулся, осмотрел шута с ног до головы и едва заметно улыбнулся:
— Милый Иржек, эти глупцы считают, что я болен. Они думают, что я полоумный. Весь этот дом набит идиотами...
— Полноте, ваша светлость, не стоит сгущать краски, — Иржек подошел к Герцогу и попытался улыбнуться.
— Гуще тех красок, что здесь — не бывает. Дай-ка свой стилет. Нет, впрочем... сделай это сам, повороши угли, я люблю смотреть на искры.
— Рад хоть чем-то помочь вам, сир, — сказал Иржек и принялся перевертывать клинком почти полностью обгоревшие поленья. Огонь вспыхнул с новой силой и осветил сосредоточенное лицо Иоанна П.
— К черту церемонии! Я хотел поговорить с тобой как с другом, если позволишь...
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Видишь ли, — это дьявольская штука — способность думать, — голос герцога стал беспокойным, — вернее — способность мыслить. Чертовщина какая-то... Проклятые мысли! Они одолевают меня... Они преследуют меня, Иржек, я не знаю, куда деваться. Голова раскалывается, — герцог сжал голову руками и закрыл глаза, — О-о-о... Проклятье! Забыться, забыться, Иржек... Я все время хочу забыться, быть может навсегда, лишь бы только не думать! К черту! Заморозить мозг, разбить его на куски... Хочется покоя, Иржек,.. и тишины.
— Мне эти чувства знакомы, ваша светлость, — Иржек сел прямо на пол у камина и уставился на мозаику, выложенную вокруг очага.
— Ха, Иржек! Они считают меня больным.
— Вы действительно больны, ваша светлость... Ваша болезнь в уме.
— Что же делать, дружище? Посоветуй мне, что делать.
— Ответ сам придет. Пройдет время и он появится.
— Нет!!! Я не хочу ждать! Я не могу больше ждать!
— Надо ждать, — лицо шута посерело, взгляд потух.
— Нет! — герцог бросился к Иржеку и схватил его за рубаху, — Нет! Вот что, расскажи мне какую-нибудь смешную историю! Развесели меня! Быстрее!!!
Иржек все так же сидел на полу и молчал.
Герцог отпустил его и попятился назад, неуклюже разводя руками с широко расставленными пальцами:
— Да, ты прав! Не рассказывай мне ничего! А то ты еще раз докажешь свое превосходство. Не надо забывать, что великий герцог Иоанн П. — я, а не ты...
Иржек вышел из оцепенения:
— Прекратите юродствовать... ваша светлость! К черту церемонии!.. Вы такой же человек, как и я...
Герцог застыл в позе паука, но потом стал медленно оседать на пол. Воцарилось молчание. Иржек в задумчивости сидел у камина и ковырял стилетом обуглившуюся головешку.
— Вы — такой же... человек, как... и... я... — спокойно, слегка растягивая слова, повоторил Иоанн П. — Да, пожалуй ты прав... Да-да, Иржек, ты прав... — он поднялся и стал неторопливо расхаживать вдоль стены, вперед и назад, — Ты помнишь Илку?
— Конечно помню, ваша светлость.
— Я часто думаю о ней. Мне кажется, что я иногда вижу ее во сне.
Иржек промолчал.
— Да, обмануться в надеждах — это еще куда ни шло, но обмануться дважды...
— Все образуется, ваша светлость.
— Спасибо, Иржек, спасибо...
* * *
— С его светлостью что-то случилось. Сегодня весь день упражняется в фехтовании.
— Похоже, что выздоравливает...
— Какое там, вот что я скажу вам, господа, — это он готовится к штурму горы Шрекенштайн.
* * *
— Скажи, Иржек, как тебя звали раньше?
— У меня было несколько имен.
— Нет, как называла тебя мать?
— У меня не было ни отца, ни матери. К этой мысли меня с малолетства приучал мой наставник...
— А как тебя звали в последний раз?
— Реджинальд, ваша светлость.
— Ты тогда жил во Фландрии?
— Да, сир, меня там искалечили.
— Бедняга...
— Прошу прощения, ваша светлость, я не нуждаюсь в жалости.
— Ты горд... ну да ладно. Знаешь, о чем я думаю? Мне кажется, что все эти чертовы подданные только и ждут моей смерти.
— Всем нужен великий и честный правитель, но не предатель...
— Этих мерзавцев никто не заставлял уезжать. Они поехали сами, потому что с них бы там содрали кожу или обезглавили, как и нашего короля. Я не предатель, Иржек, я уехал, чтобы собрать войско, но я вижу — этим скотам неплохо живется и здесь. Теперь же они уверяют, что я болен.
— Я чувствую, что вам никогда не удастся вернуться.
— А я не хочу верить, что нам всем придется подыхать тут, как изменникам!
— Я чувствую, что вам никогда не удастся вернуться, ваша светлость. В народе ходит дурная слава...
— Илка тоже считает меня негодяем...
— Я это знаю... Я знаю...
* * *
Птицы еще на запели, хотя дождь уже кончился. Герцог стоит на берегу пруда и вслушивается в капель. Это капельки воды стекают с ивовых ветвей и с тихим звоном разбиваются внизу. От этого по воде идут круги и отражения делаются забавными. Ни ветра, ни шума... Тишина...
— Ты слышишь, Илка, как тихо, как будто и нет ничего вовсе...
Илка стоит рядом и смотрит куда-то вдаль. На ней мокрое полупрозрачное платье, а по худенькому личику текут то ли слезы, то ли капельки дождевой воды. Она дрожит, и мокрые волосы, спускающиеся кошачьими хвостиками на плечи, еле заметно подергиваются.
— Боже, Илка, ты вся промокла... Тебе холодно...
Илка молчит. Она стоит босиком и смотрит вдаль. Милая девочка, совсем еще ребенок...
Герцог берет ее на руки и несет по полю. Он несет ее, а она, совершенно ничего не понимая, по-прежнему отрешенно смотрит вдаль и плачет.
— Видишь, Илка, я не обманул тебя. Я вернулся... Я ведь совершенно не виноват перед тобой. Неужели ты так и не простишь меня?
Герцог идет, и мокрая трава хлещет его по ногам.
Илка молчит... Она плачет...
* * *
— У герцога сильный жар. Вчера весь день бродил где-то под дождем, пришел под вечер весь мокрый и в грязи.
— Он вам рассказывал что-нибудь?
— Нет, но ему очень плохо...
* * *
— Спой мне песню, Иржек, а я подыграю тебе на сопилке...
* * *
Жара... Невыносимая жара... И еще степь... Солдаты идут, обливаясь потом.
— Ваша светлость, эта пустыня не значится ни в одном описании. Ее не должно здесь быть.
— Ее и нет. Неужели вы этого до сих пор не поняли?
— Но что же это тогда? Куда мы забрели?
— Спросите у самих себя, лет через десять...
Солдаты идут, а чуть впереди несет свой крест герцог Иоанн П.
* * *
— Я — солнце, большое жаркое солнце.
— Да, ваша светлость, все это так... Все это так... Все это так...
21 ноября 1985 года
следующая станция — кали-южная
2012-05-12 17:44:00 (читать в оригинале)Так что там у нас с концом света? Все ли в порядке? Эсхатологические настроения прямо будоражат трудящиеся массы. А знаете почему? Потому что все ждут не конца света, а думают как бы спасти свою никчемную жизнь в надвигающемся катаклизме. А зачем? Ну нахрена, скажите мне, жить в обществе, которое будет снова ввергнуто в первобытно-общинный кошмар. Все, ребята! Нам пипец!!! Да нет же... пипец как раз тем, кто в живых останется!
Не проще ли расслабиться и встретить армагеддон (если таковой случится) с бокалом хорошего коньяку в одной руке и красавицей-фотомоделью в другой?
Ан нет... Все ссут! Человеку вообще свойственно ссать кипятком при виде смерти, что неплохо научилась эксплуатировать наша мировая правящая олигархия, нажимая заветные кнопки пропаганды истерии и страха. Тут же нарисовалось и подспорье в виде индустрии развлечений со своим зомбоящиком. И все это при том, что все равно все люди рано или поздно помрут.
Загибающийся Голливуд напоследок уже урвал свой золотой миллиард баксов: пусть погибну, зато озолочусь — всех будут хоронить в сосновых гробах, а меня в золотом с инкрустацией. Фильмы-катастрофы хорошо щекочут нервы рефлектирующей интеллигенции, на которой пахать можно, а она все мечется межу добром и злом.
Энтропия нарастает: жить становится все лучше, все веселее. Что поделать, кали-юга, она и в Африке кали-юга... Хотя некоторые эзотерические течения, та же антропософия, например, делают жизнеутверждающие заявления. Рудольф Штайнер еще в начале прошлого столетия сообщил, что кали-юга кончилась в 1899 году, и теперь грядет новая эпоха процветания. Но это, видимо, кали-юга у них там в Европе кончилась. У на-то она в самом разгаре.
Ну да не стоит отчаиваться. Помните великую мегагалактическую мудрость всех пофигистов: чему быть, того не миновать! А посему, расслабьтесь, надевайте намордники и радуйтесь!
Не проще ли расслабиться и встретить армагеддон (если таковой случится) с бокалом хорошего коньяку в одной руке и красавицей-фотомоделью в другой?
Ан нет... Все ссут! Человеку вообще свойственно ссать кипятком при виде смерти, что неплохо научилась эксплуатировать наша мировая правящая олигархия, нажимая заветные кнопки пропаганды истерии и страха. Тут же нарисовалось и подспорье в виде индустрии развлечений со своим зомбоящиком. И все это при том, что все равно все люди рано или поздно помрут.
Загибающийся Голливуд напоследок уже урвал свой золотой миллиард баксов: пусть погибну, зато озолочусь — всех будут хоронить в сосновых гробах, а меня в золотом с инкрустацией. Фильмы-катастрофы хорошо щекочут нервы рефлектирующей интеллигенции, на которой пахать можно, а она все мечется межу добром и злом.
Энтропия нарастает: жить становится все лучше, все веселее. Что поделать, кали-юга, она и в Африке кали-юга... Хотя некоторые эзотерические течения, та же антропософия, например, делают жизнеутверждающие заявления. Рудольф Штайнер еще в начале прошлого столетия сообщил, что кали-юга кончилась в 1899 году, и теперь грядет новая эпоха процветания. Но это, видимо, кали-юга у них там в Европе кончилась. У на-то она в самом разгаре.
Ну да не стоит отчаиваться. Помните великую мегагалактическую мудрость всех пофигистов: чему быть, того не миновать! А посему, расслабьтесь, надевайте намордники и радуйтесь!
зачем художники создают произведения искусства?
2012-04-13 11:00:00 (читать в оригинале)После того, как у меня на блоге с успехом прошел опрос о мотивах покупки современного искусства, мне стало любопытно узнать общественное мнение о том, зачем художники эти самые произведения создают, ну и, конечно же, очень хотелось сопоставить результаты исследования...
ЗДЕСЬ. Милости прошу.
ЗДЕСЬ. Милости прошу.
Тэги: анкета, арт, искусство, мнение, мотив, опрос, причина, произведение, создание, творчество, художник
Постоянная ссылка
записки из сумасшедшего дома
2012-03-22 19:06:00 (читать в оригинале)Был момент в моей бурной юности, когда я решил провести социальный эксперимент и отправился для этого в психушку. Молод был и глуп, однако. Спасибо, главврач нашего отделения Галина Яковлевна оказалась добрым, чутким и мудрым человеком: выписала меня на волю месяца через три, причем без пагубных последствий. Но опыт я все же приобрел и насмотрелся на всякое, хоть святых выноси...
Как-то раз принес Серега минисинтезатор Касио ко мне в замок. Замок, конечно, так себе, но фамильный, а синтезатор хоть и не фамильный, но — Касио. Паша как будто приклеился к нему, денно и нощно нажимал кнопки и до потери пульса пытался извлечь из него хоть единый звук. Но звука все не было и не было... Недоумение разрешил возникший из стены лакей Ольшанский. Он вообще имеет обыкновение периодически появляться то из стены, то из колонны, то просто так вырастет и докучает всякими там советами.
— Ша, Паша, — сказал он на этот раз, — электричество еще не придумано. Сказал и растворился так же внезапно, как и возник.
Ну так вот, еду я, стало быть, верхом со свитою. Так себе еду, просто, в костел еду, чтобы религиозный культ справить, герцог я... Богемский. Народ кричит: "Ваша Светлость!", шапки ломает. А мне — хоть бы что, целеустремленно следую, согласно поставленной задаче. Вдруг слышу — кто-то глотку дерет и на лютне тоже. Противно так дерет, но не то, что наши, с чувством. Издалека, наверное. А тут еще перо у шляпы на глаз спадать начало. Еду я, слушаю, как он глотку дерет и все на перо дую, чтоб не спадало, а оно, проклятое, ни в какую.
Подъезжаю к музыканту, смотрю на него сквозь перо и говорю:
— На-ко, молодец, тебе один золотой за труды.
А он, сволочь, в ответ:
— Достаточно будет и трех.
"Ну, — думаю, — такую наглость по отношению к моей Светлости себе не всякий позволит, разве что один только Зуев". Дунул я как следует и очистил на мгновение взгляд от пера, пригляделся, и впрямь Зуев стоит в балахоне: в одной руке лютня, в другой — флейта, смотрит задумчиво и глотку дерет.
— Ба! — кричу я.
И он тоже:
— Ба! — кричит.
— Сколько лет! — кричим мы и бросаемся друг другу в объятия.
Обнимаемся мы с Зуевым, а я ему и говорю:
— Культ я еду справлять религиозный. Мне, брат, недосуг. Ты тут постой еще с часок, глотку-то подери, а я как справлю, так возвернусь, и погутарим.
Сказал, но не возвернулся, Рыцаря по дороге встретил, с имбирной встретил... Рыцаря... Больше ничего не помню...
Но культ, как в народе потом говорили, все-таки справил.
Возвращались мы с Рыцарем поздно. Рыцарь тихонько кряхтел и проклинал имбирную. Я мерно раскачивался в седле, икал, и застилавшее мой взор перо уже нисколько не беспокоило меня. Нежное пение цикад располагало ко сну. Луна должно быть ярко сверкала над вершинами кипарисов. Из растворенных окон моего фамильного замка доносились елейные звуки музыки. Кто-то лабал на лютне... И вдруг, как копытом по заднице, грянула разухабистая народная песня:
С одесского кичмана
Бежали уркаганы,
Бежали уркаганы на Москву...
Рыцарь заметно оживился, что-то отрыгнул, сплюнул, грязно выругался и спросил:
— Кто это у тебя там?
Я пожал плечами и робко предположил:
— Ольшанский, — и еще более робко, почти шепотом добавил, — лакей...
— Это что, из стены который?
— Из стены. Или из колонны, или еще из чего-нибудь, — с чувством собственного достоинства ответил я.
И нету теперь воров,
И нет теперь бандитов,
А каждый — нацьонал-социалист...
продолжал вещать громоподобный голос лакея.
Эх, старый хитрец Ольшанский, когда мы появились, его конечно уже не было. Долго ли в колонну скрыться.
Навстречу нам бросился полувзбешенный Паша с Джибсоном наперевес:
— Электричества мне! Дайте электричества! — заорал он. — Кстати, там в углу Зуев без всякого электричества лабает, а я вот Джибсик достал, — потом, как бы опомнившись, опять взревел:
— Электричества мне! Электричества!
— Я же вам говорил, ша, Паша, электричество еще не придумали, — размеренно проговорил невесть откуда взявшийся Ольшанский.
Паша схватил меня за жабо и возопил, брызжа слюной:
— Велите мне подать сюда того, кто еще до сих пор не придумал электричества! Хочу электричества! Электричества хочу! — и, наконец, отпустив меня, бросился бежать куда-то, отшатнув ничего не понимающего и до сих пор стоящего в дверях Рыцаря.
— А что, Зуев и вправду здесь? — авторитетно поинтересовался Рыцарь.
— Да видел я его давеча на улице, — неуаеренно произнес я.
— Здесь, здесь, — откуда-то со стороны камина сладенько пролился голос Ольшанского. — Паша ведь ясно сказал — лабает...
Слегка пошатываясь, Рыцарь приблизился ко мне и не больно толкнул в бок. Затем, доверительно дыша в ухо, вкрадчиво осведомился, нет ли у меня здесь чего.
— Чего?
— Чего-нибудь...
— Ну конечно!.. Конечно же у него есть! — гирляндой рассыпался хрустальный голосок. — Вот, если угодно, портвейн-с, тритдцать третий-с, в упаковке, и ящик, прошу заметить, — полиэтиленовый.
— Полиэтилена не бывает! — раздался голос из угла.
— Зуев. Определенно Зуев, — подтвердил Рыцарь.
— А полиэтилена, полиэтилена-то почему не бывает? Вот в чем вопрос.
— А вот не бывает, — донеслось из угла. — Иначе что б я тут на лютне без электричества лабал?
— Ну и хрен с ним, с электричеством. Портвейн-то бывает, — невнятно пробормотал Рыцарь, вгрызаясь зубами в гранит полихлорвинилацетатной пробки сосуда ноль-семь. — А с электричеством хрен... А портвейн — вот он... Чудненько...
Не прерывая рассуждений по поводу хрена и электричества, Рыцарь опустошил бутылку и стал вгрызаться во вторую, затем в третью... А ужасного Гасникова все еще не было.
Продегустировав портвейн, Рыцарь заявил, что будучи человеком сугубо интеллигентным, он не потерпит дальнейшего распития подобного рода дряни и, позабыв о том, чьим лакеем является Ольшанский, велел ему от собственного имени немедленно пропасть и возникнуть снова, но уже с ящиком Камю.
— Зачем же пропадать? — разобиделся Ольшанский. — Покорнейше прошу — Камю!
Облегченно вздохнув, Рыцарь принял ящик из рук лакея и водрузил его на большой и длинный дубовый стол:
— Вот так-то оно лучше будет...
— The terrible crazy Gasnikov, Duke!
— Да, дюк. А что?.. Ну прибыл я, хлопцы. Начнем что ли?
— Да уж начать-то и без вас изволили, — ехидно осведомил Ужасного Гасникова Ольшанский.
— ......................, — выразительно сказал Ольшанскому Гасников, и первый куда-то пошел, а второй в пол-оборота неравнодушно смотрел ему вслед.
— Ты! Че это у тебя такое? — обратился дюк ко мне, небрежно постукивая тростью по висевшей на моем бедре шпаге. — Ты ну-к ее вынь и день куда-нибудь, чтоб глаза мои не видели.
Мне стало ужасно неловко и стыдно под пронизывающим взором сумасшедшего дюка.
— Как на предмет прогноза погоды? — робко поинтересовался я, стараясь замять нелепую ситуацию. — Райн,.. ор снов,.. ор айс?
— ......................., — удовлетворил мое любопытство Гасников.
Здесь уж я совсем не знал куда деваться:
— Тут у нас, кстати сказать, Зуев... Лабает... В углу...
— Зуев? ........................ Ну Зуев-то — Зуев .........................., — произнес дюк, откупоривая бутылку коньяку. — Стакан-то есть? ..............................
Ну как же у меня в замке да не быть стакану? Все разрешилось ну просто великолепно.
— Электричество! Даешь электричество! — истошно завопил опять возникший Паша с Джибсоном на шее. — Я требую электрификации всего замка!!!
— .......................... электричество! — ясно выразился Ужасный Гасников. — Ты сядь ....................., выпей с нами .......................!
— Какое к черту выпей, когда электричества не дают?! И потом, я пью только пиво.
— А, пиво... Пиво — это пожалуйста. Это даже сколько угодно. Там на бюсте Чеснутиса стоят несколько бутылок. Пожалуй, что тебе хватит.
Паша, всхлипывая и яростно жестикулируя, подошел к роскошному мраморному бюсту Ричарда Чеснутиса и действительно обнаружил энное количество бутылок жигулевского пива, установленных в несколько нестройных рядов на угловатой голове вышеозначенного Ричарда.
— Алле ....................... Эй! ......................... Давеча обнаружил в кармане бумажку, черт ее ........................ На-ко, прочти... Без очков не вижу, — заговорил Страшный Гасников, вынимая из кармана засаленный, явно не первой свежести листок.
Рыцарь взял его и прокашлявшись принялся читать:
— Свидетельство о смерти! Выдано гражданину... Гасникову... Александру Кузьмичу, тысяча... фу, черт, не разборчиво... года рождения, в том, что он, Гасников Александр Кузьмич, как исти... елки-палки, истинный гражданин и патриот, сегодня скончался... Хе-хе... Чушь какая-то...
Лицо Гасникова стало удивительно живописным.
— А что, человек в гробу — это портрет, или же, скажем, натюрморт?..
Гасников резко обернулся и увидел растекающегося в счастливой улыбке Ольшанского.
— Цыц!!! Гнида толсторожая! ........................., — рявкнул он так страшно, что Ольшанский тут же дезынтегрировал.
Похоже, назревал конфликт. Я оглядел всех собравшихся — надо было постараться перевести разговор в другое русло.
— Так что, брат Зуев, так в углу сидеть и будем? — спросил я все еще лабающего Зуева, но почему-то глядя в оный момент на Пашу и внимательно следя за тем, как он, опустошая одну за другой бутылки, сбивает с них пробки о нижнюю губу героически-призывно раскрытого рта Ричарда, как будто он всю эту кашу заварил, — Так что, брат Зуев, так и будем сидеть?
— Нет, отчего же, встанем.
— Ну-дэк, как ты нашел-то меня?
— Да люди добрые подсказали. Ты мне , помнится, велел там час горлопанить, так я их прогорлопанил двенадцать кряду. Потом дай, думаю, схожу разузнаю: справил он свой культ, али нет еще. Сказали, будто справил... кое-как. Выхожу на паперть и давай вопрошать, как до Максишки добраться. А те: "Кто такой? Ничего не знаем..." Как не знаем, кричу. Да герцог же местный, черт бы вас всех побрал! "А-а-а, — говорят, — так это туда..." Пальцем показывают. Вот я и...
— Ну-ну, не серчай, брат Зуев, так, знаешь ли, случилось... Рыцарь с имбирной мне по дороге попался...
— Кстати! — вскричал Рыцарь, услышав свое имя, — Ежели чего, ну, то есть, я усну, дык вы меня толкните, я сразу того,.. как огурчик...
— Зелененький и в пупырышках, добавил Зуев, как я понял, ничуть не сердясь на меня.
— Ладно, ты ....................... Харэ, давай, лабай .........................., — пригрозил отошедший от потрясения Ужасный дюк, обращаясь по-видимому к Зуеву.
Нежно прижав к груди лютню, Зуев взыграл и полилось нечто божественное и чарующее. Зеленые Рукава, кажется.
— Тэ, кончай! .......................... залабай ............................ наше, ........................... дюковское
Лютня задрожала в руках Зуева.
— Ну коли так, — вздохнул он, махом опустошая большой бокал Камю. — Извольте, чтоб вам ни дна, ни покрышки!
И понеслось:
Гоп-стоп!
Мы подошли из-за угла...
— Ла-а-а-а!!! — самозабвенно закрыв глаза, подхватил хриплым голосом дюк, отстукивая тростью такт так яростно, что ходуном заходила вся посуда на столе. Чем дольше пел Зуев, тем все больше и больше Гасников входил в раж:
Семен, засунь ей под ребро!
Гоп-стоп!
Смотри не обломай перо...
— Ро-о-о-о-о-о!!! — проорал Гасников, вскочив на стол с зажатой под мышкой тростью, проделал несколько неуклюжих па и вдруг, сметая на ходу препятствия в виде канделябров и бутылок, ринулся к бюсту Чеснутиса и принялся с диким смехом обмолачивать его своей тростью со всех сторон. Но бюст был мраморным, а трость — деревянной...
Всем было очень смешно.
Но вот на лице дюка проступили морщины серьезности. Он терпеливо выждал спокойствия и мрачно произнес:
— Теперь смеяться буду я.
Застегнув на все пуговицы свой белый френч и поправив бабочку, дюк неторопливой и разухабистой походкой направился к харпсикорду. Усевшись поудобней перед инструментом он с надменной улыбкой засучил рукава и задвинул 27-голосую инвенцию Иогана Себастьяна Баха, вора с 1722 года, в 50-кратном ускорении, после чего грохнул кулаком по мануалу так, что бедный инструмент запросил прощения. Потом он рявкнул, что Гайдн — ..........................., а Шуберт — вообще еще не родился ........................!
— Гайдн, к вашему сведению, тоже еще не родился, — уточнил Ольшанский.
— А-а-а-а-а-а!!! ............................, — проревел Гасников и, выдернув подсвечник из деки харпсикорда, метнул его в вовремя испарившегося лакея.
— О, как нужно лабать ............................, — самодовольно заявил дюк.
— Эх, мне бы электричество, я бы... Да что там...
— Ша, Паша, сколько повторять, электричество еще не...
— А-а-а-а-а!!! Ты еще здесь? ............................!!! — Гасников совершенно разгневался и запустил в Ольшанского второй подсвечник, предварительно вывернутый для этой цели из деки харпсикорда. На этот раз Ольшанский спрятаться не успел, да и не нужно было: Гасников все равно промахнулся. Подсвечник угодил в Рыцаоя, прямо в кирасу, от чего поднялся невообразимый шум.
Мирно дремавший все это время Рыцарь встрепенулся и едва продрав глаза пролепетал:
— Господа, а не поговорить ли нам об искусстве?..
— Ладно, тэ .......................... Мы здесь об нем уж давно толкуем. Вот помню в Казахстане ........................, на стройке...
— Между прочим, наши достижения в области строительства, — голос Ольшанского лился, как тысячи ангельских голосков, нисходящих откуда-то сверху, — широко известны, но все же эта отрасль не в полной мере обеспечивает растущие потребности государства.
Гасников тем временем осторожно, чтобы не спугнуть, снимал левый сапог.
— Планы ввода в действие производственных мощностей, — продолжал ничего не подозревавший Ольшанский, — и основных фондов, если брать отрасль в целом, хронически недовыполняются...
— Ва-а-а-а-а!!! — сапог со свистом устремился куда-то под потолок, но не задержался там, а почему-то упал вниз, и не просто вниз, а на голову притихшего в меланхолии Паши:
— Электричество...
— Сроки строительства нередко превышают нормативные! Низкой остается производительность труда!!! — голос Ольшанского звучал отовсюду.
Гасников стоял в одном сапоге, яростно сжав кулаки и дико вращая головой с раскрасневшимися и вылезшими из орбит глазами.
— ..................................! — бешенству Гасникова не было границ.
— В чем же причины такого положения?!
— А-а-а-а...
— А мне нравится твой лакей, — заявил слегка протрезвевший Рыцарь. — Продай!
— Кстати, материальных ресурсов в целом достаточно, — прозвенели серебряные бубенцы Ольшанского, — порой мы их даже слишком щедро расходуем. Квалифицированные специалисты, техника, жесткая плановая дисциплина...
— Карау-у-у-ул... — прохрипел обессилевший дюк и грохнулся навзничь.
— Все! Хватит!!! Не могу без электричества!..
Внезапно Гасников пришел в себя и спросил слабым голосом:
— А что это? — он смотрел тусклым взором на какой-то странный предмет, свисавший с потолка, и пытался указать на него трясущимся пальцем.
— Лампочка, — пропел ненавистный голос.
— Что за лампочка?
— А черт ее знает. Вист здесь спокон веку. Да, впрочем, сейчас уточним, — лакей открыл какую-то книгу и стал сосредоточенно листать ее, поплевывая на пальцы. Наконец он остановился на одной из страниц и вчитался. — Ну да, лампочка. Лампочка некоего Ильича, числящаяся за нумером э-э-э... нумером 24715113/б в реестре достижений народного хозяйства в области электрификации страны.
— О-о-о-о... — раздался сдавленный стон Ужасного дюка.
— Электричество? Электричество! Э-лек-три-чес-тво-о-о-о!!!
— Ну продай Ольшанского!
— Электричество!!!
— Олшанский, откуда ты такой умный?
— Я, видите ли, господа, регулярно читаю периодику...
— Электричество!!!
— Ну продай, а? Продай Ольшанского.
— Ольшанский не продается.
— Лампочка, между прочим...
— А-а-а-ах...
— Ну продай Ольшанского!
— Электричество-о-о-о!!!
— Гасников умер!
— Да-а-а...
— Гасников умер!
— Что? Этого не может быть...
— Почему?
— Ну все-таки...
— Гасников умер!!!
— А?
Ольшанский, возглавляя процессию, бережно несет на руках одетое в белый френч бездыханное тело убитого дюка. Далее шествуют прочие.
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны...
— А кто такой Стенька Разин?
— А леший его знает...
— Наверное герой войны 12-го года.
— А-а-а-а...
Ненавязчиво возникает траурная музыка. Это реквием... Моцарта,.. честного человека.
Магнификат
Et in terra pax hominibus...
Как-то раз принес Серега минисинтезатор Касио ко мне в замок. Замок, конечно, так себе, но фамильный, а синтезатор хоть и не фамильный, но — Касио. Паша как будто приклеился к нему, денно и нощно нажимал кнопки и до потери пульса пытался извлечь из него хоть единый звук. Но звука все не было и не было... Недоумение разрешил возникший из стены лакей Ольшанский. Он вообще имеет обыкновение периодически появляться то из стены, то из колонны, то просто так вырастет и докучает всякими там советами.
— Ша, Паша, — сказал он на этот раз, — электричество еще не придумано. Сказал и растворился так же внезапно, как и возник.
* * *
Ну так вот, еду я, стало быть, верхом со свитою. Так себе еду, просто, в костел еду, чтобы религиозный культ справить, герцог я... Богемский. Народ кричит: "Ваша Светлость!", шапки ломает. А мне — хоть бы что, целеустремленно следую, согласно поставленной задаче. Вдруг слышу — кто-то глотку дерет и на лютне тоже. Противно так дерет, но не то, что наши, с чувством. Издалека, наверное. А тут еще перо у шляпы на глаз спадать начало. Еду я, слушаю, как он глотку дерет и все на перо дую, чтоб не спадало, а оно, проклятое, ни в какую.
Подъезжаю к музыканту, смотрю на него сквозь перо и говорю:
— На-ко, молодец, тебе один золотой за труды.
А он, сволочь, в ответ:
— Достаточно будет и трех.
"Ну, — думаю, — такую наглость по отношению к моей Светлости себе не всякий позволит, разве что один только Зуев". Дунул я как следует и очистил на мгновение взгляд от пера, пригляделся, и впрямь Зуев стоит в балахоне: в одной руке лютня, в другой — флейта, смотрит задумчиво и глотку дерет.
— Ба! — кричу я.
И он тоже:
— Ба! — кричит.
— Сколько лет! — кричим мы и бросаемся друг другу в объятия.
Обнимаемся мы с Зуевым, а я ему и говорю:
— Культ я еду справлять религиозный. Мне, брат, недосуг. Ты тут постой еще с часок, глотку-то подери, а я как справлю, так возвернусь, и погутарим.
Сказал, но не возвернулся, Рыцаря по дороге встретил, с имбирной встретил... Рыцаря... Больше ничего не помню...
Но культ, как в народе потом говорили, все-таки справил.
* * *
Возвращались мы с Рыцарем поздно. Рыцарь тихонько кряхтел и проклинал имбирную. Я мерно раскачивался в седле, икал, и застилавшее мой взор перо уже нисколько не беспокоило меня. Нежное пение цикад располагало ко сну. Луна должно быть ярко сверкала над вершинами кипарисов. Из растворенных окон моего фамильного замка доносились елейные звуки музыки. Кто-то лабал на лютне... И вдруг, как копытом по заднице, грянула разухабистая народная песня:
С одесского кичмана
Бежали уркаганы,
Бежали уркаганы на Москву...
Рыцарь заметно оживился, что-то отрыгнул, сплюнул, грязно выругался и спросил:
— Кто это у тебя там?
Я пожал плечами и робко предположил:
— Ольшанский, — и еще более робко, почти шепотом добавил, — лакей...
— Это что, из стены который?
— Из стены. Или из колонны, или еще из чего-нибудь, — с чувством собственного достоинства ответил я.
И нету теперь воров,
И нет теперь бандитов,
А каждый — нацьонал-социалист...
продолжал вещать громоподобный голос лакея.
Эх, старый хитрец Ольшанский, когда мы появились, его конечно уже не было. Долго ли в колонну скрыться.
Навстречу нам бросился полувзбешенный Паша с Джибсоном наперевес:
— Электричества мне! Дайте электричества! — заорал он. — Кстати, там в углу Зуев без всякого электричества лабает, а я вот Джибсик достал, — потом, как бы опомнившись, опять взревел:
— Электричества мне! Электричества!
— Я же вам говорил, ша, Паша, электричество еще не придумали, — размеренно проговорил невесть откуда взявшийся Ольшанский.
Паша схватил меня за жабо и возопил, брызжа слюной:
— Велите мне подать сюда того, кто еще до сих пор не придумал электричества! Хочу электричества! Электричества хочу! — и, наконец, отпустив меня, бросился бежать куда-то, отшатнув ничего не понимающего и до сих пор стоящего в дверях Рыцаря.
— А что, Зуев и вправду здесь? — авторитетно поинтересовался Рыцарь.
— Да видел я его давеча на улице, — неуаеренно произнес я.
— Здесь, здесь, — откуда-то со стороны камина сладенько пролился голос Ольшанского. — Паша ведь ясно сказал — лабает...
Слегка пошатываясь, Рыцарь приблизился ко мне и не больно толкнул в бок. Затем, доверительно дыша в ухо, вкрадчиво осведомился, нет ли у меня здесь чего.
— Чего?
— Чего-нибудь...
— Ну конечно!.. Конечно же у него есть! — гирляндой рассыпался хрустальный голосок. — Вот, если угодно, портвейн-с, тритдцать третий-с, в упаковке, и ящик, прошу заметить, — полиэтиленовый.
— Полиэтилена не бывает! — раздался голос из угла.
— Зуев. Определенно Зуев, — подтвердил Рыцарь.
— А полиэтилена, полиэтилена-то почему не бывает? Вот в чем вопрос.
— А вот не бывает, — донеслось из угла. — Иначе что б я тут на лютне без электричества лабал?
— Ну и хрен с ним, с электричеством. Портвейн-то бывает, — невнятно пробормотал Рыцарь, вгрызаясь зубами в гранит полихлорвинилацетатной пробки сосуда ноль-семь. — А с электричеством хрен... А портвейн — вот он... Чудненько...
Не прерывая рассуждений по поводу хрена и электричества, Рыцарь опустошил бутылку и стал вгрызаться во вторую, затем в третью... А ужасного Гасникова все еще не было.
Продегустировав портвейн, Рыцарь заявил, что будучи человеком сугубо интеллигентным, он не потерпит дальнейшего распития подобного рода дряни и, позабыв о том, чьим лакеем является Ольшанский, велел ему от собственного имени немедленно пропасть и возникнуть снова, но уже с ящиком Камю.
— Зачем же пропадать? — разобиделся Ольшанский. — Покорнейше прошу — Камю!
Облегченно вздохнув, Рыцарь принял ящик из рук лакея и водрузил его на большой и длинный дубовый стол:
— Вот так-то оно лучше будет...
* * *
— The terrible crazy Gasnikov, Duke!
— Да, дюк. А что?.. Ну прибыл я, хлопцы. Начнем что ли?
— Да уж начать-то и без вас изволили, — ехидно осведомил Ужасного Гасникова Ольшанский.
— ......................, — выразительно сказал Ольшанскому Гасников, и первый куда-то пошел, а второй в пол-оборота неравнодушно смотрел ему вслед.
— Ты! Че это у тебя такое? — обратился дюк ко мне, небрежно постукивая тростью по висевшей на моем бедре шпаге. — Ты ну-к ее вынь и день куда-нибудь, чтоб глаза мои не видели.
Мне стало ужасно неловко и стыдно под пронизывающим взором сумасшедшего дюка.
— Как на предмет прогноза погоды? — робко поинтересовался я, стараясь замять нелепую ситуацию. — Райн,.. ор снов,.. ор айс?
— ......................., — удовлетворил мое любопытство Гасников.
Здесь уж я совсем не знал куда деваться:
— Тут у нас, кстати сказать, Зуев... Лабает... В углу...
— Зуев? ........................ Ну Зуев-то — Зуев .........................., — произнес дюк, откупоривая бутылку коньяку. — Стакан-то есть? ..............................
Ну как же у меня в замке да не быть стакану? Все разрешилось ну просто великолепно.
* * *
— Электричество! Даешь электричество! — истошно завопил опять возникший Паша с Джибсоном на шее. — Я требую электрификации всего замка!!!
— .......................... электричество! — ясно выразился Ужасный Гасников. — Ты сядь ....................., выпей с нами .......................!
— Какое к черту выпей, когда электричества не дают?! И потом, я пью только пиво.
— А, пиво... Пиво — это пожалуйста. Это даже сколько угодно. Там на бюсте Чеснутиса стоят несколько бутылок. Пожалуй, что тебе хватит.
Паша, всхлипывая и яростно жестикулируя, подошел к роскошному мраморному бюсту Ричарда Чеснутиса и действительно обнаружил энное количество бутылок жигулевского пива, установленных в несколько нестройных рядов на угловатой голове вышеозначенного Ричарда.
— Алле ....................... Эй! ......................... Давеча обнаружил в кармане бумажку, черт ее ........................ На-ко, прочти... Без очков не вижу, — заговорил Страшный Гасников, вынимая из кармана засаленный, явно не первой свежести листок.
Рыцарь взял его и прокашлявшись принялся читать:
— Свидетельство о смерти! Выдано гражданину... Гасникову... Александру Кузьмичу, тысяча... фу, черт, не разборчиво... года рождения, в том, что он, Гасников Александр Кузьмич, как исти... елки-палки, истинный гражданин и патриот, сегодня скончался... Хе-хе... Чушь какая-то...
Лицо Гасникова стало удивительно живописным.
— А что, человек в гробу — это портрет, или же, скажем, натюрморт?..
Гасников резко обернулся и увидел растекающегося в счастливой улыбке Ольшанского.
— Цыц!!! Гнида толсторожая! ........................., — рявкнул он так страшно, что Ольшанский тут же дезынтегрировал.
Похоже, назревал конфликт. Я оглядел всех собравшихся — надо было постараться перевести разговор в другое русло.
— Так что, брат Зуев, так в углу сидеть и будем? — спросил я все еще лабающего Зуева, но почему-то глядя в оный момент на Пашу и внимательно следя за тем, как он, опустошая одну за другой бутылки, сбивает с них пробки о нижнюю губу героически-призывно раскрытого рта Ричарда, как будто он всю эту кашу заварил, — Так что, брат Зуев, так и будем сидеть?
— Нет, отчего же, встанем.
— Ну-дэк, как ты нашел-то меня?
— Да люди добрые подсказали. Ты мне , помнится, велел там час горлопанить, так я их прогорлопанил двенадцать кряду. Потом дай, думаю, схожу разузнаю: справил он свой культ, али нет еще. Сказали, будто справил... кое-как. Выхожу на паперть и давай вопрошать, как до Максишки добраться. А те: "Кто такой? Ничего не знаем..." Как не знаем, кричу. Да герцог же местный, черт бы вас всех побрал! "А-а-а, — говорят, — так это туда..." Пальцем показывают. Вот я и...
— Ну-ну, не серчай, брат Зуев, так, знаешь ли, случилось... Рыцарь с имбирной мне по дороге попался...
— Кстати! — вскричал Рыцарь, услышав свое имя, — Ежели чего, ну, то есть, я усну, дык вы меня толкните, я сразу того,.. как огурчик...
— Зелененький и в пупырышках, добавил Зуев, как я понял, ничуть не сердясь на меня.
— Ладно, ты ....................... Харэ, давай, лабай .........................., — пригрозил отошедший от потрясения Ужасный дюк, обращаясь по-видимому к Зуеву.
Нежно прижав к груди лютню, Зуев взыграл и полилось нечто божественное и чарующее. Зеленые Рукава, кажется.
— Тэ, кончай! .......................... залабай ............................ наше, ........................... дюковское
Лютня задрожала в руках Зуева.
— Ну коли так, — вздохнул он, махом опустошая большой бокал Камю. — Извольте, чтоб вам ни дна, ни покрышки!
И понеслось:
Гоп-стоп!
Мы подошли из-за угла...
— Ла-а-а-а!!! — самозабвенно закрыв глаза, подхватил хриплым голосом дюк, отстукивая тростью такт так яростно, что ходуном заходила вся посуда на столе. Чем дольше пел Зуев, тем все больше и больше Гасников входил в раж:
Семен, засунь ей под ребро!
Гоп-стоп!
Смотри не обломай перо...
— Ро-о-о-о-о-о!!! — проорал Гасников, вскочив на стол с зажатой под мышкой тростью, проделал несколько неуклюжих па и вдруг, сметая на ходу препятствия в виде канделябров и бутылок, ринулся к бюсту Чеснутиса и принялся с диким смехом обмолачивать его своей тростью со всех сторон. Но бюст был мраморным, а трость — деревянной...
Всем было очень смешно.
Но вот на лице дюка проступили морщины серьезности. Он терпеливо выждал спокойствия и мрачно произнес:
— Теперь смеяться буду я.
Застегнув на все пуговицы свой белый френч и поправив бабочку, дюк неторопливой и разухабистой походкой направился к харпсикорду. Усевшись поудобней перед инструментом он с надменной улыбкой засучил рукава и задвинул 27-голосую инвенцию Иогана Себастьяна Баха, вора с 1722 года, в 50-кратном ускорении, после чего грохнул кулаком по мануалу так, что бедный инструмент запросил прощения. Потом он рявкнул, что Гайдн — ..........................., а Шуберт — вообще еще не родился ........................!
— Гайдн, к вашему сведению, тоже еще не родился, — уточнил Ольшанский.
— А-а-а-а-а-а!!! ............................, — проревел Гасников и, выдернув подсвечник из деки харпсикорда, метнул его в вовремя испарившегося лакея.
— О, как нужно лабать ............................, — самодовольно заявил дюк.
— Эх, мне бы электричество, я бы... Да что там...
— Ша, Паша, сколько повторять, электричество еще не...
— А-а-а-а-а!!! Ты еще здесь? ............................!!! — Гасников совершенно разгневался и запустил в Ольшанского второй подсвечник, предварительно вывернутый для этой цели из деки харпсикорда. На этот раз Ольшанский спрятаться не успел, да и не нужно было: Гасников все равно промахнулся. Подсвечник угодил в Рыцаоя, прямо в кирасу, от чего поднялся невообразимый шум.
Мирно дремавший все это время Рыцарь встрепенулся и едва продрав глаза пролепетал:
— Господа, а не поговорить ли нам об искусстве?..
— Ладно, тэ .......................... Мы здесь об нем уж давно толкуем. Вот помню в Казахстане ........................, на стройке...
— Между прочим, наши достижения в области строительства, — голос Ольшанского лился, как тысячи ангельских голосков, нисходящих откуда-то сверху, — широко известны, но все же эта отрасль не в полной мере обеспечивает растущие потребности государства.
Гасников тем временем осторожно, чтобы не спугнуть, снимал левый сапог.
— Планы ввода в действие производственных мощностей, — продолжал ничего не подозревавший Ольшанский, — и основных фондов, если брать отрасль в целом, хронически недовыполняются...
— Ва-а-а-а-а!!! — сапог со свистом устремился куда-то под потолок, но не задержался там, а почему-то упал вниз, и не просто вниз, а на голову притихшего в меланхолии Паши:
— Электричество...
— Сроки строительства нередко превышают нормативные! Низкой остается производительность труда!!! — голос Ольшанского звучал отовсюду.
Гасников стоял в одном сапоге, яростно сжав кулаки и дико вращая головой с раскрасневшимися и вылезшими из орбит глазами.
— ..................................! — бешенству Гасникова не было границ.
— В чем же причины такого положения?!
— А-а-а-а...
— А мне нравится твой лакей, — заявил слегка протрезвевший Рыцарь. — Продай!
— Кстати, материальных ресурсов в целом достаточно, — прозвенели серебряные бубенцы Ольшанского, — порой мы их даже слишком щедро расходуем. Квалифицированные специалисты, техника, жесткая плановая дисциплина...
— Карау-у-у-ул... — прохрипел обессилевший дюк и грохнулся навзничь.
— Все! Хватит!!! Не могу без электричества!..
Внезапно Гасников пришел в себя и спросил слабым голосом:
— А что это? — он смотрел тусклым взором на какой-то странный предмет, свисавший с потолка, и пытался указать на него трясущимся пальцем.
— Лампочка, — пропел ненавистный голос.
— Что за лампочка?
— А черт ее знает. Вист здесь спокон веку. Да, впрочем, сейчас уточним, — лакей открыл какую-то книгу и стал сосредоточенно листать ее, поплевывая на пальцы. Наконец он остановился на одной из страниц и вчитался. — Ну да, лампочка. Лампочка некоего Ильича, числящаяся за нумером э-э-э... нумером 24715113/б в реестре достижений народного хозяйства в области электрификации страны.
— О-о-о-о... — раздался сдавленный стон Ужасного дюка.
— Электричество? Электричество! Э-лек-три-чес-тво-о-о-о!!!
— Ну продай Ольшанского!
— Электричество!!!
— Олшанский, откуда ты такой умный?
— Я, видите ли, господа, регулярно читаю периодику...
— Электричество!!!
— Ну продай, а? Продай Ольшанского.
— Ольшанский не продается.
— Лампочка, между прочим...
— А-а-а-ах...
— Ну продай Ольшанского!
— Электричество-о-о-о!!!
— Гасников умер!
— Да-а-а...
— Гасников умер!
— Что? Этого не может быть...
— Почему?
— Ну все-таки...
— Гасников умер!!!
— А?
* * *
Ольшанский, возглавляя процессию, бережно несет на руках одетое в белый френч бездыханное тело убитого дюка. Далее шествуют прочие.
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны...
— А кто такой Стенька Разин?
— А леший его знает...
— Наверное герой войны 12-го года.
— А-а-а-а...
Ненавязчиво возникает траурная музыка. Это реквием... Моцарта,.. честного человека.
17 ноября 1985 года
Больница им П. П. Кащенко,
12 отделение
Больница им П. П. Кащенко,
12 отделение
Тэги: бред, дом, кащенко, магнификат, психушка, рассказ, сумасшедший, фантасмагория
Постоянная ссылка
Категория «Наука»
Взлеты Топ 5
 | ||
|
+421 |
427 |
Splash_Phantom |
|
+355 |
432 |
MicheL1102 |
|
+346 |
348 |
The_Searcher |
|
+289 |
357 |
Удивительная психология |
|
+266 |
309 |
hosm.ru — Умный дом своими руками |
Падения Топ 5
 | ||
|
-3 |
11 |
il-e |
|
-5 |
124 |
Ноэтическая Динамика » Ноэтическая Динамика |
|
-11 |
22 |
ГОРОСКОП |
|
-12 |
411 |
БестГлобалИнфо |
|
-12 |
24 |
Улицы Праги |
Популярные за сутки
Загрузка...
BlogRider.ru не имеет отношения к публикуемым в записях блогов материалам. Все записи
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.