Очень много сказано о людях, чью жизнь навсегда изменили Революция Достоинства и война: военных, волонтерах, добровольцах, вынужденных переселенцах. Но есть те, для кого жизнь после 2014 года тоже разделилась на «до» и «после».

Речь о тех немногочисленных российских гражданах, которые поддержали Украину и этим сделали себя "врагами" России. Сейчас, по прошествии трех лет, это несколько стерлось из памяти, но реакция россиян на военное безумие не была такой уж одинаково восторженной. Были в российских городах и многотысячные “Марши мира”, и отчаянные попытки донести правду до людей одиночными пикетами. А те, у кого сердце болело больше всего, поехали в Украину и присоединились к стихийно формировавшимся тогда добровольческим батальонам. Некоторые, еще раньше, встали на Майдане рядом с восставшим народом…

Прошло почти три года. Как сейчас живут те, кто своим выбором сделал для себя невозможным нахождение в родной стране?

Назвать всех россиян, находящихся сейчас в Украине по политическим мотивам, диаспорой, было бы преувеличением. Это всего несколько сотен человек, большинство из которых знают друг друга лично. Среди них гражданские активисты, оппозиционные журналисты, волонтеры и бывшие бойцы добровольческих батальонов. Несмотря на разницу судеб, общая проблема у всех этих людей одна – это легализация своего пребывания в стране и возвращение к нормальной жизни.

Кому-то везет больше: находятся основания для получения вида на жительство или гражданства по происхождению. Но существенная часть россиян-политэмигрантов живут в Украине в неопределенном правовом статусе. Виной этому - нелояльность государства в вопросе предоставления убежища. По статистике, за первые полгода 2016-го с такой просьбой к ГМС Украины обратились 55 российских граждан. Статус беженца был предоставлен всего пятерым. Остальные живут и работают на нелегальном положении.

Без статуса нельзя ни легально устроиться на работу, ни даже завести карточку в банке.

Россиянка Александра Леонидова оказалась в Украине еще в то время, когда шли бои на Майдане.

“С самого начала следила за Майданом по новостям и общаясь с друзьями из Киева. Когда через неделю стало ясно, что просто так протест не рассосется, купила билет и следующим утром уже была в Киеве. Мне нетрудно было это сделать, так как в то время работала удаленно в одном из российских СМИ. Днем сидела у друзей, работала, а после работы сразу же ехала на Майдан, волонтерила там – делала бутерброды, разливала чай, привозила медикаменты” – рассказывает она.

Когда началась АТО, Александра стала помогать фронту: “На тот момент иммиграционная карта у меня еще не была просрочена, так как я каждые две-три недели моталась туда-сюда. В конце весны почти все знакомые ребята уехали на тренировочные базы, и я могла бы уже возвращаться домой, но почему-то в голову пришла мысль: нет, им еще понадобится моя помощь. Так и получилось. На тот момент я все еще работала удаленно в российском СМИ и получала очень неплохую зарплату по украинским меркам. С нее оплачивала съемный угол, оставляла немного себе на продукты, на остальные деньги покупала обмундирование и прочие вещи для ребят на фронте и часть переводила раненым. Возила обмундирование знакомым сама – никому не доверяла, потому что знала, что оно может не доехать до адресата”.

Осенью 2014 года Александре дали понять, что вернуться назад она уже не сможет: “Мне написал друг из России, что его вызывали на допрос в ФСБ, спрашивали про меня. Как выяснилось, у них на меня разнарядка. Если вернусь, сразу же задержат и заведут уголовное дело. То есть шансов уехать в места не столь отдаленные - предостаточно. Друг посоветовал не приезжать”.

Одновременно с этим, из-за кризиса пришлось оставить российского работодателя и искать источники дохода здесь: “Спустя полгода в России начался жесткий кризис, и зарплату мне стали задерживать на несколько месяцев. В конце концов я уволилась, уровень жизни упал и поэтому систематически помогать атошникам уже не могла, к сожалению, только время от времени. Стала фрилансить. Когда заказы и деньги подошли к концу, пожаловалась в “Фейсбуке” на печальную ситуацию. Тут же написали френды, что есть подработка на месяц в типографии. Через день написали, что требуются расшифровщики. В типографию взяли с российским паспортом, других документов не требовали. Так и жила целый месяц: днем собирала календари, ночью расшифровывала интервью. Когда эти подработки закончились, стала уже по специальности работу искать. Устроилась довольно быстро. Там тоже, кроме паспорта, никаких документов не требовали. В принципе, с какими-то неразрешимыми проблемами я тут не сталкивалась. Так получалось, что жилье снимала через знакомых, никого из арендодателей мой паспорт не пугал. По врачам хожу в платные клиники. Работодателей тоже не пугает отсутствие гражданства, так как со своей специальностью я могу работать как удаленно, так и на фрилансе”.

Несмотря на все бюрократические трудности и неясные перспективы, в Украине бывших россиян спасает взаимопомощь и целеустремленность.

“Жизнь нелегального мигранта из России в Украине, конечно, не сахар (впрочем, как и для многих украинцев сейчас), но и не сущий ад и кошмар. Главное, на мой взгляд, не сидеть сложа руки и ждать, когда все на блюдечке принесут – такое нигде не срабатывает, вне зависимости от статуса – и не впутываться во всякие сомнительные истории” - заключает Александра.

Другому россиянину, жителю Москвы Михаилу Агафонову повезло больше – его официально признали политбеженцем. Михаил – член международного комитета в защиту политзаключенного Бориса Стомахина – радикального публициста, сейчас отбывающего уже второй тюремный срок за свои статьи против российской власти. Агафонов ходил на все суды Стомахина, устраивал пикеты в его поддержку, помогал матери политзека по хозяйству и в поездках на свидания к сыну. В итоге, в новом уголовном деле Стомахина Михаил получил статус свидетеля, его стали вызывать на допросы. В конце концов он не захотел усугублять ситуацию и летом 2014-го вместо очередного визита к следователю решил бежать.

Михаил уехал в Беларусь и попытался перейти границу с Украиной там . Ему дважды отказывали во въезде – в то время уже вовсю шли боевые действия, а потому существовала негласная установка пограничной службе не впускать в страну россиян мужского пола.

Михаилу пришлось около месяца скрываться в Минске: он ночевал в парках и на вокзалах, а потом жил в приюте для бездомных при монастыре. В конце концов, киевские друзья прислали правильно оформленное приглашение, и после обращений в консульство, СБУ и к пограничному начальству Михаил успешно въехал в страну и добрался до Киева.

Оказавшись в безопасности, Агафонов сразу обратился к правозащитникам.

“Я пошёл в организацию "Без кордонов”, они сделали со мной договор и записали на прием в “Право на захист” (партнерская организация ООН по делам беженцев).

В ПнЗ меня тоже опросили, подготовили к контакту с ДМС. Они ясно сказали, что ООН меня признала беженцем и мне теперь полагается вся соответствующая помощь (в частности, БФ Рокада будет мною заниматься и если откажет ДМС, то УВКБ ООН будет искать третью безопасную страну). В декабре 2014-го я пошёл в ДМС с пакетом документов, которые мне помогли оформить в “Праве на захист”. Документы в ДМС взяли, назначили одно интервью, другое, третье…, а в промежутках я должен был просто раз в месяц приходить продлевать справку. 17 ноября 2015 года они приняли по мне положительное решение, и в конце декабря выдали корочку”, - рассказывает Михаил.

Все это время, наряду с легализацией, Михаилу приходилось решать и бытовые вопросы: искать работу и жилье.

“Я три месяца жил у друзей, искал работу. Сперва пошёл в “Центр занятости вильных людей”. Потом мне пытались помочь с трудоустройством в “Рокаде”. Я написал во все художественные вузы, не нужен ли им натурщик, в итоге меня позвали в НАОМА. Меня не могли туда принять с моим подвешенным статусом, но оформился мой друг-киевлянин, а сидел я. Но вышло, что ежедневный заработок равнялся ежедневным тратам на дорогу и еду, а я хотел снять комнату и вообще жить чуть получше, поэтому пошел искать дальше и через 25-е руки нашел курьерство, отец вдовы друга моего бывшего одноклассника устроил меня в магазин. Я стал курьером и снял комнату. А потом меня попросили помочь одной старушке, а старушка попросила переехать к ней и ей помогать. И теперь я просто веду с ней совместное хозяйство - то есть, пока у меня есть деньги, покупаю еду нам обоим на свои, когда деньги кончаются - то на её, и так живём уже два года. Соответственно, она мне не платит за помощь, а я ей - за угол”.

В Украине Михаил продолжает заниматься общественной деятельностью: например, регулярно участвует в пикетах около посольства России в поддержку украинских политзаключенных.

К сожалению, в настоящее время история М. Агафонова является скорее исключением из общей печальной ситуации с иностранцами, поддержавшими Украину.

Но в самом тяжелом положении находятся те, кто воевал в добровольческих батальонах – на родине их ждет смерть или тюрьма за “наемничество”.

Так как долгое время вопрос участия иностранцев в АТО был никак не урегулирован законодательно, иностранные добровольцы фактически воевали незаконно, и теперь не могут ни легализовать свое пребывание в стране, ни получить статус участника боевых действий.

Многих из них, родные страны, в том числе и Россия, объявляют в международный розыск через Интерпол и требуют от Киева выдать им. Складывается парадоксальная ситуация: украинские власти по запросу из страны-агрессора должны экстрадировать тех, кто проливал кровь за независимость Украины.

По информации члена рабочей группы по экстрадиционным делам Ольги Касьян, Украина может выдать около 200 иностранцев-участников АТО, большинство из них – по российским запросам.

Совсем недавно такая попытка выдачи произошла с грузинским добровольцем «Азова» Георгием Церцвадзе, бывшим бойцом спецназа МВД Грузии, участником конфликта в Южной Осетии 2008 года. Его по запросу из России задержали 15 января в аэропорту Киева, поместили в СИЗО и готовились передать Москве, обвинившей добровольца в, произошедшем в 2003 году в Сочи, убийстве криминального авторитета.

К счастью, вмешалась прокуратура, и апелляционный суд Киева отпустил бойца из-под ареста.

Как рассказал нам близкий знакомый Георгия, его ситуация не уникальна, а за преследованиями грузинских добровольцев стоит пришедшее к власти после ухода команды Саакашвили пророссийское правительство: “Информацию о бойцах, кто воевал в Осетии в 2008-м, передают России грузинское правительство и грузинские спецслужбы. У нас есть еще два человека, которых могут выдать – один подполковник, другой служит в “Азове”. Да это и со мной может случиться”.

По словам этого человека, хотя часть грузинских добровольцев уже заключила контракты с ВСУ и служит официально, есть и те, кто продолжает находиться в составе “Правого сектора” и других добровольческих формирований. Про обвинение в убийстве, которое послужило формальным основанием для выдачи, он говорит, что Георгий Церцвадзе, как сотрудник МВД Грузии, с 1996 года вообще не имел права покидать страну, и поэтому находиться в России в 2003-м никак не мог.

На вопрос о том, что собираются делать грузинские добровольцы, которых Украина может выдать, нет ли у них намерения спастись в какой-то третьей стране, наш собеседник ответил категорично: “Украина — это моя вторая родина. У нас один общий враг — Россия. Тем более, во время войны в Абхазии у нас 16 украинцев погибло. Это наш братский долг. Я собираюсь держаться до конца, главное — чтобы украинское правительство мне в этом не помешало.”

Самое главное, чего сейчас хотят люди, участвовавшие в событиях, требовавших большого эмоционального и физического напряжения, будь то война, революция или протест – это вернуться к обычной жизни в новой стране. Сообщения о россиянах, просящих в Украине убежища, появляются в лентах новостей все чаще, и пока неясно, как украинское общество будет реагировать на эту проблему.

Юрий Изотов, для "ОстроВа"