Ермоловская_Татьяна Голосов: 1 Адрес блога: http://ertata.ru/ Добавлен:

Капитализм - история большого грабежа. Английский образец

2013-07-21 16:11:49 (читать в оригинале)

Александр Тюрин

Капитализм - история большого грабежа. Английский образец. (1 часть)

«Век просвещения» на английский манер

Вернемся в метрополию. Продолжением актов о «крепостных прихода» был «закон о поселениях» изданный при Карле II, 1662, который действовал до 19 в. и фактически лишал рабочих свободы передвижения. Власти любого прихода, в котором человек пытался поселиться, могли отправить его обратно. Читаем у конфетно-пряничного Тревельяна, вообще не склонного выносить сор из английской избы: «Девять десятых населения Англии, фактически все, кто не принадлежал к небольшому классу землевладельцев — как бы ни было хорошо их поведение и какую бы, пусть даже самую высокооплачиваемую работу они не имели — подвергались опасности быть изгнанным из любого прихода, кроме того, где они родились, со всеми вытекающим последствиями— арестом и бесчестием.» [60]

Тот же автор добавляет, что «в Шотландии рабочие каменноугольной промышленности были сведены к положению «крепостных», прикрепленных к работам в копях». И система прикрепления шотландских углекопов действовала до начала 19 в. [61]

В общем, является труд принудительным или как бы свободным («как бы» потому что средства производства трудящимся всё равно не принадлежат) зависит не от прекраснодушных либеральных деклараций, а лишь от того, при каком варианте использования рабочей силы, издержки у капиталиста будут ниже. И совокупность английских законодательных актов на протяжении трех столетий сводилась к тому, что пролетаризированный труженик свободен лишь работать от зари до зари, его труд принадлежит капиталистическому классу, начиная с самого ближайшего капиталиста. Все попытки увильнуть от этой капиталистической «свободы» свирепо карались.

Те, кто следовал предписанному пути, имел рабочий день продолжительностью в 15 часов и голодную зарплату, которой не хватало на пропитание и кров над головой, так что обычным был детский труд — даже по признанию таких лакировщиков, как Тревельян.


Еще в мануфактурный период «маленьких детей, которых по возрасту еще нельзя было отдать в ученики, нередко заставляли работать дома с такого же раннего возраста, как и фабричных детей в более поздние времена». Даниэль Дефо (автор «Робинзона» и огромного числа морализаторских трудов) встречал детей «едва достигших четырех лет, которые могли содержать себя своим трудом». [62]

А детей «приходских крепостных» содержали в работных домах, которые были настоящими морильнями.

Перед тем как стать ремесленником, рабочим мануфактуры или фабрики ребенок должен был пройти через ученичество. И хозяева, в полной власти которых находились эти дети, часто обращали их в малолетних рабов, которые подвергались разного сорта насилиям и неограниченной эксплуатации. [63]

На рубеже 17 и 18 вв. пошла новая волна огораживаний, теперь в центральных графствах и на северо-востоке (до этого шли в Южной, Западной и Северной Англии).

Начиная с 1740-х «через парламент стали проходить частные законы, которые не принимали во внимание сопротивление огораживанию со стороны отдельных собственников …»

Таково оно, «правовое государство», которое либеральная интеллигенция усиленно ставит в пример. Даже отретушированная английская история Тревельяна показывает, что уважение к собственности отнюдь не является отличительным признаком даже вполне зрелого капитализма — собственность становится священной, лишь когда попадает в «священные руки» лиц, владеющих достаточным капиталом.

Законы об изъятии крестьянской собственности и передачи ее лендлордам «целыми пачками быстро проводились через каждый парламент Георга III (1760–1820) — собрание не прославившееся никаким другим радикальным законодательством. Но это был радикализм богатых, часто за счет бедноты». В сельскую местность посылались парламентские комиссары, решения которых имели силу закона. Комиссары производили передел в пользу богатых землевладельцев и такая революционно-капиталистическая деятельность приводила ко все большему «аккумулированию земли» в больших поместьях. [64]

Либералы любят попенять социалистам, что те хотят «отнять и поделить», однако классическая либеральная политика всегда проводилась под лозунгом «отнять и добавить тому, у кого и так много». Немногого стоит и любимая байка либералов, что при капитализме неизменно цветут маленькие фермерские хозяйства.

После рейдов парламентских комиссаров лендлорды уже не боялись «разорения», их рента, как и прибыли крупных капиталистических арендаторов быстро росли, а «сельскохозяйственный рабочий, лишенный даже его небольших прав на землю… очень часто был вынужден обречь себя на полную зависимость от хозяина и доходил даже до пауперизма.»

Это только в мрачном средневековье от бедняков можно было дождаться Робин Гуда или Уота Тайлера. Забыв меткую стрельбу из лука, крестьяне не могли отстоять в «гражданском обществе» даже самые минимальные социально-экономические права.

«Когда он (крестьянин) терял свою полоску в открытом хлебном поле или пастбище для своей коровы на общинном выгоне, то несколько гиней, данных ему в обмен, скоро проматывались им в трактире. Даже если парламентский комиссар возмещал крестьянину теряемые им общинные права несколькими акрами земли, расположенной далеко от его дома, как мог он огородить и осушить их? Он мог только снова дешево продать их состоятельным людям…» [65]

В «веке просвещения» буржуазные писатели (а других-то и не было) стали называть общины «сборищем ленивых и вороватых людей» Томасов Моров среди них уже не наблюдалось.

После 1740 года процесс огораживания (экспроприации) крестьянских земель шел с каждым десятилетием все быстрее и в конце столетия крестьяне в Англии были уже незначительной прослойкой.

Ко времени восшествия на престол Виктории этот процесс был почти завершен в отношении пахотных земель, огораживание общинных выпасов продолжалось и в течение первых 30 лет ее царствования…

Огораживания закончились вместе с полным исчезновением крестьянства. Великобритания стала первой страной в мире, уничтожившей крестьянство, как класс, причем насильственными методами. [66] Так что вопли разного рода британских «историков» типа Конквеста о бедных крестьянах, пострадавших в какой-нибудь стране от «тирана» — это всего лишь способ отвлечь внимание публики от собственных грязных исподников.

Тревельян доказывает, что огораживания были полезны для увеличения эффективности сельского хозяйства — в капиталистическом смысле этого слова, то есть прибыльности и продуктивности культур, идущих на рынок. Но связанное с огораживаниями сокращение посевных площадей в 16–17 вв. вело к быстрому росту цен на зерно, к вспышкам голода, стимулирующим распространение эпидемий (так в 1665 чума нанесла страшный урон Лондону, заполненному люмпенами), к массовому нищенству и репрессиям против нищих, к увеличению кровопролитности войн, к сокращению продолжительности жизни даже по сравнению с поздним средневековьем. [67] А в 18 и 19 в. — к многомиллионной эмиграции за океан, в Северную Америку и Австралию, где британцы получали земли при уничтожении или изгнании туземцев. Так аборигенное население Австралии было сокращено на 80 % с начала колонизации до начала 20 в., причем в бассейне Муррея — Дарлинга и в Тасмании его уничтожили полностью.

Как заметил М. Саркисянц, английская элита всегда вела двойную бухгалтерию. «Этические мерки прикладываются лишь к другим, неизбранным— для осуждения их. Отсюда вытекает традиция оценивать действия собственного правительства с прагматической точки зрения, а действия соперников — исходя из моральных категорий.» [68]

Но даже если разрушительные социальные последствия в метрополии до некоторой степени компенсировались возросшей хозяйственной эффективностью, то колонизованным народам приходилось нести одни издержки.

Специфической формой огораживаний являлись конфискации земель у ирландских кланов и септов, проводивших c истреблением и изгнанием крестьянского населения, живущего кельтской общиной (достаточно вспомнить работу английских «зондеркоманд» во время подавлений восстания Тайрона и Тирконнела, и в годы кромвелевского покорения Ирландии).

В результате этих спецопераций к концу 17 в. 85 % всей удобной земли, принадлежавшей ирландцам, было конфисковано и передано крупными участками во владение колонистам-протестантам из Англии и Шотландии.

«Треть ирландской арендной платы тратится в Англии, что вместе с прибылями, пенсиями и прочим составляет добрую половину доходов королевства, всё — чистая прибыль для Англии. Эта арендная плата выжимается из крови, жизненно важных органов, одежды и жилищ арендаторов, которые живут хуже, чем английские нищие», — читаем у Джонатана Свифта в статье «Краткое обозрение государства ирландского».

В относительно плодородной стране голод с тысячами смертей стал привычным явлением.

В «Письмах суконщика» Свифт писал, что «все дороги, улицы и двери домов осаждаются нищими женщинами, за которыми следует 5–6 детей, прося и моля прохожего о милостыне», в «Скромном предложении» об ирландцах, которые «продают себя на Барбадос», чтобы рабством спастись от голодной смерти, а его современник, лорд-наместник Ирландии, докладывал в Лондон, что в городских рвах лежат трупы людей, рот которых покрыт зеленью от травы, которой они пытались утолить свой голод в последние минуты жизни. [69]

Ирландское промышленное производство было подавлено, чтоб не конкурировало с английским, Ирландии даже запретили напрямую торговать с другими британскими колониями. Высокими вывозными пошлинами было убито ирландское производство шерсти.

Зато к началу 19 в. каждый год из Ирландии в карманы лендлордов, живущих в Англии, выкачивалось свыше миллиона ф. ст. арендной платы.

Английское правление уверенно вело Ирландию к демографической катастрофе 1840-х.

Cхожие конфискационные мероприятия, несколько менее свирепые, но приводившие также к обезлюдению, проводились в шотландском Хайленде. Огораживаниями там было согнано с земли около 150 тыс. чел., это привело к опустошительному голоду 1782–1783 гг. [70]

Кстати, одним из признаков того, что кто-то подвергается чрезмерной эксплуатации и унижению, является рост алкоголизма. Законодатели в 18 в. вполне осознанно приучали английское простонародье к дешевому неочищенному спирту, устанавливая на него крайне низкий налог. Ведь перегонка поднимала цены на зерно и была весьма выгодна крупным землевладельцам, из которых и происходили законодатели. В период наибольшего потребления джина похорон в районе Лондона было вдвое больше, чем крещений.

О нравах капитализированного общества свидетельствовали и такие факты. В английских тюрьмах «тюремщики мучили должников до смерти пытаясь извлечь деньги у людей, которые потому и попали сюда, что у них не было денег». А тюрьмы «сдавались местными властями на откуп подобным негодяям». [71]

Флот пополнялся путем принудительной вербовки. «Наш флот комплектуется при помощи насилия и удерживается в повиновении при помощи жестокости,» — свидетельствовал адмирал Вернон. [72]

Британия «правила на морях» при помощи плетки-девятихвостки, именуемой «кошкой» (сat o'nine tails), которая гуляла по спинам матросов. («Размочить кошку» означало — смыть кровь, которая слепляла волокна плети и делала удары особо мучительными.) Кстати, жестокие телесные наказания в британской армии и флоте продержались до 1881 г. Помимо мучительного бичевания — число ударов доходило до 1200 — применялось на британском флоте и такое садистическое, часто заканчивающееся смертью истязание, как килевание.

«Казарм не было и солдаты расквартировывались в кабаках, где жили за счет населения, которое ненавидело «красные мундиры». [73]

Солдат, как и матросов, нещадно били. Был один рекордсмен во времена Георга II, который за 16 лет службы получил 30 тысяч плетей. Служба в Вест-Индии была равносильна смертному приговору. Но это вряд ли беспокоило английскую верхушку, наемная солдатская служба была «налогом крови» на беднейшие слои населения; в армейских рядах спасались от голодной смерти ирландцы и шотландские горцы.

И на гражданке число преступлений, караемых смертью и истязанием, только росло на протяжении всего «века просвещения».

Из дневника священника Вудфорда: «1777 год 22 июля. Роберт Бигген, привязанный к тележке, подвергся сегодня днем бичеванию палача на улицах Кэри (Сомерсет) за кражу картофеля. Его бичевали на всем пути от Джордж Инн до Эн, откуда вели обратно вдоль улицы к королевскому дубу в Южном Кэри и назад к Джордж Инн». Плата на хорошо потрудившегося палача собиралась с местного прихода.

Английский капитализм на мировых просторах

И если так обстояло дела с гуманностью в отношении своих же англичан, то что уж говорить о каких-то неграх. Отраслью американской торговли, долгое время монополизированной Ливерпулем, была работорговля, тесно связанная с хлопчатобумажным производством Ланкашира. Более половины рабов, попадавших в трансатлантический рабопровод, пересекали океан в битком набитых трюмах английских кораблей. Помимо обслуживания английских колоний в Америке, английские работорговцы имели исключительные права на поставку рабов в испанские колонии в Америке, т. н. «асьенто» — таков был результат войны за Испанское наследство. В 1771 году 58 невольничьих кораблей-слейверов отплыли из Лондона, 23 — из Бристоля и 107 — из Ливерпуля. Они перевезли за этот год 50 тысяч рабов. К концу века эта цифра выйдет за 100 тысяч. А всего в Новый свет было доставлено 12 млн. рабов. [74]

Работорговля был основным фактором развития текстильной промышленности. Африканские рабы покупались в одной партии с хлопком. Плантации в Вест-Индии и затем на юге США, куда доставлялись рабы, производили большую часть хлопка-сырца для британской промышленности. [75]

На каждого раба, доставленного в Новый свет, приходилось по 3–4 погибших при отлове и транспортировке — за слейверами плыли косяки жирных акул, питающихся человеческим мясом. Африке развитие английского капитализма обойдется в демографические потери порядка 40 млн. чел.

Поскольку власти своевременно отправляли на плаху или каторгу потенциальных бунтарей, пролетарский протест был в Англии достаточно слаб и бессмысленен вплоть до 1830-х годов; так в 1810-х доведенные до голода рабочие-луддиты разрушали станки. В случае, если происходила какая-то самоорганизация рабочих, то расправа над ними была быстрой и кровавой. Как, например, в 1819, когда собравшиеся на митинг в Питерлоо(близ Манчестера) рабочие хлопчатобумажных фабрик были изрублены кавалерией. Число погибших и раненых составило 400 человек. Испуганные власти издали тогда т. н «шесть законов», которые запрещали собрания более 50 человек, процессии с оркестрами и знаменами, форсировали аресты и высылку в колонии «опасных лиц». [76]

Английская промышленная революция шла по костям, и не только в колониях Великобритании. Несколько десятилетий в период после наполеоновских войн происходило сокращение зарплаты в метрополии — капиталисты боролись за повышение прибыли, а машинное производство убивало мастерские ручных ткачей (их доходы упали в шесть раз с 1795 до 1834). Историк Э. Хобсбаум оценивает число умерших от голода за это время в Англии в полмиллиона человек. [77]

В 1834 (вскоре после отмены рабства в английских колониях) была отменена выдача пособий беднякам, не находящимся в работных домах. Теперь все неимущие обязаны были пройти через каторгу «работного дома». [78]

Страна бурного промышленного подъема, пожирающая дешевые ресурсы и принудительный труд колоний, демонстрировала весьма печальные картины собственного пролетариата еще в 1840-х.

«В Лондоне каждый день 50 тыс. человек, просыпаясь утром, не знают, где они проведут следующую ночь. Счастливейшие из них, которым удаётся приберечь до вечера пару пенсов, отправляются в один из так называемых ночлежных домов (lodging-house), которых множество во всех больших городах, и за свои деньги находят там приют. Но какой приют! Дом сверху донизу заставлен койками; в каждой комнате по четыре, пять, шесть коек — столько, сколько может вместиться. На каждой койке спят по четыре, по пять, по шесть человек, тоже столько, сколько может вместиться, — больные и здоровые, старые и молодые, мужчины и женщины, пьяные и трезвые, все вповалку, без разбора.»

На лондонском трудовом рынке, располагавшемся в кварталах Уайт-Чепл и Бетнал-Грин, родители предлагали своих детей в возрасте от семи до десяти лет любому человеку на какую угодно работу с раннего утра до поздней ночи.

Только в 1842 закон запретил подземную работу женщин и детей до 10 лет. [79] А какие-то ограничения по времени работы детей до 10 лет появятся только в 1850-х гг. [80]

В 1840-х английское правительство станет почти безучастным свидетелем великого ирландского голода, порожденного безжалостной политикой обезземеливания, чисток и эксплуатации, проводимой английским правящим классом по отношении к ирландцам на протяжении предшествующих трех столетий.

Голод был спровоцирован очисткой (clearance) крупных поместий от мелких ирландских арендаторов — на оставшихся у них крохотных участках ирландцы могли прокормиться только неприхотливым картофелем, но вот и его сгубил грибок.

Голод обернулся катастрофой ирландского народа, от которого он не оправился до сих пор.

«…Мы вошли в хижину. В дальнем углу, едва видные сквозь дым и покрывающее их тряпье, лежали обнявшись трое детей, с запавшими глазами, без голоса, в последней стадии дистрофии… Над остатками горящего торфа скорчилась еще одна фигура, дикая, почти нагая, почти нечеловеческая с виду. Жалобно стеная, иссохшая старуха умоляла нас дать ей что-нибудь, показывая руки, на которых кожа свисала с костей..», — пишет английский автор, посетивший Ирландию в 1847. [81]

«Огромные стада коров, овец и свиней… отправляются с каждым отливом, из каждого из 13 наших портов, курсом на Англию, и помещики получают арендную плату и отправляются тратить ее в Англию» — и это во время голода, сократившего на треть население Ирландии. [82]

Гибель Ирландии не встретила особых филантропических чувств в Лондоне, где частные фонды и правительство перекладывали друг на друга обязательство оказать помощь голодающим. Зато английские пропагандисты поработали на славу, перекладывая всю вину с английского правящего класса на грибок, который конечно возразить не может.

И сегодня населения в Ирландии гораздо меньше, чем в начале 19 в. Если в 1840 г. на этом острове проживало около 8,18 млн. чел., то к концу 19 в. около 4,46 млн., включая англосаксонское меньшинство; ныне 5,5 млн., учитывая Ольстер с его протестантским населением. [83] А английские пропагандисты всё ищут голодоморы где угодно, но только не под сенью британской короны. (Для сравнения, в католической Польше, оказавшейся под властью «царистской» России, население стремительно увеличивалось — с 2,7 млн. в 1815 г. до 9,5 млн. в 1897 г. [84] В российской «тюрьме народов» католики множились и процветали, в британской «цитадели демократии» стремительно вымирали.)

Очистка владений лендлордов от мелких арендаторов была проведена и в шотландском Хайленде. Так в 1814 г., при всех декларированных гражданских правах, герцог Сазерленд велел сжечь жилища всех крестьян в своих огромных владениях — 15 тыс. чел. лишились крова и пропитания, многие из них погибли от голода и холода. Поэтому картофельный голод 1840-х, сопровождаемый холерой, произвел большие опустошения и в шотландском Хайленде. А последний акт насильственного огораживания состоялся там в 1882 г. (т. н. «битва при Браесе). Массовая эмиграция шотландских кельтов не останавливалась и во второй половине 19 в. Население Хайленда (и так изрядно прореженное огораживаниями и голодом во второй половине 18 в.), с начала 19 в. по начало 20 в. сократилось с 260 тыс. до 60 тыс. чел.

На другом конце света, в другой британской колонии, происходило многое из того, что было испытано в Ирландии.

Первым индийским государством, которое попало под владычество британской Ост-Индской компания, была многолюдная и богатая Бенгалия.

Войска Компании и лично их командующий Р. Клайв для начала обчистили бенгальскую казну — и за это, видно, сей «великий сын Англии» удостоился памятника в центре Лондона. Потом Компания овладела фискальным аппаратом Бенгалии. Налоги были увеличены вдвое и отданы на краткосрочный откуп служащим компании. Как свидетельствовал современник: «Они (откупщики) отбирали все до последнего фартинга у несчастных крестьян; последние, не желая покидать свои старые жилища, подчинялись требованиям, которые не могли выполнить». Компания присвоила себе монополию во внешней торговли и в важнейших отраслей внутрибенгальской торговли. Бенгальские крестьяне и ремесленники были принудительно прикреплены к факториям компании, куда обязаны были сдавать свою продукцию, часто им вообще ничего не платили. «Агенты компании платят за забираемые товары гроши либо не платят вовсе». «Рынки, пристани, оптовые рынки и зернохранилища полностью разрушены. В результате этих насилий торговцы со своими людьми, ремесленники и райаты и другие бежали». [85]

Разные виды ограбления индийского населения британской Ост-Индской компанией привели к голоду 1769–1773 гг., во время которого погибло около трети жителей Бенгалии, от 7 до 10 млн. чел., о чем нам любезно сообщает энциклопедия «Британника» 1911 года издания. В 1780–1790-е гг. голод продолжал выкашивать Бенгалию, его жертвами стало несколько миллионов человек. Голод пришел также в захваченные англичанами Бенарес, Джамму, Бомбей и Мадрас. [86]

Для Индии это было только начало. Общинные земли под разными предлогами присваивались Компанией, из сборщиков налогов был образован новый класс феодальных землевладельцев. Компания верно следовала либеральным принципам — и, раздавив индийскую общину, сама не тратила денег на работы в интересах общества, на ирригацию и мелиорацию, столь важные в индийских природно-климатических условиях. От этого поля пустели быстрее, чем от прямого грабежа. [87]

Массовый голод делал свои «успехи», охватывая раз за разом всё большую территорию колониальной Индии. Это было результатом сознательной политики британских властей по разрушению сельской общины и разорению местного ремесленного производства, что освобождало рынок для английских промышленных товаров. (Хороший пример: в 1820 субконтинент получил 11 млн. ярдов английских х.-б. тканей, а в 1840 уже 145 млн.) [88]

«Равнины Индии белеют костями ткачей» — сообщает британский генерал-губернатор в 1834, через 77 лет после начала английского господства в этой стране.

Вспышки массового голода на обширных пространствах Индии были постоянными спутниками британского правления в этой стране. Так в 1875–1900 гг. его жертвами было не менее 25 млн. чел. [89]

Проведенная в Латинской Америке при помощи Англии — ее денег и ее флота — боливарианская революция, вне зависимости от планов идеалиста Боливара и таинственно убитого генерала Сукре, привела к полной экономической и политической зависимости этого огромного пространства от английского капитала. Банки Латинской Америки оказались под контролем британских финансовых групп, в правительствах «банановых республик» сидели агенты английского правительства, их рынки были захвачены английскими товарами, задавившими местную промышленность. (В 1840 сюда поступало английских х.-б. тканей вдвое больше чем в Европу). [90] Все это воплотилось в застойную нищету, невероятное имущественное расслоение, отвратительные формы господства олигархии над простонародьем, включая прямое рабовладение — все это будет замаскировано прекраснословными либеральными конституциями. «Эскадроны смерти» и просто банды, нанятые плантаторами и латифундистами, наводили ужас на крестьян. В «освобожденной» Латинской Америке то и дело происходили вспышки геноцида, так 2/3 населения Парагвая, пытавшегося развиваться не совсем по капиталистическому пути, было уничтожено армиями соседних Бразилии, Аргентины и Уругвая, которых поддерживала Англии…

В марте 1839 китайский императорский комиссар Линь Цзэ-сюй ликвидирует большую партию контрабандного опиума c плантаций в британской Бенгалии, 20 тыс. ящиков, и берет под стражу контрабандистов, английских подданных. А в апреле 1840 г., впервые в мировой истории, одно правительство (английское) объявляет войну другому (китайскому) ради прямой защиты порочного промысла.

Английский флот доблестно расстреливал из пушек джонки, высаживал десанты для захвата портов, блокировал Императорский канал — один из важнейших транспортных путей Китая.

Англо-китайский «мирный» договор, заключенный в Нанкине 29 августа 1842 открыл для английской торговли и опиума китайские порты на южном и юго-восточном побережье Китая. Британские подданные в Китае вышли из подсудности китайским властям. В Китае появились английские торговые поселения-сеттльменты, королевский флот обрел стратегически важные базы на Тихом океане. Китай выплатил колониальному хищнику огромную контрибуцию в размере 15 млн. серебряных лян (21 млн. долл.), возместив британцам издержки по завоеванию самого себя.

Первая опиумная война стала началом длительного периода ослабления Поднебесной. Последующие сто лет в китайской истории были заполнены опиумным дурманом, бесконечными кровопролитиями, мятежами и иностранными интервенциями. В течении нескольких десятилетий окажется разрушена крупнейшая экономика мира, сокровища Поднебесной будут разграблены (англичане даже обчистят императорский дворец), ее промышленность разорена, ее торговля и таможни взяты под контроль английскими «специалистами». Вместе с ослаблением государства шла долговременная депопуляция. Если в 1842 население Китая составляло 416 млн. чел., то в 1881 г. — 369 млн. [91]

И ирландский голодомор, и индийские поля, заваленные костями, и Китай, вымирающий в умелых английских руках, относятся уже к викторианской эпохе, считающейся еще одним «золотым веком» английского капитализма

К времени королевы Виктории Британия уже три с половиной века была передовиком развития капитализма, полтора века являлась самой мощной торговой и морской державой, 70 лет бесспорным лидером промышленного развития, полвека самой богатой страной мира, контролирующей финансовые операции по всему миру и владеющей колониями с неисчислимыми ресурсами и населением в сотни миллионов душ. А также читающей нотации о цивилизованности и свободе правителям разных стран.

За развитие капитализма в Англии была заплачена непомерная цена — десятки миллионов жизней в Ирландии, Африке, Индии, Китае, Австралии, Америке, исчезновение многих племен и культур, разрушение экономик двух самых населенных стран — Индии и Китая, застойная нищета Латинской Америки.

Английский образцовый капитализм показал, что капитал развивается за счет неравенства, поддерживает неравенство, что ему нужна обширная периферия и внешняя среда, откуда высасываются почти бесплатные ресурсы и дармовая рабочая сила. Именно за счет периферии и внешней среды растет капитал — они несут главные издержки. Он захватывает то, что создано чужим трудом, присваивает чужие накопления.

Естественным образом встает вопрос, а что бы было, если и Россия представляла бы собой скопление родов и племен, как Ирландия, индейская Америка, аборигенная Австралия, Африка или рыхлое феодальное образование, как Индия. Тогда и мы бы стали добычей британского капитализма еще в 17–18 вв. И получилась бы вторая «Канада» — миллионов двадцать англоязычного населения, среди него остатки «московитских» аборигенных племен в резервациях. Не было бы ни великой русской колонизации северной Евразии, ни русской цивилизации с ее культурными, научными, техническими, военными достижениями.

Русские могли разделить судьбу американских индейцев. Но сильное государство и собственная колонизация новых земель, служилая и крестьянская, масштабно начатые в эпоху Ивана Грозного, спасли Россию от вторжения западного капитала. Сделали ее крупнейшей в мире по размерам и третьей по численности населения (до 1991 г.), принесли ей относительно плодородные земли и месторождения полезных ископаемых, которых практически нет в историческом центре страны.

Государство российское со времен «Иванов Васильевичей» носило четко централизованный и мобилизационный характер (при широком использовании разных форм самоорганизации и самоуправления — на Россию, протянувшуюся уже в конце 1630-х гг. до Тихого океана, приходилась лишь сотня дьяков и одна тысяча подьячих, вот и весь чиновничий аппарат). «Иваны Васильевичи», в основном, покончили и с феодальной аристократией, как политической и экономической силой, облегчающей расчленение и покорение страны иностранными силами.

Поэтому русские не разделили судьбу многих аборигенных народов мировой периферии, а продвигая фронтир все дальше и дальше, создали свой огромный «русский мир», где многочисленные народности сохраняли свои земли, обычаи и языки.

Думаю, что исходя из силы русского государства, британские колонизаторы в свое время отказались от идеи покорить его грубым военным путем и решили разложить его изнутри, разжигая материальные интересы и жадность элитных групп.

Примечания:

60 Тревельян, с. 300.
61 Там же, с. 308.
62 Там же, с.349.
63 Там же, с. 348.
64 Там же, с. 403, 404.
65 Там же, с. 407.
66 Самаркин, с. 191.
67 Там же, с. 195.
68 Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма. СПб, 2003.
69 Афанасьев. с.90.
70 Тревельян, с. 483.
71 Там же, с. 374.
72 Там же, с. 375.
73 Там же.
74 Там же, с. 416.
75 Хобсбаум, с.53.
76 Тревельян, с. 505; Саркисянц.
77 Хобсбаум, с. 63.
78 Тревельян, с. 563.
79 Там же, с. 569.
80 Виноградов В.Н. Лорд Пальмерстон в европейской дипломатии.
81 Curtis.
82 Curtis; Mitchel J. The History of Ireland from the Treaty of Limerik to the Present Time. 1869. V. II, p. 244–247.
83 Fitzgerald G. Towards a New Ireland. Dublin, 1973, p.67.
84 Эбэрхардт П. География населения России. Пер. с польск. СПб., 2003.
85 Всемирная история. Период английского завоевания. Т. 14. М.-Мн., 2000, с. 307.
86 Антонова К. А., Бонгард-Левин Г. М., Котовский Г. Г. История Индии. М., 1979.
87 Ковалевский М. М. Общинное землевладение. Часть I. М, 1879.
88 Хобсбаум, c. 55.
89 Неру Д. Взгляд на всемирную историю. Т. II. М. 1981; Антонова, Бонгард-Левин. История Индии; Менделеев Д.И. Заветные мысли. М., 1995, с. 17, 49, 60.
90 Хобсбаум, c. 54.
91 Китай, государство в Азии//Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.


ertata