Почему дети закрываются и отстраняются
2013-10-04 17:01:51 (читать в оригинале)
Однажды, когда я вернулась домой после долгого отсутствия, я пошла вечером в детский сад, чтобы забрать внука. Я знала от дочери, что он находился в другой группе: было лето, и детей, оставшихся в саду, соединили в несколько разновозрастных групп. И дочь в телефонных разговорах со мной сетовала, что ребенок, который всегда ходил в сад с удовольствием, теперь каждое утро капризничает, не хочет идти в сад, говоря, что ему там не нравится.
Я нашла детей на участке, с радостью увидела внука, которого так давно не видела. Позвала его. Он, увидев меня, к моему удивлению не побежал ко мне, как делал всегда при встрече, не бросился обнимать меня, а так и остался стоять на месте, как чужой.
— Иди скорее ко мне, мой дорогой! — опять позвала я.
И он пошел, пошел, как солдатик. «Как замороженный», — подумала я. На его лице не было радости. Он был каким-то «окаменевшим» — и странно это было наблюдать у всегда такого активного, живого и естественного мальчика.
— Да что с тобой? — спросила я, наклонившись к нему.
— Ничего, — чинно и холодно ответил он, и я, взяв его за руку, повела, так и не придя в себя от изумления. Мы прошли несколько метров — он так и шел рядом, как замороженный. «Как Кай, в сердце которого попала льдинка», — мелькнуло у меня в голове. Я была дальше просто не в состоянии оставлять все как есть.
Я остановилась, присела, обняла ребенка и сказала горячо:
— Ну что с тобой дорогой? Это же я, Маруся! Я приехала к тебе! Я так по тебе соскучилась! — и я прижала его к себе, крепко обняла его, начала целовать. И он как будто оттаял в моих руках. Я почувствовала его отклик, глубокий вздох.
— Маруся! — сказал он, и я почувствовала чувство радости в том, как он произнес мое имя.
И уже он обнял меня, прижался ко мне. Стал тем живым мальчиком, которого я знала.
Я взяла его за руку и пошла по дорожке сада. Потом остановилась и посмотрела на играющих детей, от которых я только что увела внука.
Несколько «взрослых» пяти-шестилетних детей, стоя отдельной стайкой — смеялись над малышом трех-четырех лет. Они делали это так жестоко, как могут делать дети, нуждающиеся в самоутверждении. И делали это вместе, поочередно прерывая друг друга, что создавало еще большую жестокость:
— Да он маленький… А одет-то посмотрите — шорты, как у малыша… Ха-ха-ха, посмотрите, на кого он похож… Он еще, небось, и писается…
— И какается — добавил кто-то.
Последняя фраза вызвала дружный хохот у «больших». А «малыш» весь скукожился, сжался.
И я поняла, почему забрала внука в таком состоянии. Он в этой группе тоже был «малышом». И ему тоже досталось от добрых «взрослых» детей, избравших малышей для своего самоутверждения. И те естественные защитные механизмы, которые работают в психике ребенка, просто выключили его чувства, закрыли его от негативных внешних воздействий. Он действительно окаменел, ожесточился, чтобы не быть в этой ситуации насмешек, не переживать боль и унижение.
Но именно так устроены все дети. Живя в состоянии непринятия, критики, нотаций, — ребенок начинает неосознанно закрываться, чтобы не переживать эти чувства. Становится неслышащим, закрытым, холодным, отстраненным.
Я видела такого закрытого ребенка в детском саду. Мама, замотанная и торопливая, просто втолкнула девочку в группу и умчалась на работу. И ребенок, уже опоздавший, и не умеющий переодеваться быстро, получил на себя град упреков воспитателей. И досталось ей и за себя, и за безответственную маму, которая никогда вовремя ребенка в сад не приведет, и за то, что девочка ни к чему не приучена. И все это говорилось при девочке, которая с совершенно невозмутимым видом, как глухая, все так же медленно продолжала переодеваться, чтобы войти в группу.
— Нет, вы посмотрите на нее — как об стенку горох! Ведь ей все равно, что старшие люди о ней говорят! — патетически воскликнула воспитательница.
А девочке действительно было «как об стенку горох». И это было замечательно, иначе бы психика ребенка давно бы дала сбой, болезнь, невротизм под нажимом такого вот «любящего» отношения.
Только закрытость и бесчувственность и спасает детей он нас — умных и знающих, главных и воспитывающих! Именно поэтому большинство наших нотаций, критики, поучений не слышится детьми. Защитные механизмы их психики спасают их от наших унижающих проповедей.
— Меня мама в детстве водила в поликлинику, чтобы мой слух проверили, потому что я ничего не слышала! — На тренинге всегда находится кто-то из родителей, который делится таким вот детским опытом. И всегда находится кто-то, кто говорит почти радостно:
— И меня тоже водили, думали, может, у меня с ушами что-то не так, если я не слышу, когда меня отчитывают!
И реплики эти вызывают улыбки, потому что это действительно смешно! Бедные родители так «довоспитывали» своих детей, что те перестали их слышать, и теперь водят детей к врачам, чтобы те нашли причину глухоты!
Но дети действительно устают слышать критику и порицания. Они как бы знают, что ничего нового от нас не услышат. И — перестают нас слышать.
И этот результат собственного «воспитания» потом становится для родителей оправданием — почему у них трудный, проблемный ребенок: «К нему не достучишься! Я ему говорила, говорила...»
Но закрытый ребенок — это результат нашего воздействия на него. Когда ребенок живет в любви, принятии и понимании, он открыт, он слышит, он принимает. Он отвечает любовью и принятием. Когда с ребенком говорят на языке любви — он услышит даже шепот!
Все методы воспитания, основанные на подавлении, требуют внешнего послушания и игнорируют внутренний мир ребенка, его чувства. И это еще одна причина, — почему дети закрываются от своих родителей. Они понимают, что их чувства на самом деле никого не интересуют. Тогда — зачем их показывать?
Как говорил один мальчик:
— Бабушке важно — чтобы я кушал, маме — чтобы я учился. А до меня им дела нет…
И действительно, бабушка занята телом ребенка, чтобы он был сыт. Мама занята умом, образованием, чтобы он хорошо учился. А до ребенка, его сути, души, его чувств и переживаний — дела нет. И дети, испытывая на себе это равнодушие к их переживаниям, перестают нам их показывать. И начинают с нами общаться на уровне простых ответов: «Есть не хочу. Уроки сделал».
Одна мама рассказала о своем удивлении, когда она, осознав, что мало общается с ребенком, предложила ему: «Давай поговорим». На что ребенок ответил:
— В школе все в порядке. С оценками все в порядке. — И ушел. Называется — поговорили. Но ведь именно этим, иногда только этим чаще всего и интересуются родители, игнорируя весь мир чувств и переживаний ребенка.
Потом мы можем говорить ребенку: «Ты всегда можешь ко мне прийти… Я всегда тебя пойму…» — но если ребенок уже имеет опыт такого поверхностного отношения к нему родителей, он перестает доверять нам. Или, если он имеет опыт критики, отвержения со стороны родителей за сделанные поступки, то трудно предположить, что он захочет доверить им свои секреты или обратится к ним за помощью.
Незаметно для нас самих, получая от нас негативные оценки, боль непонимания или отвержения, наши дети отдаляются от нас. Мы отдаляем от себя наших детей.
Я увидела однажды в метро, как женщина, сидевшая рядом с мальчиком лет пяти, приникшим к ее боку доверчиво и расслабленно, как это делают только маленькие дети, которые так любят маму, вдруг ударила его, шлепнула по ноге, по боку. По-видимому, он нечаянно прижал ее ногу или доставил ей какой-то дискомфорт. И ребенок отшатнулся от мамы после таких неожиданных ударов, с лицом, на котором читались и удивление, и обида, и страх. Но спустя несколько секунд он так же доверчиво, любяще прижался к женщине. И я подумала — он все еще любит маму!
И подумала — сколько в наших детях любви и прощения! Если в ответ на наше обращение с ними они все равно любят нас, несмотря на боль, на критику и отвержение и наказание! И как же надо «постараться», чтобы уничтожить эту любовь доверие полностью. Чтобы они закрыли свои сердца от нас.
И как нам нужно беречь это доверие детей и их любовь к нам, их желание прижаться к нам, что-то рассказать, поделиться чем-то секретным. Как уязвимы эти состояния!
Как много мы теряем — когда теряем это!
Я думала об этом, когда однажды сентябрьским утром вела внука-первоклассника в школу. Мы с ним давно не виделись, и очень давно никуда не ходили вместе. Поэтому, когда мы вышли из дома и он привычным, но уже забытым для меня движением сунул мне ладошку в руку, и шел рядом со мной, делясь со мной своими впечатлениями от своей новой школьной жизни, — я испытала такое волнующее, трепетное чувство!
Детская ладошка в твоей руке! Что может быть большим выражением доверия — чем желание ребенка протянуть тебе руку и идти с тобой рука в руке!
И как преходяще это состояние — дети вырастают и перестают ходить за руку с родителями. Даже стесняются этого. Как нужно дорожить нам этим временем и этими возможностями — быть вместе, быть близкими и открытыми!
И пока еще не поздно — пусть их ладошки тянутся к нашим рукам, их лица — к нашим лицам, чтобы что-то рассказать нам. Их души — к нашим душам, чтобы мы их поняли…
Маруся Светлова.
