Ермоловская_Татьяна Голосов: 1 Адрес блога: http://ertata.ru/ Добавлен:

Лучший полководец Первой мировой.

2014-01-17 23:50:54 (читать в оригинале)


«В самом начале революции я твердо решил не отделяться от солдат и оставаться в армии, пока она будет существовать или же пока меня не сменят. Позднее я говорил всем, что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило»

А.А.Брусилов

В апреле — мае 1915 года, на русско-германском фронте разгорелись тяжелейшие бои. Немцы, перебросив с запада несколько лучших корпусов, развернули мощное наступление на правом крыле Юго-Западного фронта, в районе Горлицы. Русские армии дрогнули и начали отступать. Вместе со всеми отходила и 8-я армия генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова, оставившая Перемышль. По артиллерии противник превосходил в 6 раз, а по тяжелым орудиям — в сорок! Очень не хватало и патронов. Брусиловские воины порой отбивали атаки врага одними штыками!

Но даже в период самых тяжелых боев того страшного лета 8-я армия умудрилась взять большое количество пленных, внезапным ударом разгромив 4-ю австрийскую армию. Она закончила отход в первых числах сентября успешным контрнаступлением, на время вернувшим русским Луцк и обеспечившим в дальнейшем овладение городом Ровно.

Трагедия пятнадцатого года

Армия Брусилова добилась бы еще больших результатов, но Алексею Алексеевичу не давали возможности развернуть самостоятельные действия. Когда императору Николаю II стало известно, что Брусилов вопреки директиве об отходе командующего Юго-Западным фронтом генерала от артиллерии Н. Иванова попытался действовать по-своему и упорно контратаковал, он немедленно потребовал установления полного контроля за действиями "чересчур самостоятельного" командарма.


О том, какая трудная обстановка складывалась на Юго-Западном фронте и в его тылу летом пятнадцатого года, правдиво написал американский журналист Джон Рид в очерке "Как они воевали", впервые опубликованном на русском языке в журнале "30 дней". Из-за нехватки боеприпасов, и прежде всего острейшего "снарядного голода", гибли или попадали в плен целые полки, бригады и дивизии, а в Архангельске скапливались горы снарядов, привезенных из Англии, но не доставленных на фронт, потому что железнодорожному начальству и чинам Артиллерийского управления никто не дал взятки… Некий полковник из армии Брусилова рассказал журналисту о пропаже 17 миллионов мешков муки, предназначавшихся для сражавшихся войск. Полковник предполагал, что мука была продана румынам, а затем переправлена в Австрию. Рид приводил также множество других чудовищных фактов воровства, взяточничества, беззакония и халатности, которые царили в русском тылу и на фронте.

Командарм Брусилов, разумеется, тоже был осведомлен об этих преступлениях и полагал широкое распространение коррупции нашей тяжкой бедой. Но в еще большей степени причиной "Великого отступления" и грозящей фронту катастрофы считал он неосмотрительную стратегию верховного командования. Для него она выражалась в полном непонимании обстановки командующим фронтом Ивановым, его мелочной придирчивости. Столь бездарным военачальникам, как Иванов, нельзя было доверять целый фронт.

Другой грубейшей ошибкой высшей власти, совершенной летом пятнадцатого года, Алексей Алексеевич считал принятие на себя роли Верховного главнокомандующего императором Николаем II вместо великого князя Николая Николаевича. "Преступны те люди, которые не отговорили самым решительным образом, хотя бы силой, императора Николая II от намерения возложить на себя те обязанности, которые он по своим знаниям, способностям, душевному складу и дряблости воли ни в коем случае нести не мог", — писал он впоследствии в своих воспоминаниях.

Но прежде чем разразилась революционная гроза, спровоцированная неудачной войной и бездарным правлением, Алексею Алексеевичу еще предстояло летом следующего года прославиться на весь мир успешным наступлением, вошедшим в историю под названием "Брусиловский прорыв".

Крестник Фельдмаршала Барятинского

Дальние предки Брусилова были выходцами из польско-литовского государства Речи Посполитой. Они вели свой род от известного польско-украинского воеводы Адама Киселя, недруга Богдана Хмельницкого и ярого противника воссоединения Украины с Россией. Несмотря на такую родословную, Брусиловы верой и правдой служили в русской армии в XVIII — XIX веках. Прадед и дед Алексея Алексеевича не поднялись выше чина секунд-майора. Зато отец, Алексей Николаевич, начав служить в 1807 году, участвовал в Бородинском сражении, был ранен и прошел затем всю Западную Европу в заграничных походах. Он совершал триумфальный въезд в Париж, а с 1839 года служил на Кавказе, участвуя в войне против Шамиля. Дослужился до генерал-лейтенанта.

Женился А. Н. Брусилов поздно, когда ему было уже за 60 лет. 19 августа 1853 года у него родился сын Алексей. Крестным отцом его пожелал стать главнокомандующий и наместник на Кавказе князь Александр Барятинский.

Вслед за Алексеем в семье вскоре родились Борис, Александр (умерший во младенчестве) и Лев. Борис впоследствии стал крупным землевладельцем, а Лев посвятил себя флотской службе, дослужился до контр-адмирала, начальника Морского генерального штаба. Их родители скончались, оставив малолетних детей на попечение богатой тетки. Та постаралась дать племянникам подобающее дворянам образование и воспитание. Алексей с 14 лет обучался в лучшем военно-учебном заведении России — Пажеском корпусе, где обнаружил склонность к военным дисциплинам, особенно кавалерийской езде.

По окончании учебы он выбирает местом будущей службы 15-й драгунский Тверской полк, стоявший на Кавказе, и отправляется в Тифлис. Здесь Брусилов поначалу ведет обычную для молодого офицера-холостяка жизнь: карты, пирушки, модные тогда еще дуэли, концерты или оперетки. Но Русско-турецкая война 1877-1878 годов резко меняет его представления о жизни…

Боевое крещение

К тому времени Алексей Брусилов стал поручиком и занимал должность полкового адъютанта. В апреле 1877 года его полк, включенный в т.н. Основной корпус под командованием генерала Лорис-Меликова, двинулся к турецкой границе. Корпус предназначался для вторжения в кавказскую часть Турции, а поручик Брусилов волею судеб оказался в авангарде соединения.

Тихой южной ночью тверские драгуны стали переправляться через пограничную реку Арпачай, разлившуюся от весеннего половодья. В темноте они то и дело теряли брод, и им приходилось вместе с лошадями плыть в ледяной воде. Но обошлось, однако, без потерь. Достигнув противоположного берега, русские кавалеристы тихо окружили турецкую казарму. Ожидалось, что турки, которые не могли не знать о приближении противника, вот-вот откроют огонь. Но все было тихо. И только когда один из драгун, говоривший по-турецки, постучал в ворота казармы, стало ясно: турки… безмятежно спали. То ли турецкое командование не оповестило свои пограничные части о начале войны, то ли проявил беспечность местный начальник, но аскеры оказались совершенно не готовы к бою и сдались драгунам без единого выстрела.

Поручик Брусилов не скрывал радости: в первой же операции удалось захватить важного пленника — командира турецкой пограничной бригады. Однако ветераны кавказских войн охладили его пыл: успех случаен, а турки — серьезные противники, они еще покажут себя. И последующие бои подтвердили их правоту.

…26 апреля русскому командованию стало известно, что к северу от Карса пасутся большие стада турецкого скота. Для их захвата были отряжены Тверской драгунский и казачий Горско-Моздокский полки. Но вместо стад скота русские кавалеристы натолкнулись на сильный турецкий отряд (кавалерия, артиллерия и пехота), совершавший вылазку из крепости. Пехотинцы-аскеры начали цепями наступать на русских. Драгуны и казаки спешились, залегли и открыли огонь. Тогда турки ввели в дело артиллерию. В русской цепи появились убитые и раненые. Поскольку силы врага явно превосходили наши, был отдан приказ садиться на лошадей и отходить.

Поручик Брусилов ехал шагах в десяти позади своего полкового командира полковника Неврузова. Вдруг неприятельский снаряд со страшным воем пронесся у Брусилова над головой, упал между ним и Неврузовым и разорвался. Лошадь полковника, совершив огромный скачок, оборвала поводья, понесла и врезалась в строй 3-го эскадрона, где ее остановили. А вот конь Брусилова от испуга вздыбился и опрокинулся навзничь. Вместе с конем упал и всадник, успевший, однако, освободить ноги от стремян. Но лошадь тут же вскочила и ускакала. Брусилов остался пешим…

Между тем весь отряд на рысях отходил, спеша в свой лагерь. Полковому адъютанту в лучшем случае грозил плен. Тогда он побежал по пахотному полю, надеясь только на скорость и выносливость своих ног. Но драгуны, честь им и хвала, не оставили поручика в беде: навстречу скакал трубач эскадрона и вел в поводу сбежавшую лошадь. Вскочив в седло, Брусилов вскоре догнал товарищей.

…Пока под плотно обложенным Карсом шли незначительные бои, отправленный в северо-западном направлении Ахалцыхский отряд русских войск не решался штурмовать крепость Ардаган. Лорис-Меликов отправил ему подмогу, куда вошли и тверские драгуны. На рассвете 4 мая 1877 года русские полки начали атаку Гюлявердынских высот, прикрывавших крепость. Один за другим солдаты карабкались на крутые скалы под жестоким артиллерийским огнем. Им удалось захватить линию турецких окопов, проходившую по вершинам. И тут выяснилось, чем объясняется столь упорное сопротивление османских канониров: они были прикованы к своим орудиям!

На следующий день начался штурм Ардагана, в котором участвовал и Брусилов. В послужном списке поручика появилась запись о первом поощрении: "За отличие, проявленное в боях с турками 4 и 5 мая 1877 года при взятии штурмом крепости Ардаган, награжден орденом Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом".

Карская эпопея

А осада Карса тем временем продолжалась. Турки обороняли мощную крепость упорно, то и дело совершая вылазки. Тогда вызывали на поле боя кавалерию, чаще всего драгун, вернувшихся из-под Ардагана. Поскольку местность была сильнопересеченная, эскадроны шли в разомкнутом строю на рысях. Турки, завидев всадников, отступали, а по русской коннице открывала огонь крепостная артиллерия. Такие вылазки повторялись чуть ли не каждый день. Естественно, драгуны несли потери…

Об этих изнурительных столкновениях Брусилов вспоминал впоследствии с неудовольствием: "Мы называли вызовы кавалерии к Карсу "выходами на бульвар", и этот "бульвар", признаться, нам изрядно надоел".

Слов нет, куда увлекательней было гнаться за башибузуками по горным дорогам или вести в чистом поле лихие атаки! Однако во время отражения турецких вылазок Брусилов приобрел важнейший для военного человека навык: умение стоять под огнем. Позже он понял: боевой выдержке нельзя научиться в лучшем военном училище, ее не освоить на маневрах, это можно постичь, только лично побывав, и не раз, под вражеским обстрелом. Только многократно стоявший под неприятельскими пулями и гранатами командир поймет, что можно, а чего нельзя ожидать от других людей, посылая их в пекло схватки. Только он знает пределы возможного в сражении и сможет точнее все рассчитать, организуя бой. Раз за разом самому водить бойцов в атаку, под свист пуль, грохот разрывов и стоны раненых товарищей — это тот боевой опыт, который необходим любому будущему военачальнику…

В сражении на реке Аладжа анатолийская армия турок потерпела поражение, потеряв 6 тысяч человек убитыми и ранеными и до 9 тысяч пленными, и укрылась за мощными стенами Карса. (этот османский оплот в Закавказье героически штурмовали войска генерала Муравьева в ходе Восточной (Крымской) войны 1853 — 1856 годов). За прошедшие с тех пор два с лишним десятка лет крепость стала еще более укрепленной. На фортах ее стояло свыше 300 орудий, а защищал Карс 25-тысячный гарнизон. Запасов продовольствия и боеприпасов у него вполне хватило бы на несколько месяцев обороны. Между тем приближалась зима — очень суровая в горном крае. Осаждающим негде было укрыться от свирепствовавшей непогоды — кругом голые скалы, обдуваемые ветрами, да редкие сожженные селения. Положение русских становилось все более сложным. Находившийся при штабе кавказской армии французский генерал де Курси запугивал:

— Я видел карские форты и одно могу посоветовать — не штурмовать их! На это нет никаких человеческих сил. Ваши войска храбры, они пойдут на эти неприступные скалы, но вы положите их всех и не возьмете ни одного форта...

Однако принявший командование над осаждающими Карс войсками генерал Лазарев, решительный и энергичный военачальник, не сомневался в успехе. Он повел регулярную осаду крепости. Пехота превратилась в землекопов: рыли траншеи и укрытия. Шло медленное продвижение к стенам: на 1000 шагов, затем на 200 шагов, еще на 100…

Турки тоже не дремали и пытались внезапными вылазками помешать осаждающим. Тогда в дело вступала кавалерия. На западной стороне по тревоге поднимался Тверской драгунский полк. Драгуны спешили навстречу туркам, переправляясь через мелководную речонку, но те всякий раз уклонялись от боя. Брусилов участвовал во всех контратаках. В самый разгар подготовки к штурму он получил погоны штабс-капитана.

В полночь 5 октября 1877 года воины лазаревских полков выслушали краткую речь генерала перед решающим штурмом крепости. Тверской полк должен не допустить прорыва противника из крепости по Эрзерумской дороге.

Русские наступали широко и мощно. Лишь только ночная мгла плотно легла на Карс и окрестные горы, пехотные колонны в полной тишине стали выдвигаться к турецким фортам. Огонь открывали только в упор или будучи обнаруженными противником. Повсеместно завязывались рукопашные схватки. Драгуны, разумеется, не видели в темноте поля битвы. Но музыку ее они научились слышать прекрасно. Сомнений не оставалось: наша брала! При первых лучах солнца стало видно: почти все вражеские форты пали. Там хозяйничали русские солдаты, поворачивая орудия против цитадели. Было ясно, что Карс обречен. Но сражение еще не кончилось. Теперь-то и наступал черед кавалерии. Колонны турок выходили из цитадели и двигались на запад, в сторону Эрзерума, надеясь пробиться к своим.
Полк драгун скорым маршем ринулся наперерез уходящему противнику. Но турецкая колонна встала. Вперед вышло несколько человек, оживленно махавших белыми флагами.

— Сдаются, сдаются! — пронеслось по рядам драгун.

Так оно и было. Впоследствии Брусилов рассказывал об этом эпизоде с обычной благожелательностью русского человека, сочувствующего чужому несчастью: "Рассматривая положение турок, нужно сознаться, что у них другого выхода не было: до Эрзерума не менее 3-4 переходов, вышли же они в одних куртках, без всякого обоза, и в таком состоянии, без пищи, по колено в снегу, пройти им до Эрзерума было бы невозможно".

За участие в штурме Карса Брусилов был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами. За 7 месяцев войны он заслужил повышение в чине и 3 боевых ордена!

"Лошадиная академия"

В 1881 году штабс-ротмистра Брусилова откомандировали из Тверского полка на учебу в Офицерскую кавалерийскую школу. Она размещалась на Шпалерной улице близ Смольного монастыря в Петербурге, в приземистых просторных казармах, сохранившихся и доныне. Мог ли предполагать штабс-ротмистр, что здесь ему предстоит прослужить четверть века?

Когда он начинал учебу в школе, в ней было всего 36 учащихся офицеров — 23 армейца и 13 казаков. Брусилов оказался самым молодым. Многим его однокурсникам было уже за сорок…

За два года Брусилов побывал в лучших кавалерийских частях русской армии, познакомился с замечательными конниками, опытнейшими боевыми офицерами. На него обратил внимание генерал-инспектор кавалерии великий князь Николай Николаевич. По окончании школы Брусилова решено было оставить в ней, чтобы он передавал свои блестящие познания другим офицерам.

Став старшим учителем верховой езды (так называлась его должность), Брусилов внедрил в школе трудное кавалерийское упражнение, известное под названием “парфорсная охота”. Группа охотников преследует верхом оленя или волка. Гонимое животное во время бега меняет направление, стремясь скрыться в овраге или перелеске. Вот почему к такой охоте способны только очень опытные и выносливые наездники.

Спустя годы с помощью великого князя Николая Николаевича Брусилов добился повсеместного введения парфорсных охот в русской кавалерии.

3 февраля 1902 года государь подписал приказ о назначении Брусилова начальником Офицерской кавалерийской школы. "Лошадиная академия" — так прозовут вскоре это уникальное учебное заведение вылощенные генштабисты, которым, по установленному порядку, по окончании академического курса еще предстояло пройти здесь практическую переподготовку. Начальник школы не уступал капризам высокородных учеников, и немало аристократов, занимавших крупные посты в конных дивизиях, но не умевших по-настоящему даже держаться в седле, подпортили свою карьеру, получив от Брусилова нелестные характеристики.

Учиться в школе при нем было нелегко, недаром одно из упражнений по верховой езде слушатели даже прозвали дыбой. Но и подготовку кавалерийские начальники получали преотличнейшую. С легкой руки Алексея Алексеевича в программе здешнего обучения были такие предметы, которые уж никак не вязались с барскими привычками высшего сословия. Граф Игнатьев вспоминал: "В перерывах езды мы еще обучались бою на саблях, иногда рубке и даже ковке в эскадронной кузнице, где любители ухитрялись изготовить подкову, вместо трех, в два нагрева. Экзамен по этому предмету как раз был последним при окончании зимнего курса… Перед покрытым красным сукном столом вестовые держали несколько неоседланных лошадей. Я должен был отвечать первым, расковав и расчистив одно из копыт какой-то серой кобылы. Председатель комиссии, Брусилов… увидев меня в кожаном фартуке, с молотком и клещами в руках, сказал, улыбнувшись: "Это вам уже не стратегия!"

В эти годы "профессор конного дела" Брусилов, как полушутливо прозвали его в русских войсках, писал в своих статьях: "Кавалерист — не берейтор, не узкий манежный специалист, а конный воин, составляющий единое целое с лошадью… Он должен учиться работать при всяких условиях, то есть по всякому грунту, в гололедицу, в глубоком снегу, в мороз, в оттепель…" Фактически Алексей Алексеевич, в свое время, может быть, единственный в русской армии, призывал последовательно реализовывать важнейший принцип военного обучения: учить войска тому, что необходимо на войне. И он, кстати, первым высказал идею массированного применения конницы в крупных боевых операциях будущих войн, предложив создавать конные армии (что и было реализовано в годы Гражданской войны его учениками).

В апреле 1906 года по настоянию великого князя Николая Николаевича генерал-лейтенанта Брусилова назначили начальником 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. С первых дней своего командования Брусилов стремился подтянуть дисциплину, наладить кавалерийскую и боевую подготовку. Он делал все возможное, чтобы гвардия была достойна своего имени и действительно служила для армейских частей образцом воинских доблестей.

Гнилая Липа и Золотая Липа

С началом Великой войны, как называли тогда Первую мировую, Брусилова ждал приятный сюрприз: его назначили командовать 8-й армией Юго-Западного фронта. Уже в первые месяцы он показал, что австро-венгерская разведка жестоко заблуждалась на его счет, охарактеризовав в одном из донесений верховному командованию как недалекого генерала, который "едва ли может справиться с должностью командира корпуса".

Его армия занимала южный фланг фронта от румынской границы до Проскурова. 5 августа, буквально на второй день после того, как плохо подготовленные армии Северо-Западного фронта под командованием генералов Самсонова и Ренненкампфа вторглись в Восточную Пруссию, внимая отчаянным крикам французов о помощи, Брусилов тоже начал наступательные действия, только куда более успешные. Быстро перейдя реку Сбручь, служившую государственной границей, войска 8-й армии сломили сопротивление австрийцев и стремительно выдвинулись к рекам Золотая Липа и Гнилая Липа, где и состоялось первое настоящее, как его называет Алексей Алексеевич, сражение. В нужные моменты использовав пехотные и артиллерийские резервы и применив обходной маневр, он выиграл это первое крупное столкновение с врагом.

Успех на Гнилой Липе стоил Брусилову больших волнений — ведь он впервые в боевой, быстро менявшейся обстановке руководил войсковым объединением.

Вопреки проискам царицы и Распутина

Успехи Брусилова вызвали всплеск зависти к нему Петербурге. В начале 1915 года его пожаловали званием генерал-адъютанта. Но, как сказал сам царь, оно было дано ему не за боевые заслуги, а, оказывается, "за высочайшее посещение" 8-й армии и хороший обед в штабе. Газеты ничего не писали о его повышении, зато по столице ходили нелепые сплетни. Супруга писала ему: "В тылу я слышу и вижу многое, о чем ты понятия не имеешь; многие распоясались окончательно и в штабах иначе, как "выскочка" и "берейтор", тебя не называют. Как же, без академии, без протекции достиг такого положения".

Алексей Алексеевич старался быть выше кляуз и интриг, хотя они его очень огорчали.

17 марта 1916 года Брусилов был назначен командующим Юго-Западным фронтом вместо смещенного наконец генерала Иванова. Он сразу стал готовить фронт к активным наступательным операциям.

На совещании командующих фронтами и начальников их штабов в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве 1 апреля 1916 года начальник штаба Ставки генерал М. Алексеев предложил главный удар нанести войсками Западного фронта, где имелось двойное превосходство над немцами. Юго-Западному фронту отводилась вспомогательная роль — Алексеев считал, что к серьезному наступлению он не способен. Тем более что, по данным разведки, австро-венгры создали мощные оборонительные позиции, состоявшие из 3 — 4 укрепленных полос, расположенных на расстоянии в 5 — 10 км одна от другой, каждая в две-три линии окопов с узлами сопротивления. Обороняла их полумиллионная группировка с многочисленной артиллерией и пулеметами. Но Брусилов категорически не согласился с начальником штаба Ставки и заявил, что его войска не только могут, но и должны наступать. Алексеев вынужден был дать согласие. Вернувшись из Ставки, Брусилов собрал командармов и изложил им свой план наступления, оригинальный и смелый. Он в корне отличался от общепринятых взглядов на проведение прорыва.

Тогда считалось аксиомой, что прорыв следует осуществлять в одном месте, сосредоточив здесь максимальное количество артиллерии и людских резервов. Но скрытно провести подготовку к такому массированному удару Брусилову было невозможно. Противник, имея хорошую разведывательную авиацию, мог сразу же определить единственное место сосредоточения войск и быстро, пользуясь развитой сетью железных дорог, подтянул бы дополнительные силы для укрепления обороны и контрудара.

Поэтому Алексей Алексеевич придумал свой способ взламывания вражеской обороны. Он решил осуществить попытки прорыва одновременно на нескольких участках, заставив противника рассредоточить внимание, силы и средства, сбив его с толку и лишив возможности перебрасывать резервы на угрожаемое направление.

Другим неожиданным новшеством оказалась артиллерийская подготовка наступления. Утром 22 мая все артиллерия Юго-Западного фронта открыла общий огонь по проволочным заграждениям и окопам противника. Тяжелые орудия и гаубицы, траншейные и полевые пушки, мортиры и бомбометы методично, с небольшими интервалами молотили передовые позиции немцев и австро-венгров. Временами обстрел прекращался. Оглушенные и напуганные солдаты противника выползали из полуразрушенных укрытий и готовились к встрече русской пехоты. Но не более чем через четверть часа огонь возобновлялся.

Первой пошла вперед 9-я армия в Буковине. Уже к 3 часам дня 22 мая она заняла всю передовую укрепленную полосу противника, захватив в плен более 11 тысяч солдат и офицеров. Затем перешла в наступление 23 мая 8-я армия. На ее участке наметился главный успех. 4-я австро-венгерская армия эрцгерцога Фердинанда была снова разгромлена, на этот раз в излучине реки Стырь. За три дня австрийский фронт был прорван на протяжении 80 км и откатился на добрую сотню километров.

К концу июля 11-я армия дошла до истоков Буга, 7-я пробилась к Галичу, 9-я взяла Черновцы и ворвалась в Карпаты.

Победоносное наступление принесло ему великую славу как в России, так и за ее пределами. Австро-германская коалиция понесла в результате брусиловского наступления тяжелые потери: в период с 22 мая по 1 ноября только пленными она лишилась свыше 450 тысяч солдат и офицеров. Число убитых и раненых превышало полтора миллиона человек. Кайзер Вильгельм вынужден был перебрасывать войска в Карпаты из-под Вердена. Австро-венгерская армия полностью утратила боеспособность, а Германия с 1917 года вынуждены были перейти к стратегической обороне, что во многом предопределило окончательную победу Антанты в 1918-м…

Но беда была в том, что соседние фронты практически не поддержали героические усилия Юго-Западного фронта. Немцы перебросили с участков Западного и Северного фронтов крупные силы против Брусилова, и грех было русским военачальникам не воспользоваться этим. Однако командующий Западным фронтом генерал Эверт, несмотря на уговоры его Ставкой и генералом Алексеевым, все медлил с наступлением. И упустил выгодный момент — его войска двинулись на Барановичи лишь 20 июня.

Удар вышел слабый и закончился неудачей. Северный фронт Куропаткина вообще не предпринял ни одной попытки к наступлению.

Случилось то, чего больше всего опасался Брусилов: он оказался в наступлении один, без помощи соседей. Но Алексей Алексеевич не знал, что его войска остались без поддержки еще и благодаря закулисной интриге, которая плелась вокруг его имени и организованного им наступления могущественнейшими людьми: императрицей Александрой Федоровной, немкой по рождению, "святым" старцем Григорием Распутиным-Новых и даже оказавшимся под их влиянием государем императором. Буквально за день до начала прорыва австро-венгерских позиций, 21 мая, Брусилова вызывал к прямому проводу начальник штаба Ставки Алексеев. Он "передал мне, что Верховный главнокомандующий желал бы отложить атаку, чтобы собрался кулак и ударил в одном месте, — вспоминал Брусилов. — На это я ему ответил, что каждый имеет свою методу, а я задумал ударить по всему фронту и менять этого не могу и не хочу. Если недовольны мною, то надо сменить, а не требовать перемены действий".

Алексей Алексеевич не ведал, что сие странное пожелание царя возникло сразу после того, как его в могилевской Ставке посетила царица.

4 июня, когда обозначился крупный успех Брусилова, Александра Федоровна передала мужу новую порцию "вещих слов" Распутина-Новых, из которых следовало, что Северный фронт надо с наступлением придержать. 25 июля — очередное откровение "святого": "Не следует так упорно наступать". Усилия придворной партии возымели действие, и Николай II отдал командующему Юго-Западным фронтом прямой приказ о приостановке наступления.

На посту Главковерха

В февральские дни 1917 года Брусилов присоединился к Думе и обратился к царю с просьбой отречься от престола. Кое-кто из царской камарильи, зная популярность Брусилова, видел в нем подходящего кандидата в военные диктаторы, «усмирителя» восставшего народа. Однако расчетам этим не суждено было осуществиться.

Февральская революция не явилась для Брусилова неожиданностью. Он видел и ее дальнейший путь. «…Мне стало ясно, что дело на этом остановиться не может и что наша революция обязательно должна закончиться тем, что у власти станут большевики», – пишет в своих воспоминаниях Брусилов. Он правильно оценивал настроение солдат, утверждая, что «на правительство они не надеются, для них все в Совете рабочих и солдатских депутатов. Если затронуть последний – это вызывает у них злобу и раздражение… Среди солдат много было рабочих и людей, уже подготовленных к политической жизни, многие из солдат были большевики…».

Брусилов не сочувствовал брожению в солдатской массе. Для него это был «хаос», «развал» русской армии. Он выступал против знаменитого приказа № 1 и солдатских комитетов, считая, что деятельность этих организаций должна ограничиваться лишь «текущими нуждами» солдат. Брусилов восстановил полевые суды. и смертную казнь на фронте, энергично боролся за укрепление дисциплины, ограничивал собрания и митинги, принимал крутые меры против распространения большевистской агитации.

В мае 1917 года его назначили верховным главнокомандующим. Но к этому времени Брусилову уже стало ясно, что продолжать войну нельзя, что за интересы помещиков и капиталистов русские солдаты в бой не пойдут. Свое согласие принять пост верховного главнокомандующего он объяснял лишь тем, что «решил остаться в России и служить русскому народу».

«В самом начале революции я твердо решил не отделяться от солдат и оставаться в армии, пока она будет существовать или же пока меня не сменят. Позднее я говорил всем, что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило», – пишет Брусилов в воспоминаниях. Именно эти взгляды привели его, русского воина и гражданина, в ряды Красной Армии.

Ломка сложившихся убеждений была длительной и нелегкой. Брусилов знал одно – с Россией, с русским народом порвать он не может.

Но Верховным главнокомандующим Алексей Алексеевич пробыл менее двух месяцев — с 22 мая (4 июня) по 19 июля (1 августа) 1917 года. Глава Временного правительства Керенский не простил ему провал летнего наступления, хотя Брусилов сделал, кажется, все возможное для организации победоносной операции. Например, поднять боевой дух солдат он пытался, поощряя создание частей со всевозможными громкими названиями — "железные", "стальные", "ударные", "штурмовые". Так возник и женский "батальон смерти" во главе с нижегородской крестьянкой Марией Бочкаревой. Когда Бочкарева обратилась к Брусилову с предложением создать батальон женщин-смертниц, генерал поддержал эту идею, увидев в ней средство устыдить не желающих идти в бой солдат.

Уязвленный скоропалительным смещением со своего поста, Брусилов вместо приезда в Петроград для передачи дел попросил разрешения уехать на время в Москву. Это было ему позволено телеграммой Керенского с оскорбительной припиской: "Впредь до особого распоряжения в Петроград не прибывать".

Полностью отставленный от дел, Брусилов поселился в купленной им некогда квартире в Мансуровском переулке близ Остоженки. В дни октябрьских боев в Златоглавой этот район, где размещался штаб Московского военного округа, стал местом ожесточенных столкновений. Применялась и артиллерия. Один снаряд разорвался прямо в квартире Брусилова. Несколько осколков попало в правую ногу генерала, раздробив кости. Домашние кое-как перенесли его, теряющего сознание от боли, переулками в небольшой лазарет ближайшего лицея, а затем он был переправлен в госпиталь к известному хирургу С. Рудневу. "Моя первая в жизни огнестрельная рана, — скажет Брусилов. И горько добавит: — Она получена от русского снаряда…"

На больничной койке Алексей Алексеевич пролежал восемь месяцев, в течение которых генерала навещали представители различных антибольшевистских организаций. Так, дворянка Нестерович-Берг, выполнявшая роль связной между московским подпольем и создателями Добровольческой армии генералами Алексеевым и Корниловым, передала Брусилову письмо с предложением бежать на Дон. Генерал, по свидетельству этой дамы, ей ответил: "Никуда не поеду. Пора нам забыть о трехцветном знамени и соединиться под красным".

Тем не менее по выписке из госпиталя в июле 1918 года полководца вскоре посетил разыскивавшийся чекистами резидент английской разведки Брюс Локкарт. Он тоже предложил Брусилову бегство, на этот раз в Самару, где подняли мятеж чехословаки. Брусилов от участия в Гражданской войне отказался. Но вскоре ВЧК перехватила письмо Локкарта, в котором тот писал о планах все-таки сделать автора Луцкого прорыва, популярнейшего генерала вождем белого движения. После этого чекисты арестовали Брусилова и поместили на кремлевскую гауптвахту. Здесь к нему в камеру пришел руководитель ВЧК Дзержинский. Он рассказал о письме Локкарта и пояснил, что напрямую генерала ни в чем не обвиняют, но, учитывая планы врагов революции, вынуждены продержать его некоторое время под стражей.

После двухмесячного заключения Алексея Алексеевича выпустили под подписку о невыезде из Москвы и обещание не участвовать в антисоветской деятельности.

"Суди меня Бог и РОССИЯ!"

По совету друзей, служивших в Красной Армии, бывших царских военачальников, с 1919 года Брусилов участвует в работе Военно-исторической комиссии по изучению и использованию опыта Первой мировой войны. 1 мая 1920 года, встревоженный известиями о нападении Польши на Советскую республику, он обращается к начальнику Всероссийского главного штаба Н. Раттэлю, своему прежнему сослуживцу, с письмом, предложив создать "совещание из людей боевого и жизненного опыта для подробного обсуждения настоящего положения России и наиболее целесообразных мер для избавления от иностранного нашествия". Так возник консультативный орган из семи бывших генералов под председательством Брусилова, названный Особым совещанием.

По инициативе Брусилова было составлено воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», опубликованное в «Правде» 30 мая 1920 года, с призывом поступать на службу в Красную Армию и идти на Польский фронт.

«В этот критический исторический момент нашей народной жизни, – писал в этом воззвании А. А. Брусилов, – мы, ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой… добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской, Рабоче-Крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честною службою, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы… не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою Матушку-Россию».

Пре