О вояже Москва - Полоцк
2011-05-23 11:47:41 (читать в оригинале)
Утром Виктория попросила рассказать про вояж в Полоцк. Я поставил Ника Кейва и уселся писать. Рассказывать у меня получается лучше всего письменно. Когда я рассказываю устно, по лицам людей вижу, что они грустнеют. Я тщательно подбираю слова и употребляю метафоры, это сложно выдержать.
Я говорю слишком вербально. Меня способны слушать только влюблённые в меня женщины, каковых на данной момент нет. Вот я и стучу по клавиатуре. На седьмой-восьмой песне диск заест, я выйду покурить на балкон, а потом продолжу.
Видимо, у Виктории в Италии такой устоявшийся уклад жизни, что она не соглашается ехать со мной в Тбилиси участвовать в государственном перевороте.
А ведь она значительно моложе и премного симпатичнее Бурджанадзе. Я бы поехал, не задумываясь ни на минуту. Особенно если бы меня обучили владению "Калашниковым". Чтобы подарить грузинским братьям свободу. Мне надоел бизнес, надоела работа и халтуры, мои фрилансерские обязанности мне тоже надоели, а помидоры, картошку и проч. я уже посадил.
Прежде всего должен сказать, что в Беларусь ездил с Прокловым - литературным героем одного моего белорусского рассказа.
Хотя настоящей героиней нашего вояжа была, безусловно, серебристая птичка "Шевроле Авео".
Нашему профессору исполнилось 70. В моей жизни он единственный возрастной человек, с которым я чувствую себя паритетно. То есть с того момента, как пришёл к нему с темой диссертации, чтобы уклониться от службы в армии, - чувствую, что это свой человек. По трудовой книжке он бетонщик-филолог. Ну а по жизни известный германист и библиофил.
Помимо всего профессор опубликовал мой первый рассказ и мою монографию, а я своему издателю благодарен и верен всегда.
Когда-то он перевёз всю личную библиотеку из Москвы в Полоцк плацкартом, и мы, аспиранты, ему в этом помогали. Теперь все книги собраны на кафедре зарубежки в иезуитском корпусе университета, неподалёку от Софийского собора.
Наша поездка обошлась без жести, и несмотря на мои угрозы описать отрицательными красками личность Проклова, делать этого я, конечно, не буду. Как и то, что однажды он оставил меня забухавшего в номере где-то в Светлогорске, выпив на моих глазах остатки сельтерской или бювета и предоставив мне одному разбираться с кастеляншей.
Проклов - душевный вдумчивый мой приятель, кандидат наук, анархист и бездельник. Правда, через него я выходил на крайне одиозных людей, через которых в свою очередь - на ещё более одиозных, но всё это было давно, всё быльём поросло. В этой поездке он провинился передо мной, в сущности, только один раз: когда привёл в номер даму, а затем и собрал бухающую компанию, но это было терпимо.
Слава богу, я никогда не был полностью интегрирован в научную забюрократизированную среду. Поскольку вижу на многочисленных примерах, что её невозможно покинуть, не обнаружив себя беспомощным в практическом смысле человеком. Но в общении с филологами у меня усиливается писательская аутентичность, хотя одновременно я сожалею, что не владею "Калашниковым".
Первая остановка у нас была в Витебске.
