Крушение Российской Монархии №2. Бесы.

4 апреля. Покушение на жизнь государя по милости божьей тщетное. При выходе из Летнего сада, в ту минуту, когда го­сударь хотел сесть в коляску, злодей выстрелил в него почти в упор [146]. Крестьянин, бывший в толпе, которая по обыкно­вению ожидала выхода государя из сада, говорят, толкнул руку убийцы [147], которого тотчас схватили. Государь спросил его: русский ли он и за что стрелял в него? (Вероятно, спросил, не поляк ли он). Убийца отвечал, что русский и что государь слишком долго будто бы нас обманывал. Другие говорят, что он сказал, что государь обделил землею крестьян. Еще дру­гие, что, обратись к толпе, он сказал: «Ребята, я за вас стрелял».
Эта последняя версия подтверждается с разных сторон. Хотя я видел нескольких очевидцев или лиц, тотчас бывших и соби­равших сведения на месте, — толки крайне разноречивы...

Вся императорская семья отправилась в Ка­занский собор. Потом государь принимал собравшихся во двор­ це разных лиц и в присутствии их при криках ура! возвел в
дворянское достоинство находившегося там же крестьянина Комиссарова, который отвел руку убийцы. Он уроженец Кост­ромской губернии, как Сусанин. Массы народа наполнили
Дворцовую площадь. В церквах совершались молебны. Во­сторг был общий.
Об убийце пока ничего достоверного неизвестно. Ему отроду лет 25. Говорит чисто по-русски. Расследование произво­дится в III Отделении

9 апреля. Утром заседание соединенных Департаментов за­ конов и экопомии. Потом работал. Обедал в Английском клубе, где в честь Комиссарова, приглашенного гостем, было до
300 человек,— тосты, речи, стихи и музыка. Я в первый раз видел Комиссарова. Небольшой, бледный, тщедушный, но с спокойным и разумным выражением лица. Бесконечные ова­ции ему не вскружили головы и не сбили с толка. Во всех при­емах скромность. Кроме русского крестьянина, никто бы не выдержал подобного опыта.
Вообще все у нас теперь как будто в чаду. Всякого рода демонстрации повторяются без конца. Везде благодарят бога, и Русь молится. Эта прекрасная черта русского народа, кото­
рый без молитвы как будто не был бы русским, ярко и везде проявляется. Но, кроме молитвы, есть во многом другом изли­шества. Пересол, как видно, в нашей натуре. Смотрю со сто­роны и удивляюсь, как никто не думает о завтрашнем дне, о реакции после чрезмерного напряжения. Ездить в театры, что­ бы слушать, как публика требует гимна «Боже, царя храни!» — значит уже переставать быть членом этой публики. Раз — благородное движение. Несколько раз — уже род спектакля.
С высокими и глубокими чувствами не следует обращаться легкомысленно.