Ассоциация авторов и исследователей вампирской прозы Голосов: 0 Адрес блога: http://www.vamp-league.org/ Добавлен: 2013-06-16 08:45:48

Фестиваль буктрейлеров

2013-04-28 11:08:01 (читать в оригинале)

Для тех, кто живет в Петербурге - небольшой анонс. 7В арт-клубе "Книги и кофе" (Гагаринская, 20, http://www.bookcoffee.ru/) 7 мая в 19.00 состоится вечер-встреча с создателями буктрейлеров. Буктрейлер - это новый способ анонсировать книги, альтернатива привычному чтению аннотаций к произведениям, которая стала сегодня самобытным жанром, объединяющим литературу, видеоискусство и мультимедиа. Режиссеры буктрейлеров расскажут о съемках роликов и книгах, которые их вдохновили, а также обсудят будущее чтения. Апогеем вечера станет показ лучших работ Всероссийского конкурса буктрейлеров. Всероссийский Конкурс-парад Буктрейлеров призван создать новый, технологичный формат коммуникации издателей и читателей. Booktrailer/Буктрейлер – ролик-миниатюра, тизер, который включает в себя самые яркие и узнаваемые моменты книги, визуализирует ее содержание. Во всем мире буктрейлеры уже стали самостоятельным жанром. Теперь он приходит и в Россию, и задача конкурса – сделать понятие "буктрейлер" и само чтение книг модным. Подробнее о конкурсе на http://www.booktrailers.ru

Обсудить

---

Всемирный день книг и авторского права

2013-04-23 17:55:21 (читать в оригинале)

Поздравляем с праздником, который касается каждого из нас, и авторов, и читателей, - со Всемирным днём книг и авторского права, который отмечается 23 апреля.

Желаем всем находить хорошие талантливые книги, которые придутся по душе, писать  новые произведения - и чтить авторское право.

В качестве небольшого примечания заметим, что живущие в Санкт-Петербурге могут отметить праздник чуть позже - посетив уже традиционный Международный книжный салон, который на сей раз сменил адрес и проходит в ЦВЗ "Манеж" с 25 по 28 апреля. Много книг, много интересных мероприятий - http://spbbooksalon.ru/about-salon

Обсудить

---

Лемюэль Вульфрин. Леночка Фурман на тропе войны

2013-04-23 17:15:31 (читать в оригинале)

 

   Молодая женщина, чем-то похожая на розовую пышную устрицу, неторопливо шагает по Невскому Проспекту, Твербулю, Броду, Променаду - где угодно и в какой угодно сезон. Ее красота явно относится к разряду вневременных: будучи однажды замеченной, она сразу начинает выпирать изо всех щелей. Цветущий жир под нежной, буквально светящейся розоватой кожей, белокурые кудряшки падают на меховой воротник недлинного пальто, небрежно распахнутого спереди, так что узкий длинный шарф свисает до колен, позволяя увидеть лишь кружева белой блузки "в облипочку". Бабки таких девушек любили носить похожее сразу после войны, когда убыль боеспособного мужского населения давала себя знать с особенной силой. Джинсы того благословенного размера, примеряя который, неизбежно находишь в кармане твердый лакированный прямоугольничек с запиской от фирмы: "Дорогая леди! Если эти джинсы Вам впору, может быть, Вам стоит вообще отказаться от ношения брюк?". В нижнем течении каждая из элегантно драных штанин впадает в потертый ковбойский сапожок, но взгляд прохожего уже туда не опускается. Тело там, где оно не вполне скрыто немудреной одежкой, точно слеплено из молока и крови, глаза огромны и равнодушны, как у коровы, губы невелики и ярки. Краски исключительно и принципиально естественные.

   Несмотря на полную неактуальность рубенсовского типа красоты в наше бурное время, на девушку "западают" многие. Вот двое томных бледнолицых юнцов пытаются к ней подстроиться и получают брошенную с ленцой реплику:

   - Цыц, комаришки! Мою жировую прослойку вам, хилякам, и не прокусить.

   - Сразу видно, киска, что ты не любишь человечество, - говорит один.

   - Да люблю я его, изо всех сил люблю, только пусть оно держится от меня подальше! - парирует она с неподдельным добродушием.

   Впрочем, мешают ей несильно. По тому, как она держится, как поводит глазами поверх голов, чувствуется, что она вся в поиске, неторопливом, но упорном. Да, она отлично знает, кто ей нужен. Они выделяются на фоне прочих, как красная нить, вплетенная в пеньковую веревку, словно лунное серебро, что плещется в темных волнах заросшего пруда.

   Девушка продвигается едва ли не поперек основного течения - странно, ей почти не мешают плечи и зады протагонистов - и теперь оказывается в районе, где расположено большинство иностранных представительств и по вечерам тусуется народ почище.

   Снова ее глаза ищут, почти незаметно для других, желанный образ горит в ее мозгу как алая звезда первой величины. И вот ее карие глаза молодой буйволицы наконец фокусируются на Нем.

   Высокий, поджарый негр лет пятидесяти, явно натуральный африканец, а не афроам, возможно, из Сенегала или Кении (кикуйю, масаи? Ей важно и это.) Седая курчавая шевелюра (не дредки, ни в коем случае!), короткая бородка и усы, отчасти прячущие под собой рот на удивление красивой формы. Длинные пальцы с ухоженными ногтями - как любят говорить, руки хирурга или музыканта, но у тех отроду не бывает ничего подобного. Нос чуть расплюснут, зато влажно сияющие глаза прекрасны. Кажется, что весь он, от аккуратно подстриженных кончиков волос до носков ботинок из крокодиловой кожи, не рожден смертной матерью, но был однажды и навсегда отлит в форме, которую сразу после того разбили, не желая плодить реплики.

   Девушка знает, что именно такие импозантные джентльмены темных кровей легче и неосознанней всего ловятся на "роскошное белое мясо". Знает она и как повести себя, чтобы ее чары подействовали безотказно: слегка повести плечом, будто ворот щекочет шею, колыхнуть обширным задом практически незаметно для всех прочих и даже для потенциальной добычи. Сделать вид, что тебе нет дела ни до кого из смертных.

   Прекрасно. Он в пути. Он понял.

  

   В номер, который снял он, приносят ужин. Девушка, повесив свою трепаную "пальтушу" рядом с его стильным пиджаком, садится за столик, на котором одиноко возвышается бутыль темно-красного вина. Ее спутник с трудом вынул из горлышка длинную пробку, однако самого вина почти не трогает - капля на дне рюмки - и нехотя ковыряется вилкой в тарелке. Девушка не пьет вообще, отговариваясь невнятной чепухой - "вину типа подышать надо", - зато ест все подряд с азартом и увлеченностью молодого животного. Чернокожий пожирает одну ее - глазами. Незадолго до того он деликатно спросил, во сколько ему обойдется приключение, и дама без обиняков указала сумму, вдвое большую той, к какой он привык на Броде. Впрочем, он нисколько не протестует, будто деньги для него - нечто символическое. Достает из внутреннего кармана куртки пачку, перехваченную еще банковской бандеролью с цифрами, и демонстративно кладет в наружный карман ее верхней одежды.

   - Как мне тебя звать? - спрашивает он. Акцент у него какой-то странный, будто во рту имеется что-то лишнее, хотя очень даже приятный.

   - Леночка я. Елена Фурман.

   - Леношка. Как интересно. Книга про Чапая?

   - Да не, тот был Фурманов. Мы родом из Фландрии. Немецкая Слобода, слыхал? В нашем роду каждая старшая дочка берет полное имя основательницы. Даже выйдя замуж оставляет за собой девичью кликуху.

   Ему это вовсе неинтересно, однако девушка тут же спрашивает, явно вымогая ответ на свою откровенность:

   - А ты кто?

   - Я от семени великого короля Чаки, а больше тебе не нужно.

   - Ой! Так ты Зулу? Чертов черный голодранец, ты прорвал британский строй!

   Она проговаривает стих на языке Киплинга, ее спутник восторженно смеется:

   - Это же про Судан.

   - Так зато как звучит классно! И про воинскую доблесть разве вранье? Инкоози Тшака.

   Ему кажется, что девушка хочет спросить его о чем-то немного опасном, самую каплю - стыдном. Но нет, пожалуй, это его обычная мнительность.

   - Знаешь, я тебя буду звать "Шоколадный Папа". Мое любимое мороженое, - говорит она, расправившись с последней крошкой еды. - Нет, это вроде как тупо. Папа Шоколад. Во как! "Папа Шоколад, где оставил ты свой верный ассегай?"

   Эти последние слова кажутся ему вульгарными почти до шока. Он как-то вдруг оказывается рядом с женщиной на широкой, застеленной бледно-желтым шелком кровати, Елена вслух удивляется, как умело и быстро ее любовник управляется с ее пуговками, кнопками, шнурками и зипперами, одновременно высвобождаясь из своих одежд. Мало кто из мужчин умеет делать это так изящно.

   Теперь она у него на коленях, ее ноги и руки чувствуют прохладу и скользкость его плеч, боков, бедер, всей кожи, похожей на змеиную, такая большая сильная змея, похожая на реку. Змей она отроду не боится, никаких. Бабушка часто водила ее в террарий, где работала. Жаль, с ее уходом никто не даст полюбоваться вблизи несравненными красками, насладиться сухой прохладой чешуйчатой кожи...

   Его поднятое орудие в самом деле точно короткое мощное копье, со стороны кажется, что ей не вместить его в себя. Однако она легко нанизывает себя на острие и начинает двигаться - вниз мягко, вверх - обхватывая его член, как тисками, тугим кольцом лонных мышц, и каждый раз он издает сквозь стиснутые губы утробный рык почти нестерпимой боли. Со стороны может показаться странным, что они не целуются, только слегка соприкасаются кончиками носов. Но вот они кончают - сливая себя в один долгий стон. Его семя в ней одновременно жжет и холодит. Кажется, что мужчина, наконец, решает поцеловать свою путанку в знак благодарности: он приближает свое лицо к ее рту, приоткрывает губы, и Елена, наконец, видит то, что хотела. Два алмазно сверкающих узких клыка на фоне крупных белоснежных зубов.

  

   ...Ранним утром, еще до рассвета, девушка просыпается в номере одна, пытается поднять голову с покрывала, соскальзывает на пол босыми ногами. Тут же ее круто поводит в сторону. Она едва успевает добежать до ванной и стать на колени, как изысканный ужин на двоих стремительным потоком вырывается из ее желудка и громко плюхает в воду на дне унитаза. В обоих висках дружно стреляет, шею опоясывает резкая боль.

   - Жадность фраера сгубила, - ворчит она про себя. - Или просто токсикоз?

   Потом она плетется к двери - открыта, но так ловко, что кажется запертой изнутри на вертушку. Лезет под душ и долго, с наслаждением моется. Смотрит в зеркало: засосы на шее уже пошли желтизной, однако с левой стороны красуется дряблая сине-красная гематома. Производственная травма, нечего на зеркало пенять, коли физию перекосило. Не торопясь надевает свои одежки, рассеянные по всему номеру, попутно оценивая обстановку. Ну ясен пень: попоище на столе, кьянти. что явно стоило кое-кому лихих бабок, почти целиком вытекло на скатерть, тарелки и объедки сдвинуты в общую груду. Покрывала, верхнее и более светлое нижнее, сбиты комком и все в кровавых пятнах, будто резали поросенка или раскупоривали девственницу. Но иных загрязнений вроде не видать.

   - Папочка Шоколад был непозволительно беспечен, - бормочет она, - в отличие от меня самой. "Чтобы протекла я, не бывало".

   Девушка думает, не уворовать ли улику, чтобы сжечь, но, по-видимому, папочка знал лучше. Ее так и тянет сложить тут же, на смятых шелках, фигуру из двух скрещенных, как мечи, презервативов, пачку которых она с недавнего времени всегда носит в кармане брюк, но она решает, что это явный перебор. Знак любовного поединка и сексуальной победы тут не катит. "С большого бодуна, сэры", - тихо ворчит она, застегивая пальто. Поднимает воротник и укутывается шарфом почти до глаз. В самую последнюю минуту спохватывается и засовывает руку в карман, вытаскивая на свет божий теплую денежную буханку. "Какой благородный, побрезговал свою мурку-жмурку обобрать, - думает вслух, еще тише, чем говорила, и перепрятывает добычу понадежней. - Хотя, может статься, он не думал меня убивать, просто крепко попользовался? Вот бы самого спросить".

   Так, теперь ищем ключ от номера, если наш кровный папочка в оконце не забросил или в кармашке не унес по пьяни. Не должен бы, там набалдашник побольше, чем у него самого. Потом раз вышел один - значит, меня официально внутри оставил, не под замком же?

   Ключ, по счастью, находится быстро, у нее прямо нюх на подобные вещи. На карнизе за наполовину задернутой шторой. Поворачивая кольцо на пальце, девушка спускается вниз, к портье, - невзрачная мышка, незаметная взъерошенная птаха.

   Портье, принимая брелок в виде груши и выдавая открепительный талон, с удивлением говорит:

   - Господин Чак заплатил за три дня вперед, сказав, что вы слегка занемогли и решили еще сколько-то побыть в номере. Нам трудно будет сейчас произвести окончательный расчет.

   - Да Господь с вами, - отвечает Елена. - Оставьте в пользу голодающих африканских детишек.

   На улице она вздыхает свободней. Ее губы почти машинально бормочут нечто похожее на молитву, однако тот, кто вслушался в слова, был бы невероятно удивлен ее содержанием.

   "Первым делом купить беременный тест, напрасная трата денег, но уж ладно, за овуляцию куда дороже встало. А уж потом, Господи Боже мой, я буду такой умницей: стану глотать метаболики и иммунодепрессанты горстями, каждый день сжирать по этому мерзкому дорогущему стейку с кровью величиной в лапоть, благо карманной зеленой капусты сделалось немеряно, и по авокадо с вареным яйцом внутри, и есть инжир для сладости дыхания, и чернику для зоркости глаз, и лук-батун для крепости костей, и смотреть только на хорошие лица, и каждый вечер перечитывать финал "Ребенка Розмари", а "Русскую красавицу" Виктора Ерофеева сдам на макулатуру. Видано ли дело - с ребенком внутри вешаться, будь он хоть от кого! Только ты дай мне еще пожить, Господи: девять месяцев, ну восемь хотя бы, ну ладно, семь и ни днем меньше, это Ты уж мне верно задолжал. Подари мстителя матери моей и мне самой!"

  

   Молодая женщина почти никуда не выходит за пределы засыпанного снегом сада, что окружает потаенный дом в пригороде. Ест, спит, бродит под яблонями, заходит в местные лавчонки. Как, то бишь, их называют. - супер-гипермаркет. Раз в неделю отметилась, увезла все нужное в ручной колесанке - и порядок. Больше никуда ни ногой. В женскую консультацию нельзя ни в коем случае, на платное УЗИ - почти так же опасно; нужно дотянуть до самого края и уж тогда вызвать по телефону или мобильнику неотложную помощь или ментов, кажется, они сейчас не хуже забугорных копов роды умеют принять.

   Женщина похожа теперь на выброшенную из солёной воды медузу, которую вот-вот расплавит дневной жар - только ее солнце жжет изнутри. Но не так уж редко оно кажется ей прохладной рыбкой посреди теплых вод, от которой кругами расходится неземное спокойствие. В такие моменты она любит дотрагиваться до старой шубки, которая была на ней в день ее главной охоты: из складок пальтуши, кажется ей, еще не выветрились остатки тогдашнего глупого счастья.

   Дитя в ней растёт: малёк в аквариуме, кистепёрая рыбка в пруду, бьет хвостом, плещет ластами, играет, как зверь левиафан в окиян-море.

   А вокруг стоит лес. Осенний лес. Зимний лес. Живая крепость вокруг старинного краснокаменного городка. Вокруг двухэтажных особнячков центральной площади, крепких столетних изб с белыми вырезными занавесочками, с арками над входом во внутренний двор, высоченных, как башни, старообрядческих церквей и колоколен, вокруг цепи глухих когда-то лесных монастырей, куда раньше ссылали за провинности, а теперь валом валят паломники и туристы.

   За этой двойной стеной Елена чувствует себя почти в безопасности.

   Нет, стена даже тройная. Потому что - дом.

   Во времена царя Алексея Михайловича, который чуть приоткрыл границы своей земли, ее предок тайно купил у здешнего боярина поляну в калужских лесах (как это тогда звалось - пожалованье, держание? Странные слова) и поставил палаты: два высоких этажа над землей, три - под нею. Палаты сгорели, как усадьба поэта Блока, пришлось новые ставить, куда меньше; однако подвалы сохранились в неприкосновенности, а там было самое главное. Туда она если и спускается, чтобы пополнить запасы, то с опаской: лестницы крутые, своего света нет, приходится свечной шандал или ксеноновую лампу нести в руке.

   А вот их, своих извечных недругов, Елена вовсе не боится, потому что они ей видны - на самой границе лесов горят волчьи звезды, их много, но это как карта звездного неба, развернутая проекция ближних и дальних светил. Когда звезда падает или приближается, это сразу меняет всю картину.

   В роду все мужчины - купцы, землепроходцы, охотники. Стража. Елена улыбается: похоже на сицилийские семьи за границей, где тоже все начиналось с этого. Крестные отцы больших семейств. Однажды местный упырь покусился на чью-то женку, она истаяла, затем померла в родах, но сынок вырос - диво дивное, чудо чудное, уж байстрюком-то его ввек не дразнивали. С того и пошло. Лучшая защита - нападение, лучшее упреждение - искать врага по всему широкому свету, но если тебя поманили дальние дороги...

   Елена невольно сбивается на старое наречие - именно на нем слушала она в детстве эти россказни.

   Дороги забирали себе мужчин. Не всех - только тех, в ком проявлялась бродяжья, ночная кровь. Время от времени мужчины возвращались, привозя удивительные вещи на радость своим краткосрочным потомкам, частью растрачивая, но опуская самое лучшее в подвалы. Женщины искали другую добычу - семя защитников нуждалось в том, чтобы его время от времени восполнять и освежать. Они были осторожны, знали привычки Врага Рода еще лучше своих братьев, отцов и дядюшек.

   Елена улыбается: как странно иметь в семье долгоживущих наравне с существующими краткий земной срок! Как печально, когда прапрадед хоронит прадеда и его правнучку и на правах младшего брата последним вынянчивает ее новорожденного потомка!

   Земные звезды укрупняются, некоторые сияют как полные луны - но приблизиться не смеют. Их держит не только страх: "ветхий дед" предупреждал, что по сути своей вампиры его не ведают, тем более лучшие из них, самый желанный предмет нашей женской охоты. Вампира надо к себе пригласить. И даже если он будет настолько хитер, что опутает тебя, природную чаровницу, своими мысленными сетями, остается еще последний рубеж. Стена заклятий, которые наводили на усадьбу твои старшие, поколение за поколением, умершие и те, кто еще жив в мировом рассеянии. Диаспора дампиров, чья историческая родина - вот как раз здесь. На крохотном жилом пятачке, куда никто не посмеет принести зло. Сюда можно прийти только с добром и ради добра, зачем-то прибавил дедусь, когда уходил навсегда.

   Нет, хорошенькая альтернатива. Если будешь скитаться - тебя затравят, если закрепишься на месте - осадят и будут стягивать петлю. Но Елене и не нужно всего времени.

  

   Однажды, протащив ночью в теплую уборную свой живой надувной бассейн, женщина против своей воли напрягается, и в белую чашу обильно изливается розовая, чуть пенистая жидкость. В тот же момент низ лона пронзает боль, как будто раковину её внутренней устрицы вскрывают специальным острым ножом. По внутренней стороне пухлого бедра ветвится струйка густой пахучей крови и всё расширяется.

   Женщина в испуге понимает, что позвать на помощь уже не сможет. Она едва успевает заволочь своё огрузневшее тело в гостиную и упасть рядом с широким парадным диваном. Ребенок яростно копошится в чреве, боль от сухих схваток раздирает плоть, как четверка привязанных к рукам и ногам ломовых жеребцов. Сознание отключается прежде, чем роженица может сообразить, что сегодня, час в час, истекает срок заключенного с нею безмолвного договора.

   Вдруг нечто перелетает через трехметровую ограду, как шаровая молния. Тяжелая, на ночь закрытая на замки и цепи входная дверь с лязгом распахивается, но никаких шагов не слыхать. Только живые стальные обручи со спины охватывают тело женщины под самой грудью, приподнимают и резко ставят на корточки, отчего схватки неимоверно усиливаются, вмиг переходя в потуги, такие бурные, что выворачивается наружу весь тонкий кишечник, вываливается на пол, и там, среди этого синевато-красного месива и материнских экскрементов, нечто живое брыкается и отчаянно верещит, прочищая крошечные легкие.

   Женщина окончательно теряет всякое соображение о происходящем и впадает в счастливое беспамятство.

  

   Снова женщина приходит в себя и с неподдельным ужасом чувствует, что лежит хоть и не на полу, а уже на диване, - но под нею вместо простыни постелена бабкина еще, антикварная скатерть из подкрахмаленной узорной камки. Сверху Елена укрыта двумя тончайшими платками из козьего пуха - в серебряное обручальное колечко, снятое с пальца, мастерица напоказ продела не один из них, а оба сразу. Погром наследства предков, на этом, очевидно, не закончился: комод, в котором хранились похищенные раритеты, так и стоит раскрытый, а в воздухе пахнет воскурением древнеегипетских бальзамических смол, которое прадед привез из наполеоновского похода к пирамидам.

   Она поворачивает голову, шевелится. Под ней сухо, в ней самой ничего не болит, только тело стало похоже на плотный студень, залитый в тонкую гибкую форму. Поворачивает голову туда, где слышит некие странные тихие звуки.

   Папа Шоколад во всем великолепии своей незаурядной персоны возвышается там надо всем сущим. В правой руке с длинными наманикюренными ногтями он держит курящуюся пенковую трубку, на сгибе левой обретается нечто похожее на третью переднюю конечность, перебинтованную точно так, как показано на медицинском плакате: прямой виток, наперекрест, снова прямо и так далее до самого конца, где виднеется как бы крошечный смуглый кулачок.

   - Как ты посмел... как смог прийти без разрешения? - спрашивает Елена.

   - Меня позвала кровь, - Чака пожимает плечами, будто сам удивляясь несуразности того, что случилось. - Очень громко позвала.

   - Что это у тебя? - спрашивает она снова.

   - Моя здешняя приятельница, что здесь прибиралась после твоего поноса и которую я попросил отыскать в ваших вековых наслоениях нечто адекватное пеленкам, уверила меня, что лента шириной в мою ладонь и длиной в десять метров вполне может послужить нашей цели.

   - Свивальник! - ее ужасу вообще нет предела. - То ж чистая смирительная рубаха. Она чего, и доктора Аршавского в своей глуши не читала?

   Ее подсознание, однако, замечает, что за прошедшие семь месяцев господин Чак неплохо усовершенствовался в языке ее родной страны. Только уж больно архаичные периоды заворачивает.

   - Крошечная зловредная стерва уродилась вся в тебя, - говорит он, флегматично посасывая чубук. - В свободном виде извивалась и вопила так, что со стен падали полки, вода в моечном корыте расплескивалась до потолка, а мою добрую знакомую еле живой увели под руки твои соседи, которые, надо думать, вначале сбежались на звон пожарного колокола. Кстати, твою плаценту пришлось отдать ей, чтобы съела в сыром виде для поправки нервов.

   - Это не корыто, а крестильная купель семнадцатого века, - угрюмо поясняет она. - Когда мы всей семьей перешли в православие. Потом церковь пожгли, ну и...

   - Крестильная? Так стало быть, мы эту новую Леношку посвятили в наследницы по всем правилам. Здесь же ваше родовое гнездо, э?

   - Так это не сын? - наконец доходит до нее. - Дай ее мне сейчас же!

   - Она, может быть, и вашего фламандского извода, но не твоя. Мое семя, мое почти невероятное творение, и теперь только мои друзья займутся ее воспитанием. Может быть, из нее и вырастет коварная убийца, хладнокровная похитительница живой крови, но уж никак не наглая воровка и записная лгунья, подобная тебе.

   - Я не воровала, а забрала от тебя то, что тебе самому было без надобности. И не лгала, а просто говорила не всю правду. Разве правда была тебе нужна от меня в тот осенний вечер? Да, кстати, не дыши своей родной дочери в лицо табаком.

   Он выпрямляется, кладет туго запеленатую куколку в ящик многострадального комода, который загодя опростали и - Елена видит - застелили непромокаемой клеенкой и мягкими тряпками.

   - Может быть, я чего-то не понял, но даже человеческому младенцу полагается так называемое приданое на зубок. Ничего похожего в доме я не увидел. А как вскармливать маленького дампира, ты и подавно не знаешь. Слышала, что молоко им дают смешанным с сырой кровью скота?

   - Ну да, разумеется, как масаям, - женщина сбрасывает с себя оренбургское народное творчество и садится посреди скатерти, обхватив колени руками. От Рубенса в ней мало чего осталось: широкие плечи, дивно откованные груди, на одной из которых повисла крупная нежно-розовая жемчужина, плоский, как у всех недавних родильниц, живот, крепкое бабское мясо, которое в одночасье подменило собой нежные телеса земной богини, - всё заставляет вспомнить скорее величавых кустодиевских купчих.

   Мужчина и женщина меряются взглядами.

   - Я знаю, как вырастить дампира, - говорит она четко. - Это было нашим главным женским ремеслом. До полугода кормить молоком и давать сосать тонко нарезанное мясо. До года - кормить провернутым сырым фаршем и чуть подогретой кетовой строганиной. До четырех лет стараться добавлять побольше блюд классической японской и чукотской кухни - иначе всю жизнь будет сказываться нехватка йода и витамина C. А потом он ни в чем не будет внешне отличаться от обычных людей.

   Африканец подходит ближе, покачивая в руке погасшую трубку.

   - А вот ты, Чака и сын Чаки, знаешь ли ты, чем дампир, который может свободно бродить под солнцем и есть пищу людей, более всего превосходит Пленников Ночи? Он мало живет. Иной раз до трехсот лет едва дотягивает.

   - И что с того? - спрашивает он слегка угасшим голосом.

   - Поэтому дампиру не нужно дожидаться особо удачного расположения звезд, чтобы размножиться. Не то что вам. Женщина-дампир умеет вытянуть из человека - но особенно из вашего брата кровососа - любую из телесных жидкостей на выбор, причем ровно столько, сколько ей надо. У нее почти никогда не бывает осечки.

   - И она не умирает, родив нашего ребенка, - медленно продолжает Чака.

   - Я-то честно думала, что умру, - отвечает она. - Как из-за меня - моя мама. У нас в роду не одна я была такая отчаянная.

   Трубка летит на пол и катится по нему.

   - Ты хотел иметь дочь? - продолжает Елена. - Вот и бери дампира в квадрате. В кубе. В любой представимой степени.

   Оба старательно держат паузу.

   - Теперь ты меня убьешь? - говорит женщина.

   Внезапно Чака смеется - хрипловато, завораживающе.

   - Ах, Хиросима-любовь-моя, с тобой, я вижу, только атомная бомба может покончить. Прямым попаданием.

   - Маленькая толстушка. Большой толстячок, - женщина мягким движением отворачивается от него, в голосе явственно слышится мурлыканье. - Может быть, нам стоит подождать этого вместе?

   Настает тишина, такая полная, будто мир уже находится за пределами абсолютного нуля. Даже младенец вроде бы задержал дыхание - или, может быть, ему оно по-настоящему и не нужно?

   И тут Елена из рода Фоурмен чувствует, как острые вампирьи клыки любовно вонзаются в ее мягкий загривок.

 

 

Обсудить

---

Лемюэль Вульфрин. Я пишу реферат

2013-04-23 17:14:35 (читать в оригинале)

   Зимняя ночь. Темная ночь. Только пули свистят по степи. Надеюсь, не серебряные.

   Я и мой верный ноутбук: мелкую мышь давить научилась, а вот на клаве одни большие пальцы умещаются. Или как там мои удалые потомки ее называют? Развернуться негде, в общем. Ну ничего: рукам тесно - зато дома просторно: детки в клетке, то есть у родичей с отцовской стороны, оттуда и в школу ходят, муж в ночной смене, как всегда, впрочем. Итак:

  

   "Актуальность вышеизложенной работы заключается в том, что по данному вопросу практически отсутствуют опытные материалы, полевые исследования и научные разработки. Также следует заметить, что даже самые авторитетные письменные источники суть вторичны. Уверения их читателей или даже самого автора в том, что они видели живых особей исследуемого вида и даже советовались с ними: разрешат ли вышеупомянутые субъекты кому бы то ни было излагать строго засекреченную информацию об их жизни, - вполне могут оказаться чисто художественным - если не попросту беллетристическим - приемом. Большая часть источников этого рода откровенно третична и представляет собой эстетические и нравственные "упражнения на тему", не скроем, зачастую весьма ценные с последней точки зрения, но фактически соединяющие крупицы фактов с морем вымыслов, как своих, так и чужих.

   Реферат состоит из следующих разделов: Вступления, Основной части и Заключения. Во Вступлении автор пытается оценить имеющуюся в его распоряжении литературу по степени достоверности (практически никогда не достигающей ста процентов). В разделах Основной части рассматриваются следующие проблемы.

   1. Способ поддержания исследуемым объектом своей жизни (точнее, не-жизни или не-смерти).

   2. Сильные свойства исследуемого объекта: какие из них наиболее достоверны.

   3. Слабые места его же; о них сходно.

   4. Каким образом человек может использовать как слабые, так и сильные стороны объекта рассмотрения, чтобы избегнуть опасности и даже получить с них (сторон) некоторую прибыль.

   5. Как уничтожить или подчинить себе объект рассмотрения - и стоит ли вообще это делать.

   6. Объект как зеркало и икона.

   Заключение посвящено некоторым выводам социально-психологического, этнологического и мифологического характера".

  

   Уф. С планом покончено. Далее можно валять как Бог на душу положит - потом выправлю стиль, если успею.

   "Заявку на тему в русской литературе дал писатель Иван Тургенев, однако не называя имени объекта: очевидно, из суеверия. Как говорится, позови волка - и он в дом. В дальнейшем граф Алексей Константинович Толстой широко развернул тему на материале славянских и позднеантичных преданий. Косвенное указание на разгул подобных существ в начале прошлого века дал не кто иной, как великий поэт Александр Блок в стихотворении "Скифы", датируемом 1918 годом. Сопоставим две строфы:

"Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!"

   И ровно через восемь строк:

"Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,

И душный, смертный плоти запах...

Виновны ль мы, что хрустнет ваш скелет

В тяжелых, нежных наших лапах?"

   Бросается в глаза, что слово "кровь" в первой строфе коррелируется с тем же словом "любовь", что и "плоть" второй приводимой строфы. Таким образом, наиболее часто цитируемые строки знаменитой революционной поэмы следовало бы, вероятно, читать так:

"Мы любим кровь - и вкус ее, и цвет,

И душный, смертный крови запах".

   Поэт в данном случае не почувствовал зашифрованного смысла и не внял своему же (инстинктивно выраженному) предупреждению. В результате, хотя имеющаяся в виду Европа и устояла перед нашествием "скифов", - но "хрустнул" сам поэт, безвременно и трагически погибший.

   Что до наших личных предпочтений и авторитетов - их три: Полидори (секретарь лорда Байрона), без прикрас описавший своего хозяина, Брэм Стокер как признанный бородатый классик и Барбара Хэмбли как автор, которому удалось соблюсти необходимую меру и пропорцию в описаниях: не топить своих бессмертных героев в гламурном сиропе и не делать из повествования сплошной триллер. Ее героям свойственна практически вся гамма человеческих чувств - вплоть до самоотверженной и скрытной любви. Подкупает также, что вампир (sic! Первое упоминание!) по имени дон Симон Исидро ничуть не хуже и не лучше агента Его британских Величеств. Недавно у автора исследования появился и четвертый любимец (любимица): старушка Энн Райс. Но у нее куда больше романтики, чем достоверности, хотя слух о ее знакомстве с вампирами, очевидно, оправдан. У нее можно, однако, почерпнуть кое-какие важные сведения - из скрытого контекста и междустрочных интервалов.

   По разделу первому основной части.

   Основной промысел вампира, как известно, - пить кровь. Непременно человеческую и обязательно живую. Варианты: вместе с агонией, информацией, страстями и самой смертью, что пролетает мимо питающегося вампира как блистательный метеор. Пить досуха или частично. Иногда - от теплокровных животных, от амфибий, бомжей, сексуальных маньяков и маньячек, исключительно (или исключительных, что практически то же) негодяев и потенциальных самоубийц. Кровь в данном случае выступает не только как источник жидких калорий, но и как своеобразный наркотик, порабощающий самого реципиента.

   Замечание: развить в разделе третьем.

   В качестве пищевого суррогата могут выступать также консервированная донорская кровь, кровь трупа (исключительно опасная штука, но, по-видимому, не из-за трупного яда) и менструальная кровь. Однако если в первом случае над вампирами просто смеются, говоря, что они падки до мороженого, то в двух последних общество может опустить их ниже плинтуса - как падальщиков и "менструозников" (монструозов). Также сомнительно, что последний род деятельности может легко сотворить из женщины сексуальную рабыню ее сосуна: оргазм в первые два критических дня, когда поверхность матки представляет собой сплошную рану, часто бывает весьма и весьма болезненным.

   Обычную белково-углеводную пищу вампиры просто не умеют перерабатывать, тем более энергетическую (жиры), откуда и происходит миф об их особенной красоте - именно стройной осанке и отсутствии пивного брюшка. Но и это, возможно, следовало бы также упомянуть в разделе третьем.

  

   По разделу второму основной части.

   Вампиры способны обезвреживать любую скверну, растворенную в крови: бактерии и вирусы, наркотики, яды. Есть данные, что принятием вовнутрь некоторых веществ (шоколад, куда менее достоверно - бананы, ананасы, рябчики и грибное суфле) человек может доставить вампиру особенное удовольствие, но последнее требует тщательной экспериментальной проверки.

   Вурдалаки довольно успешно множат себе подобных, хотя и неполовым способом: именно путем своеобразного кровяного брудершафта. Вряд ли для создания нового вампира достаточно просто занести в человека инфекцию (как говорит наиболее вульгарная их половина, тяпнуть): тогда полмира уже ходило бы в вампирской броне. К тому же это нерентабельно и создает нездоровую конкуренцию. Как говорил циник-кровосос в книге Терри Пратчетта: если Агнесса любит горький шоколад, с какой стати ей превращать шоколад в лишнюю Агнессу? (Заметим, как источник начальной информации этот автор совсем неплох, хотя использует чужие наработки.)

   Кстати, имеются вполне солидные письменные источники, муссирующие именно тему повальной эпидемии вампиризма: вопрос питания "новоделов" в них решается, однако, не на самом удовлетворительном уровне.

   О том, умеют ли вампиры летать, мнения расходятся. Часто за полет принимают левитацию, гигантские шаги - как на спортивном снаряде с этим именем - и тому подобное. Так как тело их очень легкое, а мышцы сильно развиты, вскарабкаться на отвесную стену и спуститься с нее, вспрыгнуть на крышу четырех- пятиэтажного дома и заодно отвалить со своего пути каменную глыбу вполне солидного размера - для них несложно. Из этого следует, естественно, вывод о необычайной силе объекта нашего изучения.

   Вопрос о невидимости вампиров или обращении их в туман, как нам кажется, остаётся открытым: так же, как невероятная для человеческого глаза скорость их передвижения, это может оказаться просто фокусом в стиле ниндзя, эксплуатирующим различия в прямом и боковом зрении человека.

   Следует, однако, со всей серьёзностью отнестись к так называемому дару вампирского очарования: обычно его образует совокупность гипноза, внушения и природной кровососной прелести (вечная юность, элегантность, старомодно галантные манеры). При всей своей непреодолимости этот дар, тем не менее, не являет собой ничего сверхъестественного: человек, если поднатужится, сможет и поболее того.

   Пресловутое бессмертие вампиров - это не что иное, как обращение их плоти (псевдоплоти) в прочную оболочку или скорлупу для духа (?), которая с возрастом и благодаря насыщению кровью делается всё крепче и всё менее способной к изменениям. Можно утверждать, что в вампирах своеобразно исполняется упование христиан на преображение смертной плоти в нечто иное, куда более качественное. Только вот происходит это здесь и сейчас...

   В этом же русле можно говорить о потрясающей склонности вампиров регенерировать свои ткани - точнее, восстанавливать их в пределах, заданных первоначальной программой. Раны излечиваются, остриженные волосы вырастают, оторванные конечности (даже номер пятый - голова и номер шестой - специфически мужской орган для шестого же чувства) способны прирасти, если, разумеется, находятся в пределах досягаемости вампира. Особенно активно этот процесс идет в присутствии чужой (человеческой или вампирской же) крови.

   Последняя - в разумных пределах, не ведущих к усыханию бессмертного донора - способна укрепить вампира до такой степени, что распитие человеческой крови станет ему попросту не нужно.

   В связи с передачей крови от вампира к вампиру следует заметить, что это в какой-то мере заменяет им генетическую передачу родового опыта, которая свойственна животным, но (по крайней мере, согласно старым авторитетам) отнюдь не человеку.

  

   По разделу третьему основной части.

   Вампиров способен изобличить тот факт, что они не отражаются в зеркалах. Это, скорее всего, относится к разряду литературных вымыслов. Да, они избегают зеркал, но скорее всего по причине высочайшего самомнения. Однако, быть может, вампиры суеверны не менее людей и не хотят повторить дурной пример Горгоны Медузы, то есть нечаянно загипнотизировать себя ("обратить в камень").

   Иные общеизвестные средства против вампиров, как-то: невежливость, выраженная в отсутствии формальных слов или иных знаков гостеприимства, проточная вода, священные символы, чеснок, лимоны, осиновый кол, серебро, огонь, дневной (солнечный) свет, - нуждаются каждое в отдельном рассмотрении.

   Кровопийце вовсе не требуется особое приглашение для того, чтобы проникнуть в дом, новый или нет, безразлично. Исключение - вампиры старого закала, у которых правила этикета и приличия буквально записаны в крови. Но это правило в наше циническое время быстро себя изживает.

   Проточная вода - явно не преграда для нашего кровососа, иначе в таких городах, как Венеция, Петербург, Астрахань, вообще в речных дельтах, посреди среднеазиатских арыков и кяризов вампиры оказывались бы в ловушке. А это не так. Разумеется, вампир не умеет ходить по воде аки посуху, будто Иисус Христос или один из героев Вадима Шефнера, но через мост и даже через мелкий брод перейдет без проблем.

   Кресты, мандалы, анкхи, громовые ваджры, кинжалы пхурбу, синий глаз в треугольнике и так далее по списку... Каждый вампир, быв человеком, во что-то верил, каждый испытывает в разной степени угрызения совести - и страх перед всякого рода сакральностью объясняется не чем иным, как самовнушением. Добавить в раздел пятый: человеку использовать эту слабость для защиты и атаки - если уж совсем край не подошел - можно, но как-то даже стыдновато. Эксплуатация самых благородных чувств.

   Серебро - преграда скорее для оборотней, чем для вампиров, и хотя нередко между этими двумя видами ставят знак тождества, это неверно. Да, вампир умеет ненароком создать иллюзию, что он обратился в нетопыря, сороку, волка, кота и так далее (список можно продолжать до бесконечности), но это скорее издержки дара очарования, чем реальное вампирское свойство.

   Кстати, налицо логическое противоречие: если вампир - дитя ночи и, следовательно, луны, он просто обязан любить лунный металл.

   Вкус лимона в натуральном виде - я имею в виду без сахара и именно кислые "лемоны", а не сладковатые "лаймы", - выносит лишь неоднократный победитель школьных конкурсов типа "слопай лимон в кожуре, не строя козьей морды". То же относится к обонянию и поглощению чеснока. Не забудем, что вампиры не нуждаются в повышении своего иммунитета, и без того практически абсолютного, и не имели нужды воспитать в себе привычку подобного рода. Также не лишним будет вспомнить, что истинный идальго (а многие вампиры держат себя аристократами) отродясь не ест ни лука, ни чеснока, опасаясь дурного запаха изо рта и от зубов. Сошлёмся в данном случае на известную рекомендацию Дона Кихота Ламанчского, данную Санчо Пансе. Впрочем, аллергическая реакция на инородный белок - еще более простое объяснение данного феномена.

   Осиновый кол в анус, афедрон, подекс или иначе задницу (общеизвестно) и нитрат серебра в вену (по Барбаре Хэмбли) - не такой уж комфортный способ смерти и для человека. Огонь способен покончить с человеком практически так же легко, как и с вампиром, хотя вампиры несколько более взрывоопасны. Всё три средства обоюдоостры (в переносном или буквальном смыслах) и по этой причине не могут быть рекомендованы нетренированному бойцу.

  Примечание. Развить в разделах четыре и пять.

   Что до гибельных свойств солнца, то это верно, особенно для вампирской молодежи, однако не вполне ясен механизм самого воздействия. Это не может быть "быстрое окисление", как в случае огня, воздействие же радиации вполне вероятно и способно объяснить как обращение в золу, так и неизбежный даже в укрытии сон, более похожий на каталепсию, оцепенение или ступор. Именно последнее обстоятельство делает вампира столь уязвимым. Как говорила многоуважаемая Барбара Хэмбли, вампир днем беззащитен прямо до смешного. Мы бы добавили: совсем как лошадь, которую любой сквознячок пришибет".

  

   Неуправляемый полет моей мысли прерывает эсэмэска, посланная на мобильник: супруг снова задерживается.

   Без комментариев.

  

   "Если вампиры, по словам некоторых авторитетов, воспринимают человека как живой термос для крови, то и человеку ничто не мешает смотреть на вампира как на полую фарфоровую куклу, по самую завязку наполненную инородной для хозяина жидкостью, которая, однако, довольно быстро перерабатывается в основной материал корпуса и тем самым отчасти утолщает его.

   Совершенно очевидным изъяном вампира являются пониженная и даже находящаяся практически на нуле сексуальность и репродуктивная способность, иными словами - похотливость и чадородие. Если по поводу первого существуют различные мнения, многие источники, напротив, обвиняют вампиров в гиперсексуализме (как гомо-, так и гетеро-), то по поводу второго все сходятся в том, что если бы вампиру было возможно иметь настоящее потомство, он не зажигал так часто одну свечу от другой. Что касается тех редчайших случаев, когда вампир (как правило, мужчина) обладает нормальной половой потенцией и способен - при счастливом стечении обстоятельств - зачать подобное себе существо, то счастье и удача здесь весьма относительны. Обыкновенно женщина - реципиент вампирского семени рождает убийцу отцовского рода-племени, так называемого дампира, а сама гибнет. Увы.

  

   По разделу четвертому основной части.

   Ходят упорные слухи, что небольшие кровопускания, устраиваемые вампиром, способны продлить человеку жизнь (благодаря снижению внутрисосудистого давления и уничтожению склеротических бляшек) - хотя еще больше мнений прямо противоположного свойства. Судить, кто неправ, а кто виноват, автор (референт автора) не берется. Его личный опыт весьма ограничен и специфичен.

   Вампир по своей природе отличается куда более тонкой и сильной перцепцией, и хотя это его свойство не передается человеку иначе, как вместе с так называемым "Даром Темной Крови", плоды его, воплотившиеся в изделия народных ремесел, картины в стиле примитивизма, ювелирные украшения и прочие кустарные (в хорошем смысле; иначе - этнические и пр.) поделки, способны доставить ценителю истинное наслаждение. Следует, однако, твердо проводить грань между ремеслом и истинным искусством. На последнее вампиры, существа, как бы "застывшие в одной форме" и по сути своей нетворческие, способны редко.

   Кровь человека способна воздействовать на поглощающего ее вампира буквально магически. Как говорит русская народная пословица в лице рекламного ролика, "удержаться невозможно". Остановиться тоже. Разумеется, в подавляющем большинстве случаев это ведет к гибели самого человека от массированной кровопотери, но не надо забывать, что именно вампир в этом невольном дуэте проявляет слабость воли.

   О том, как человек может использовать в своих целях вампирскую мощь, сопоставимую обычно с подъемной тягой высотного крана средних размеров или ударной волной, получаемой от взрыва шести килограммов тринитротолуола (Примечание на полях: цифры не забыть уточнить у Владьки, когда вернется), не стоит упоминать, прежде чем оба разумных вида не найдут способа между собой договориться.

  

   По разделу пятому основной части.

   О том, что человек может с некоторым трудом выследить вампира и причинить ему непоправимые телесные повреждения, выставив гроб на открытое солнце, плеснув туда бензина и бросив зажженную спичку, а также пробив сердце или... хм... указанную выше неблагородную часть тела кровопийцы упомянутым выше осиновым колом (в придачу к нему нужна солидная кувалда), известно давно. Спортивность и этичность подобных мер можно, тем не менее, оспорить.

   Защититься от вампира священным предметом вполне возможно, убить им одним - практически нельзя. Сбежит раньше. Впрочем, перед тем, как выбрать и употребить любое из этих средств, человеку придётся вступить с вампиром в небольшую теологическую дискуссию, что в силу всеобщего экуменизма и широты религиозных воззрений весьма чревато.

   Насчет прочих традиционных средств уже было сказано ранее. Без пользы, но и без вреда, как и все плацебо.

   Кстати. Тот из людей, кто решится преследовать вампира в тот момент, когда последний создает одну из своих любимых иллюзий, рискует поохотиться на Снарка-Буджума из поэмы Льюиса Кэрролла: побежал за относительно безвредной летучей мышкой, а встретился лицом к лицу с Жеводанским Волком.

   Отметить особенно. В некоторых случаях конкретный человек способен "подсадить" вампира именно на свою кровь и никакую другую. Но это для автора слишком интимный вопрос.

   Что до необходимости нападения на вампиров с целью упреждения (не защиты, это по обстоятельствам может стать попросту неизбежным), можно сказать одно: сначала нужно понять, что именно вы упреждаете".

  

   От работы меня отрывает робкий звонок в бронированную "новорусскую" дверь. И без смотрения в глазок ясно: благоверный притащился. Владислав Андреевич. С боевого поста и аж в четыре утра.

   Открываю дверь, впускаю.

   Ох! Вместо шикарного МЧСовского спецкостюма (серебристое защитное напыление снаружи, натуральный шелк-сырец внутри, экологичная базальтовая вата между этими двумя слоями, перед глазами щиток из темного поляризованного стекла, по всему по этому муженька на служебном транспорте к самому подъезду привозят) на нем потрепанная синяя куртка явно с чужого плеча. Тем не менее он, не моргнув ресницей, обнимает меня, говорит:

   - Привет, моя старушка. Что было вчера вечером на обед?

   - Куриные щи, - отвечаю.

   - Всё шутить изволите.

   - Никак нет. Под этому поводу было давнее разъяснение в "Науке и Жизни". Наши славянские прародители супов не ведали, жидкое мясное или рыбное хлебово было исключительно двух видов: "уха" и "шти". В первом случае сначала варился бульон из малоценного белкового сырья, который потом процеживали и добавляли туда куски хорошей рыбы, мяса или дичи. А шти готовились попросту и без церемоний: вали кулём, потом разберем. Так что для кура попасть во щи было куда менее почетно, чем в уху, хотя и то, и другое нередко становилось его горькой судьбой.

   - Ладно, пускай будут щи, у меня вкусы простецкие, - Владик тянется, чтобы запечатлеть на мне поцелуй.

   - Э, нет. Давай мойся сначала.

   Пока он, кряхтя, перебирается через бортик ванны и становится под контрастный душ, я, забравшись на унитаз, подглядываю в окно между ванной и туалетом. Он такой стеснительный, что туда кружевную занавесочку привесил, а я такая наглая, что провертела в частом кружеве дырочку.

   Ну конечно: чернющий ожог во всю спину.

   - Ты что домой не в полной форме явился? - спрашиваю я, когда мужик выходит наружу, уже наряженный в мой любимый махровый халат бордового оттенка. Прямо с ихним братом нельзя: отмолчится или соврет в тему.

   - Испортил по нечаянности. Там газ вторым разом полыхнул, когда мы обрушенный подъезд расчищали, - неохотно говорит он.

   Ну конечно. Не "мы", разумеется, а "я". Кем еще, как не моим дорогим и ненаглядным, все дыры затыкать. И было там, небось, кое-что покрепче бытовой химии. Ладно, в первый раз, что ли?

   Мы, тесно обнявшись, идем в его спальню и там опрокидываемся прямо на пожилой плед из клетчатой альпаки: я, как работала, в ночной сорочке с шикарным вырезом, Владик - распахнув халат спереди. Вообще-то спим мы, как аристократы, в разных углах квартиры: я ночью без занавесок, чтобы с первым лучом на пост, он - днем при наглухо закрытых стальных шторах.

   М-да. Наслаждение, получаемое от вампирского укуса, сильно преувеличивают; правда, и я уж не молодая вдовушка, очарование новизны давно исчезло. Но вот головная боль - та проходит как не бывало.

   - М-м, - бормочет он. - Я из тебя два здоровенных тромба вытащил. Стоило бы почаще заниматься сексом.

   Насчет первого он явно привирает, мне не так много лет, чтобы полной развалиной заделаться. А вот что касается второго - тут я обеими руками за.

   - Подарочек с тебя, между прочим, - говорю я.

   - Какой?

   - Обыкновенный. Крупная плитка горького шоколада, чтобы с красным перцем сварить на манер ацтеков. И полкило детского гематогена, только замаскируй под кофейные ириски, чтобы наши вегетарианские оглоеды не пронюхали.

   Это у нас обоих рефлекс на первую встречу - тридцать лет тому назад, Нескучный Сад, юная мамаша, которая поздно вечером сбежала от дитяти, пребывающего на руках авторитарных деда с бабкой...

   И на одной из скамеек увидела трудно опознаваемое существо, похожее на большой сморщенный апельсин. Разговорилась - откуда только смелость взялась! Ни красотой, ни очарованием, ни животным магнетизмом он в те времена не блистал. Умом - это да. Но не хитростью, которая отказала напрочь. И оттого поневоле был искренен.

   А я? Пожалела его, что ли? Да нет. Просто почувствовала себя...пастушкой. Пастырем, который жизнь отдаст за любую черную овцу.

   И без рассуждений, как говорят в старых любовных романах, позволила ему сделать с собой всё, что он хотел.

   А потом и состоялся легендарный забег через Крымский мост со мною на руках. Час был еще не такой поздний, поэтому я удивляюсь реакции милиционеров - списали, наверное, на День Всех Влюбленных? И вообще, отчего это Влад побежал не посуху к Октябрьскому метро, а именно через воду - к Парку Культуры? Ближе к дому показалось, наверное.

   У себя в подвале он первый раз напичкал меня адской смесью, которой лечились ацтекские императоры, пожертвовав богам кровь из своего священного пениса. Ну, приблизительно такой же. Настоящего горького шоколада почти без сахара тогда днем с огнем было в Москве не достать... И в самом деле - вздернуло за уши так, что я через полчаса с ним заговорила, а через часок-другой встала на ноги.

   Влад же тем временем дозвонился до моих предков: будто бы он муж моей подруги и я, чуть захмелев, осталась спать у них. На следующее утро, ещё до того, как ему меня привезти, у него уже и паспорт был на руках - самую малость только и фальшивый. А потом он нашел себе работу в горячем цеху (МЧС тогда называлось как-то по-другому и не было особо популярным), и купил квартиру, и предложил мне руку, сердце - и заодно всю кровь из своих жил.

   От последнего я отказалась и отказываюсь по сей день.

   Вы поняли, в чем соль?

   Он сразу на меня подсел.

   Кормиться он чем-то там всегда умел, об этих скользких материях я никогда не спрашивала, как и о том, за что именно его бросили в тюремную психушку. Но для того, чтобы сохранять душевное здоровье и обходить стороной депрессию, ему с той ночи стала нужна я - и только я.

   А человек в ответе за тех, кого приручил.

   - Мог ты тогда, в Нескучном, отказаться от моего дара? - спросила я, уже будучи его законной женой.

   - Не смел, это было бы такое неуважение к тебе, - ответил он.

  

   ...Наевшись, напившись и едва отойдя от посттравматического шока, Владик засыпает, уткнув длинный нос в ямку между моих тощих грудей. Свободной рукой я подтягиваю к себе здоровущий, полтора на полтора метра, старый пуховый платок, укрываю нас обоих. Под боком у него согреваешься быстро: теплопроводность большая. То есть, я хочу сказать, он, конечно, термос, но еще и вроде аккумулятора в смеси с электрогрелкой. Накапливает, как он выражается, "зряшную кровь", которая льется наземь при авариях, поножовщинах и прочих инцидентах, в урегулировании коих принимает участие, незаметно телепортирует в себя, а потом приносит домой и выпускает на меня в виде тепла.

   Ну, хорошенького понемножку. Работать надо: печатать и еще поздний завтрак соорудить на всякий случай. Вегетарианский.

  

   "По разделу шестому основной части.

  Формулировка дается с учетом исследований высокочтимого профессора вавилонских библиотечных наук дона Хорхе Луиса Борхеса, который, хотя и не исследовал заявленную нами тему напрямую, разделил сакральные образы на две категории: "зеркала" и "маски". Первая категория имеет в виду буквальное отражение истины, вторая - метафорическое, скрытое и в то же время легко угадываемое посвященным. Иначе говоря, маска обычно подразумевает икону.

   Первый вопрос, который следует задать себе исследователь, это: откуда есть пошли вампиры? Грязен, так сказать, или чист их источник?

   Легенды относят их существование к самому началу возникновения земных цивилизаций: Шумер, Вавилон, Древний Египет. Демоны или, иначе, даймоны, один из которых, Акаша, разделил себя на четыре части по счету основных элементалей, что суть воплощения земных стихий. Можно не сомневаться, что подобные мифы о разумных кровопийцах существовали и в затонувшей Атлантиде, и в исчезнувшей Лемурии, и в далеком Тартессе. Однако нами не найдено никаких достоверных случаев или хотя бы поверий о невампирских источниках этого явления, помимо гениальной догадки уважаемой г-жи Райс, не лишенной, однако, глубочайшего смысла. Об этом позже.

   Наведенный вампиризм подобен року или судьбе. Можно избавиться от него, совершив а) самоубийство (но не будет ли это грехом?) или б) противоестественно доброе дело. Так сказать, горделивый отказ. От обычного способа питания. Последнее сомнительно, описан только один случай. Но в большинстве случаев новый вампир остается один на один с проблемой, которую он для себя представляет, и вынужден искать ее решение.

   Стоит также помнить, что все описываемые вампиры произошли (и не всегда по своей воле) от людей, и естественно поэтому ожидать, что им передаются все свойства и качества субстрата, вплоть до нравственных. В одну телегу впрячь не можно вола и трепетную лань; мать Терезу, академика Капицу и маньяка Чикатило никто не пытается выстроить под один ранжир. Отчего же мы пытаемся сделать нечто подобное с вампирами?

   Да, среди них неизбежны убийцы, насильники, маньяки, просто безумцы, неудержимые честолюбцы, которые хотят весь человеческий род поставить на колени. Но ведь не только они. И сами они не только таковы.

   Пока живо человечество, вампиры неистребимы. Кто они: паразиты, как комары, синантропы (т.е. близко живущие), как крысы, или часть природы, в которой есть место всему, даже и человеку? Всё равно: всякой твари есть место под солнцем.

   Это относится к проблеме зеркала.

   Теперь о проблеме маски, иконы - ложной или истинной.

   Отчего человечество делает из вампиров пугало, иначе говоря - отрицательную икону: оттого, что они посягают на людскую жизнь?

   Да, конечно, реальные жертвы даже одного вампира могут исчисляться тысячами, однако при их подсчете легко сбиться на подход, высмеянный Фарли Моуэтом в книге "Не кричи: волки!": якобы все олени-карибу в Америке убиты этими хищниками. Мы имеем в виду, что, по всей видимости, нередки случаи, когда на вампиров списывают чужие грехи.

   Оттого, что они стремятся контролировать человечество? Ну да, самая неприятная в них черта, особенно в их представителях мужского пола, - это стремление верховодить. Только ведь мы все, как говорил поэт Пушкин, глядим в Наполеоны.

   Оттого, что они являют собой непонятное и уже по этой причине угрозу?

   В яблочко!

   Ибо корень всех зол - наша ксенофобия. Вампиры иные, чем мы. Проще их выдумать, чем понять.

   Вампиры - хищники? Но на всякого волка найдется свой святой Франциск.

   Они нас умерщвляют? Мы сами убиваем себя еще чаще.

   Ах, всё дело в том, что распоряжаясь нашими жизнями или даже просто нашей волей, они автоматически ставят нас ниже себя. Как мы - животных.

   Но мы имеем право, скажут мне.

   Посмотрите на человека с точки зрения коровы, ждущей очереди на удар молотом или электрошок. С точки зрения кошек, которых тысячами жгли на кострах в честь восхождения короля на престол. С точки зрения обезьянки, головку которой зажали в тиски и выедают живой мозг десертной ложкой.

   Нравится? Вы такого права добивались? Вот и нечего на зеркало пенять.

   Ну, а если вампиры - не естественное образование, а болезнь человечества или природы?

   Ложная проблема. Следует помнить, что ни одна бацилла не возникает у природы без цели. Наши предки, которые считали, что чума и холера - кара Господня, были в чем-то умнее нас.

   Человек постоянно стремился расчистить поле для своего безопасного пребывания на Земле. И постоянно попадал в еще худшую беду, в еще худший тупик, стандартно получая по мозгам от "неукротимой планеты" (метафорически описанной Гарри Гаррисоном). По схеме: мы давим на природу - природа постоянно стремится укротить, укоротить нас самих.

   Заключение. Каков же сакральный и мифический смысл вампиризма?

   Вампиры - не чужаки и не пришлецы с неведомых земель. Это воплощенный гнев Земли. Гончие Псы Великой Матери. Древние кровавые боги, низвергнутые христианством. Не столь важно, откуда они родом: то, что их породило, было непобедимым. Может быть, это новый виток генезиса, нужный, чтобы усмирить зарвавшегося хомо. Так вот: нам следует бороться не с вампирами, не с инфекциями, не с буйством растений и животных, а со своей алчностью, своей жадностью и своей непроходимой тупостью. Потому что без этого вся история человечества - лишь охота за яйцами ганзеров, птенцы которых охотятся на нас самих. Сказал Роберт Шекли".

  

   Я за своей "машинкой" разгибаюсь и пытаюсь привести разбушевавшиеся мысли в порядок.

   Но тут во входную дверь не просто звонят - "дербанят в парадное", как говорил Лев Кассиль. Долбят ногами, руками и головой.

   Я распахиваю дверь - и вот они, мои дорогие оболтусы! Гошка и Стёшка. Близнецы. Две решки одной фальшивой монеты. Ряшки во всю ширину плеч, все шестьдесят четыре зуба оскалены в хитренькой улыбочке, одинаковые вязаные шапчонки сдвинуты на затылок, куртки распахнуты настежь, ранцы...то есть рюкзачки с наклейками в виде черепов, костей, кинжалов и прочей дряни - вываляны в глубоких уличных снегах.

   - Баб, а шнурки в стакане? - спрашивает Гошка.

   - Родители на зарубежной научной конференции, - отвечаю, - дома остался только один толстый черный шнурок, из таких, какие султан посылал виноватому паше, чтобы тот им удавился. Именно - я.

   - А пожрать чего-нибудь? - вступает Стёшка.

   - Для предвиденного стихийного бедствия приготовлены суп из красной чечевицы с луком и пряностями и соевый гуляш с картошкой под толстым слоем куркумы.

   Восторженные вопли.

   - Руки мыть немедленно! Предупреждение: супчик прямо из кастрюли не хавать, стальными вилками в сковородный тефлон не шкрябаться, вдвоем на один компьютер не наседать. Зря, что ли, я ноут завела?

   Всё, моей научной деятельности пришёл полный конец. Пусть дочка сама переводит мою писанину на суконный язык и смывает следы моей личности, коли ей надо для отчета.

   Пока ребятки оттирают грязные лапы под краном, чинно разливают варево по тарелкам и ковыряются в сковороде деревянными ложками, я осторожно выясняю:

   - Вы что так рано и такие растерзанные?

   - Сегодня дневники вечерникам пятаки начищали, - деловито объясняет Гошка. - Вот преподы и укоротили учебный день с большого перепугу.

   Об этом обычае я наслышана. Не нужно, кстати полагать, что "вечерники" учатся в вечерней школе - и те, и другие в одинаковой мере гимназисты. Ритуальное мордобитие, раз в году спонтанно проводимое обоими отрядами, смертных и не очень, - отражение давней вражды между синеподкладочниками и белоподкладочниками.

   - А на какой стороне вы воевали?

   - На обеих, - ухмыляется Стёшка. - Разошлись для интереса.

   - И что, на завтра родителей вызывают?

   - Угу. Дед у себя?

   - Спит, так что не очень шумите.

   - Да он же днём как мертвяк!

   Владик, с его видом вольноопределяющегося студента, не вызывает в них никакого пиетета. Более того, по моему недосмотру ему однажды случилось проснуться в позе йога, то бишь стоя строго вертикально на голове, среди всяких швабр и щеток. Еще раз близняшки умудрились заволочь его на антресоль "тёщиной комнаты" (такой большой двухъярусной кладовки), где Влад отлично выспался в обществе пустых чемоданов, подержанных ковровых дорожек и древнего электрического самовара. Поскольку я отправилась по магазинам, а оглоеды свалили на какую-то школярскую тусовку, пришлось ему планировать на пол ласточкой. Зато когда нужно произвести впечатление на учителей, он им сразу становится миленьким дедусенькой; хорошо, что подобные сборища организуются почти всегда в тёмное время суток. Фигурирует он, всеконечно, как юный дядя двояшек. Для близиру, как я говорю. Надо же соблюдать хоть видимость приличий!

   Так вот. Однажды он явился туда прямо с боевого задания, в полном костюме, так что его приняли за второго Гаруна Тазиева, исследователя вулканических недр. Второй раз был в черном фраке с крахмальной манишкой и пластроном, и уж что там насчет него подумали, - не знаю. Что он по совместительству дирижер погребального оркестра? Еще однажды моя дочка смеха ради обрядила его метросексуалом: драная джинса и огромный алый шарф

---

Лемюэль Вульфрин. Френки и Лэм

2013-04-23 17:13:34 (читать в оригинале)

   Женщина в платье и ошейнике сомнамбулически гляделась в зеркальное стекло витрины, и он сразу понял, что из нее выйдет слишком лёгкая добыча. Шерстяной футляр до колен - без пятнадцати суток "маленькое черное платье" имени Коко Шанель; мягкие туфли без каблука, обшитый стеклярусом ридикюль, грубоватое колье - широкий ошейник из ненатурального жемчуга с плоской стекляшкой посередине. И некрасива. Каштановые волосы, распущенные по спине широким опахалом, и ненатурально большие тёмные глаза - тот утешительный приз, который выдают признанным дурнушкам на день рождения вместо даров фей. Возможно, отыщется тип, что западёт на приплюснутый носик и широкоскулую маску, что у бабы вместо лица, но он, Фрэнк, не из таковских.

   Вот подвести тачанку под самый поребрик и небрежно окликнуть - это он может.

   - Эй, детка, сколько берёшь за ночь?

   А глазки у нее не так уж плохи: ишь как заполыхали во всё личико!

   - Кому даром, мистер, а кому и вовсе не по карману.

   Ничего себе отбрила. Игра становится интересной...

  

   ...экипаж "Хьюлетт-Паккард-1608", марка с большой претензией, их любят все здешние парвеню. Однако для знающих - весьма недурной мотор, выносливый и скоростной. С гончаками не сравнить и большой вес не поднимет, но в остальном достоин своего шофёра. Лаконичный крылатый силуэт, плоское лобовое стекло с металлическим средником, роскошные хромированные накладки на радиаторе и обводы круглых фар. Между передним и задним сиденьями - выдвижная перегородка. Они стали модны, когда в город хлынули потоки белых эмигрантов с одним умением: бойко крутить баранку. Бывших воинов отличал взрывчатый темперамент и способность чуть что хвататься за шпалер. По сей причине все безлошадные граждане вооружались кольтами, заточками и полной обоймой экзотических ругательств. Этот юнец - иного замеса. Холоден, нагл и преступно обаятелен. Арийская бестия.

                                                      

   Он открыл дверцу и стал ногой на тротуар.

   - А я из каких, по-твоему? Из первых или из вторых? Как ты меня классифицируешь, красотка?

   Поняла. Словцо заковыристое, типичная приманка для высоколобых.

   - "Красивых девушек здесь нет! К себе одна дойти сумею".

   - Старик Фауст сказал бы на это, что все девицы одинаковы, - им только уголок ларца покажи. Да откуда ты взяла, что мы вообще пойдем к тебе?

   - Хочешь сказать, что заветная шкатулка с наследием предков у тебя в номере?

   Мужчина улыбнулся, стараясь, чтобы получилось не совсем злорадно. Этим интелям только хорошую цитату подкинь, а дальше всё покатится как по маслу. Сливочному, высшего сорта.

   - Желаешь полюбоваться? Открывай заднюю дверцу и садись.

  

   ...Классический уголовный бонтон. Мотор с правым рулём: если станешь переходить на другую сторону, минуя капот, легко сшибить, взяв с места сразу на первой скорости. То же с тыловой частью, где прикреплено запасное колесо. Поэтому пассажирку чётко берут с панели. Но распахнуть перед ней заднюю дверцу не спешат.

   Забавно - ручка без кнопки, поворачивается кверху. Крохотная проба на вшивость.

   Машина буквально срывается с места: ну, разумеется, железная начинка в ней - далеко не антиквариат. И обтяжка сидений. Хотя - в самом деле натуральная кожа. "Нехилый закос под старину", как сейчас говорят.

   И нехилый закос под любовь, как пел классик. Ах, чего мне бояться и что искать? Потерять и найти - одно и то же.

  

   - Как тебя зовут?

   - Тебе не всё равно, детка? Допустим, Фрэнклин Блэк.

   - Коллинз. Лунный камень.

   - Теперь ты. Я так понял, дама кипятком писает от желания представиться.

   - Лемюэль.

   - Ни фига себе. Это ведь мужское имя.

   - Мои предки дружили со Свифтом.

   - Настоящее?

   - В той же мере, как и твоё. Крупица истины в куче вранья. Можешь звать Лэмми. Лэмми Гуль.

   Нет, она в самом деле ничего - такая смачная полукровочка. С примесью вьетнамских или тайских генов. Прямо жаль ее. Наверное, хотела получше спрятаться от того, что натворила...

   - Ты обитаешь далеко за городом, - в это время говорит она.

   - Моему худому карману не по душе столичные трущобы.

   - Надеюсь, худой не значит тощий?

   Умница, так иногда бывает у обезьянок. Бедняк неинтересен, сквозной карман и лёгкие на подъём купюры - самое то.

   Девушка достаёт из сумочки овальную коробку - тяжелую, с рассыпной рисовой пудрой. Начинает охаживать мордочку пуховкой. Самый кошачий рефлекс: погасить волнение. Только кисы умываются, а эта пачкает.

   - Судя по времени и скорости, твоё наёмное дворянское гнездо обошлось буквально даром.

   Заподозрила неладное? Что ж. О неких особых функциях застеклённых перегородок она не подозревает.

   Фрэнки жмёт на грушу рядом с рулём, однако раздается не гудок, а тихий вкрадчивый свист.

   Усыпляющий газ.

   За окошком Лэмми роняет пудреницу в сумку, сумку на пол салона и смирно ложится вслед за ней.

  

   ...Крошечная девочка в батистовой рубашке и шальварах с визгом бежит навстречу отцовским объятиям.

   - Моё сокровище! Моя рани! Моя бегум!

  Со дня ухода мамы Калидэви он редко приходит на женскую половину, а проявлять слишком пылкие чувства к дочери не к лицу радже. Был бы это еще сын, как дети других жен, старших. Только зачем сравнивать то, что дано, с тем, чего не могло быть? Эта мудрость Учителей дана девочке с рождения. Отец любит, она любит - что может быть больше этого?

   Тонкие пальчики обхватывают сильную шею, гладят смуглые щеки и бороду, касаются обруча на тёмных кудрях.

   - Какой красивый камень посерёдке. Это алмаз? Тот самый?

   - Да. Видишь, как сверкает?

   - Ночной огонь. Ты мне дашь самую чуточку покрасоваться?

   - Пока нет. Мала ты для него. Это мама...мамин.

   - Разве это причина?

   - Конечно. Вот подрастёшь немного, выдам тебя замуж - получишь Багиру в приданое.

  

   Он поднял девчонку на руки и понёс вверх по ступеням, дивясь, до чего ж она лёгкая. В своем кабинете уложил на диванчик, на всякий случай стянув руки и ноги шнуром от гардины. Липкая лента - штука весьма неделикатная.

   Время ей проснуться, однако. Фрэнк достал из ящичка сигару, отрезал кончик небольшой гильотинкой, зажёг и сунул в рот. Уселся в кресло напротив.

   Лэмми заморгала, пошевелилась, пытаясь вытащить руки. Открыла глаза.

   - Как любезно с моей стороны - внёс в дом, уложил баиньки, да еще запеленал. Верно?

   - Вроде бы да. И к чему были такие старания?

   - Пустяки. Хотел рассказать тебе одну сказочку.

   - Наверное, дикое занудство, если понадобилось меня дурманить и связывать.

   - Не скажи. Как тебе - головка ясная? Регалию не желаешь?

   - Спасибо, я привыкла к тростниковым пахитоскам.

   - Это что еще? Таких давно не делают.

   - Так и я давно не курю. Разве что опиум-сырец, по старой памяти.

   Фрэнк в душе смеётся: она выдаёт себя, вольно или невольно.

   - Тогда слушай. Веке этак в первом до рождества Христова на рудниках Голконды отыскали непонятный камешек: кристаллы любого цвета были тогда не в новинку, но этот был какой-то неправильный. Широкий и плоский, причем, как бывает с минералами искаженной структуры, твёрдый до необычайности. Древние гранили камни из рук вон плохо, так что они еле сняли с него фаску и оправили в золото. Да, забыл сказать, алмаз был чёрным. Ну не прям как уголь, естественно, но почти. Приметный, одним словом.

   Я так думаю, до поры до времени он осел в одном из этих крошечных княжеств, до которых не было дела ни Тамерлану, ни Бабуру.

   - Откуда у тебя сведения?

   - Погоди. Говорили, что он передавался по женской линии и в этом качестве считался оберегом каждого из царственных домов. Что-то там такое воплощал особо гибельное для его врагов.

   - Все исторические самоцветы такие, - отозвался голосок с дивана. - Рассказал бы что позабавнее.

   - Сейчас будет и забавное. Когда в восемнадцатом веке уже Христовой эры началась большая заварушка между англичанами, французами и местным населением, один шевалье из мелких поднял Черный Камень с трупа богато одетой женщины. Солдата расстреляли за мародерство, отягощенное убийством, алмаз подарили Луи Многолюбивому взамен утраченных индийских территорий... Тогда его и окрестили "Сиянием Зла". Перевод, разумеется, условный.

   - Ты не сказал, что стало с той женщиной.

   - На гхате сожгли, наверное. В Индии такое принято.

   - А если то была мусульманка?

   - Да что ты ерундишь! В общем, к истории камня приплюсовалось еще то, что и сам король, и тогдашняя его фаворитка умерли нехорошей смертью. После неудачной попытки хоть немного совладать с камушком. Бриллианта, между прочим, из Кали-Нура так и не получилось, ограничились плоской розой.

   - Пока вполне тривиальная история.

   - Говорили, что мадам Дюбарри наследовал сам Робеспьер. С вытекающими из этого последствиями.

   - Суеверие. Хотя кто-то ведь его толкнул под локоть, когда он пытался застрелиться перед гильотиной. Сотворил двойного мученика.

   - С тобой становится приятно разговаривать. Погоди-ка, я проверю, удобна ли упаковочка. Мало ли что.

   Он повернул девушку набок, по-прежнему дымя сигарой, потом водворил в прежнее положение.

   - Короче. Где-то через век с небольшим Кали-Нур всплыл на поверхность в почтенном британском семействе с французскими корнями. Некий господин Вериндер с супругой. Обрати внимание: алмазу снова захотели придать щегольской вид и уже было договорились с амстердамскими ювелирами.

   - А что, Бемер и Бассанж тоже покушались на форму?

   - Ох, извини, опустил великое событие. Я думаю, что да. Уж если они так возились потом с Ожерельем Королевы... Так вот. Брак единственной дочери наших британцев расстроился, жених потерял репутацию, а новый претендент разорился и погиб от своей руки. Алмаз был задешево продан тому, кто согласился взять его как он есть.

   - Давняя история. Хотя рассказчик ты ничего, если уж лучшего не подворачивается. И кто этот покупатель?

   - Ты будешь смеяться. Прадед той милой леди, в чье семейство ты внедрилась год назад. Едва пошли разговоры о том, что Кали-Нур стоило бы разделить на семь миленьких черных бриллиантиков и продать в счет героинового долга.

   Тело Лэмми еле заметно напряглось.

   - Можно подумать, ты следил за ним с начала времен.

   - Ах, да чего не сделаешь ради убойной газетной статьи. Не только архивы - морское дно перекопаешь. Тем более что Эркюль Нуаро, мой дядюшка, привлёк меня к своему расследованию. Видишь ли, когда твою благодетельницу нашли заколотой по старинке, этаким узким стилетиком, рядом не оказалось ни алмаза, ни горничной.

   - Логика типа "Кто шляпку спёр, тот и тетку укокошил", - хихикнула Лем.

   - Я, разумеется, не думаю, что ты сделала и то, и другое вместе. Не считаю даже, что вульгарный муляж на твоей шейке и есть Кали-Нур.

   - Иначе бы ты его давно снял и проверил на жёсткость.

   - Точняк. На любом оконном стекле.

   - В самом деле?

   Нечто озорное мелькнуло в глубине зрачков, расширенных, будто от страха, боли или темноты.

   - Так сделай. Ну, что тебе мешает?

   - Упавший лист прячут в лесу, - медленно говорит Фрэнк. - Ты либо криминальный гений, либо полная дура. Цветное изображение камня есть во всех таблоидах.

   - А тираж поступит в продажу через... сколько у тебя времени?

   Он посмотрел на циферблат старомодного офицерского хронометра.

   - Ну мы и засиделись! Через час-другой.

   - И сразу все модные лавки по сигналу свыше начнут продавать классные копии алмаза.

   - Только твоя появилась досрочно. Да не пудри мне мозги своим снежком!

   - Я вовсе не хочу, чтобы ты жёг меня своей сигарой, доискиваясь правды, - медленно говорит Лэмюэль. - И дарю ее тебе по вольной воле.

   Колье точно само слетает с тонкой шеи. Буквально через минуту раздаётся звон разбитого стекла и торжествующий вопль:

   - Он! Обычные брюлики и бороздку не режут на мономолекулярном...

   Фрэнк появился примерно через полчаса, без сигары и без ожерелья.

   - Вот. Без вашего наследственного оберега ты обыкновенная девчонка смешанных кровей. Представляю, что за коктейль у тебя в венах!

   Он начал развязывать узлы.

   - Теперь ты меня отпустишь? - устало говорит Лэмми.

   Он, будто не слыша, продолжает:

   - Это ж надо - столько времени выслеживать, столько шкур спустить с себя и других. Просто, как два пальца обоссать. Обидно даже... Хотя погоди. Еще дельце предстоит.

   Руки Фрэнка берутся за ворот маленького черного платьица и разнимают надвое, точно шкурку банана. Крошечные груди, гибкая талия, широкие бедра и пупок, что вмещает унцию ароматного масла - его в самом деле полагалось пить оттуда во время соития. Апсара, приходит ему на ум. Священная девадаси. Как же давно это было!

  

   Индра велел дарить пленнику свободу не за труд, не за выкуп, а за исполнение долга. Оттого младший раб и отдал неказистый, весь в корке, булыжник старшему, тот передал надсмотрщику, надсмотрщик - управителю, а управитель - прямо одному из сановников. Все они были честны оттого, что хотели иметь заслугу. Оттого что понимали: камень не выпьешь вместо вина, не съешь, будто лепешку, и не познаешь, как теплую женщину. Это может дать только вождь.

   Но когда раба уже накормили, отмыли, умастили дешёвым благовонием и поселили в хижине, он увидел юную дочь вождя и золотой венчик с тёмным алмазом у неё на голове.

   Ни того, ни другой владыка отдать ему не мог. Он должен был взять сам.

  

   - Вы, я думаю, столько времени парой ходили, ты и этот Багира, что взять одного - означает взять и другую. В качестве реванша.

   И уж только потом избавиться. Земля не любит носить на себе проигравших.

   Несмотря на волну застарелой похоти, что поднимается в нём, он торопливо проверяет все места, где раньше бывала западня: ни острых шпилек в волосах, ни странного вида коронок во рту, ни заточенных спиралей во влагалище и между крепкими ягодицами. С торжеством вдавливает юное тело в подушки, коленом раздвигает стройные бёдра, внедряется и сходу начинает работать тощим задом.

   Лэмми не оказывает сопротивления.

   Но когда мужчина и самец сделал всё, что мог, ее руки и ноги внезапно смыкаются вокруг него, как корни векового дерева.

   - Все наши женщины, которые умирали своей смертью и кого убивал ты, - говорит она, - отдавали свою кровь, тело и душу камню, и он брал. Все женщины, которые рождались, несли эту слитную силу в себе, потому что мы были с ним одно, даже когда нас отделяло друг от друга море. Наша совместная мощь, переходя из тела в алмаз и обратно, росла. Нельзя было лишь убивать и расчленять самого Багиру, пока он не умел защитить себя в одиночку. Ты полагал, что он подчинится кому угодно? Ты глуп... любимый.

   Она слегка отстраняет мужчину от себя. Губы захватывают левый сосок на его обнаженной груди, играючи спускаются дальше - и тонкий, необычайно острый стилет из преображенной плоти, выйдя изо рта, нанизывает на себя чужое сердце.

   А потом аватара Кали втягивает свой язык обратно и жадно пьёт низвергающуюся толчками кровь.

  

   Фрэнкилэм подобрал оболочки, что валялись на полу все скомканные и опустевшие, оделся в непривычное. Двигаться некоторое время будет тяжелей прежнего - э, пустяки сущие по сравненью с итогом. Нет, риск, конечно, был, и немалый, но всё сошло замечательно. На свет появится сын и наследник, возможно, даже двойня. Мальчик Фран и девочка... скажем, Ламейла или Ламьель. Он тихо смеётся, да и Багира уже подаёт знаки - такой лёгкий двойной звон на высоких частотах. Недоумок второпях засунул Пантеру в футляр от скрипки - тайник, тоже мне. Хотя сама скрипка - чудо. И старая мебель, от которой веет нерушимой респектабельностью. И персидские ковры: плотные, гибкие, мягких тонов, явно не под вульгарного ференджи делались. И моррисовские шпалеры на стенах и креслах. И действующий патефон с виниловыми пластинками, И устройство для внешних разговоров с воронкой на конце трубки... Особняк надо будет выкупить в ближайшие месяцы, как только договор позволит. Не семейное гнездо, разумеется, хотя обставлен с пониманием дела. Семью надо создавать в более тёплых широтах.

   Ну вот, всё в порядке. Где же ключи? И внутренняя защёлка хитроумная, так с ходу своих секретов не выдаёт. А, была не была! Напрасно, что ль, мы исхитрялись, заставляли стекло резать?

   Воровато оглядев сад и посмеиваясь в душе, он перелезает через подоконник и ласточкой прыгает вниз с четвертого этажа викторианского замка. Приземляется в клумбу с асфоделями, оборачивается и машет рукой своему отражению в высоком окне холла: коротко стриженная светлая шевелюра, волевой подбородок, прямой нос, нежные тёмно-карие глаза, в каждом из которых - двойной зрачок.

   Глаза вампира. Зеницы оборотня. Очи андрогина.

 

Обсудить