РУССКИЙ ИНДЕЕЦ

РУССКИЙ ИНДЕЕЦ



Долго умирал Чингачгук: хороший индеец,

волосы его – измолотый черный перец,

тело его – пурпурный шафран Кашмира,

а пенис его – табак, погасшая трубка мира.



Он лежал на кухне, как будто приправа:

слева – газовая плита, холодильник – справа,

весь охвачен горячкою бледнолицей,

мысли его – тимьян, а слова – бергамот с корицей.



Мы застряли в пробке, в долине предков,

посреди пустых бутылок, гнилых объедков,

считывая снег и ливень по штрих-коду:

мы везли индейцу огненную воду.



А он бредил на кухне, отмудохан ментами,

связан полотенцами и, крест накрест, бинтами:

«Скво моя, Москво, брови твои – горностаи…»,

скальпы облаков собирались в стаи,



у ближайшей зоны, выстраивались в колоны -

гопники-ирокезы и щипачи-гуроны,

покидали генеральские дачи – апачи,

ритуальные бросив пороки,

выдвигались на джипах – чероки.



Наша юность навечно застряла в пробке,

прижимая к сердцу шприцы, косяки, коробки,

а в коробках - коньяк и три пластиковых стакана:

за тебя и меня, за последнего могикана.