Как я отдавал долг Родине

«Как пошли наши ребята,

В Красной армии служить,

В Красной армии служить,

Буйну голову сложить.

Голову я, слава Богу, не сложил, наверное, была недостаточно буйная. Хотя шанс был. В нашей части один новобранец повесился из-за издевательства «дедов», и пара человек попала в дисбат. Служил я в стройбате, где вместе со мной отбывали воинскую повинность узбеки и грузины с высоких гор, плохо понимавшие русский язык. Россия и Украина была представлена ребятами, успевшими 2-3 года отсидеть, в основном за мелкое хулиганство. То есть те, кому нельзя доверить оружие.

По идее я не должен был служить вообще. У меня была астма, и я был единственным сыном у мамы. Но медицинскую карточку, где была запись о астме, потеряли, когда поликлиника переезжала. На медкомиссии я объявил о свой астме, и меня положили в больницу. Там я весело провел две недели в компании таких же симулянтов. Мы сдавали анализы в трехлитровых банках и бегали в ближайший гастроном за дешевым вином. Но астма себя не проявила. Мама наотрез отказалась ходить к военкому. У нее была смутная надежда, что хотя бы армия сделает из меня человека.

Проводы я устроил на квартире своего товарища, а проснувшись наутро, обнаружил, что у меня температура 39. Я вызвал врача и взял бюллетень.  Через несколько дней я пошел к врачу продлевать больничный и по глупости сказал, что меня призывают в армию. Врач испугалась и немедленно меня выписала. Призыв еще не закончился и вместо элитных войск гражданской обороны, куда меня приписали, я угодил в последнюю команду ― стройбат.

На призывной пункт я пошел в пиджаке и с бутербродом, завернутым в газету. В армии тебя покормят, сказала мама и не пошла меня провожать.

Эшелон проходил по окружной ветке мимо моего дома, и я с тоской смотрел в окно. На обед дали гречневую кашу в металлических банках. Без разогрева съесть это было невозможно, и веселые пьяные призывники начали перебрасываться банками. Подступило чувство голода, которое не покидало меня весь год, который я провел в армии.

А поезд шел на север.  Стало холодать. В вагоне  начались пьяные драки. Сопровождающие солдаты принялись усмирять. Я зачем-то вызвался им помогать. Получив в глаз, остальное время пути сидел в сторонке, дрожа от холода и голода. Наконец мы прибыли в Пушкин (бывшее Царское  село). В темноте нас построили на плацу, и в мегафон начали выкликать фамилии. Названных уводили за собой «покупатели»― представители частей, приехавшие за пополнением.

В конце осталась кучка неназванных. Среди них я. Нас построили и повезли на вокзал в Ленинград. Предстоял путь на север, в далекую Кандалакшу. В вагоне я закемарил. Внезапно меня разбудили и приказали выходить. С перепугу я забыл в вагоне чемодан с нехитрыми пожитками. На горизонте дымила высокая труба. Почти как в Освенциме. В Кандалакше  я не задержался, а отправился дальше в пограничный поселок Алакуртти. По приезде нас повели в баню и выдали обмундирование. Почему-то низкорослым досталось все большое, а крупным ― небольших размеров. С одеждой путем обменов как-то устаканилось, а сапог нужного мне 44 размера так и не нашлось. Достались на 2 размера больше. Заматывать портянки я так и не научился, поэтому проходил весь год с язвами на ногах.

Так началось мое служение родине.

Холод и голод преследовали меня почти все время. Когда в столовую привозили свежий хлеб, мы бросались помогать в разгрузке, нам давали по горячей буханке, и мы съедали ее мгновенно. Каждый месяц мы получали несколько рублей жалованья и упоением тратили их в гарнизонной лавке на сгущенку. Ни до, ни после армии я не мог запихнуть в себя эту приторную субстанцию, а тогда она казалась блаженством. В получку казарма наполнялась ароматом дешевых одеколонов. Но употреблялись они отнюдь не наружно, но исключительно внутрь. Один раз я тоже решил попробовать. Приобрел флакончик с романтичным именем «Лель», развел водой и выпил.  Настроение  резко улучшилось, и я пошел гулять, распевая песни советских композиторов. В разгар августа в нашу лавку завезли помидоры. Мы с двумя приятелями купили пару штук вскладчину и с наслаждением съели их без соли, вспоминая родную Украину, где за эти деньги можно было купить ведро.

С нашей лавкой у меня связано еще одно воспоминание. Однажды мама мне прислала рубль в письме, и я срочно побежал его отоваривать. Вдруг послышались крики и стрельба.  По дорожке несся танк, сметая на своем пути маленькие деревца, кусты и наглядную агитацию. За ним бежали офицеры, стреляя из пистолетов. Пули рикошетом отлетали от брони. Оказалось, что один солдат получил письмо из дома, в котором ему сообщили об измене его девушки. Он решил на танке поехать разобраться, а по дороге разнести штаб части, где засели главные обидчики. На счастье танк перед штабом заглох. Его выковыряли и отправили в тюрьму.

Тщетно пытаюсь вспомнить что-то хорошее, происшедшее со мной в армии и вспоминаю только один день. Последний. Я вышел за ворота, содрал с себя ненавистную форму, переоделся в штатское и ушел не оглядываясь.