и слезы, и лубовь

  1 мая мы с Толей были в Загорске. 21 апреля мне исполнилось 18, но приехать смогли только в ближайшие длинные выходные. Родители планировали отпраздновать совершеннолетие. Приготовили серьезный подарок.
  Этими же весной-летом дни рождения были у одноклассников Андрея Белика и Генки Жохова.
  К Андрею я пошел с Ольгой. Сначала всё было прилично. Выпили. Мы с Ольгой закурили Беломор. Заблуждения родителей начали стремительно рушиться. Мама Андрея смотрела на нас испуганно и брезгливо.
  Тут мне сказали, что ко мне пришли. В дверях стоял улыбающийся Толя. Другая прическа, - волосы торчат вверх ежиком, - непривычно и надумано. Это был его первый приезд в Загорск. Приехал просто так и неожиданно, - мы не договаривались. Пришел ко мне домой, родители сказали, что я на дне рождения, и объяснили, как найти. Приятное сумасбродство, к концу института исчезнувшее совсем. И у него, и у меня.
  У Генки я был один.
  Много народа, столы буквой Г, полумрак. Курили уже легально, на балконе. Напротив симпатичная девушка с кавалером. Весь вечер держу ее в поле бокового зрения. Подолгу гляжу в глаза. Наконец, она глядит в ответ дольше положенного. Звучало «По волне моей памяти». «Я шел, печаль свою сопровождая. Над озером средь ив плакучих тая, вставал туман, как призрак самого отчаянья». На слове «отчаянья» на мои глаза навернулась пьяная любящая слеза. За вечер не сказали друг другу ни слова.
  И вот 1 мая. Из класса - Генка, Андрей, Надька Боганова, какие-то еще девчонки. С ними никогда не было ничего особенно. Вообще, с теми, с кем общался по необходимости (школа-институт, работа), отношения всегда получались формально-функциональные. Люди не имели пола и души. На день рождения Надя и девчонки были приглашены в раже пафосного прекраснодушия. Совершеннолетие!
  Разумеется, были свои - Лашков, Толя и Оля.
  Отец взял слово. Говорить он умел. Но, как говорится, не дай бог читать близким то, что ты там такое пишешь. Говорить родным проникновенные слова, все равно, что здороваться за руку. Кстати, вот и подарок! Магнитофон «Яуза-207» Стереофонический. Поздравительную речь отец записал на магнитофон. Понимаю, просто подарок - неинтересно, надо свершать магические действия.
  Отец успел записать на пленку еще и «По волне…». Писал с «Ригонды», моно, с динамика на микрофон - у радиолы не было современных разъемов. Папуасы и стиральная машина!
  Магнитофону я обрадовался несказанно. Первый личный магнитофон! Стерео! Держатель для двух микрофонов… Третья координата. На следующий день, трогая магнитофон, исследуя и переключая, я вслух и в уверенности говорил, что теперь-то, наконец, я ни от кого не завишу, на эту машину для записи и воспроизводства я потрачу столько времени, сколько необходимо, и запишу свои песни как мне нужно. Совершенно!
  Уже стояло праздничное марево. Ольга потом рассказывала, что отец, стоя с ней на балконе и уже изрядно пьяный, красиво говорил: бери Сережку и увози. И махал рукой за деревья вдаль. То есть, «брать» и «увозить» имелось в виду символически. Из семьи.
  Отец, после тридцатилетнего перерыва, вдруг начал курить. В один из моих приездов зашли Генка и Андрей. Сказали, что подождут на лестнице. Одеваюсь и выхожу – отец, улыбаясь, разговаривает с ними и курит! На улице Генка сказал, что отец просил не рассказывать мне об этом. Но я увидел раньше.
  Когда отец, выпивая, курил, - пьянел сильнее обычного.
  К вечеру ближний круг, - я, Оля, Толя, Лашков - поехали на Скобянку к Лашкову. Первое мая было неожиданно теплое (тридцать лет назад климат был холоднее, весной теплело позже). Поднимаемся по тротуару мимо гаражей и бани к ДК Гагарина на остановку автобуса. Светит солнце. Переходим дорогу. На мне та самая темно-синяя драповая косуха. Жарко, снимаю, как весной первый раз после длинной зимы наконец-то снимают верхнюю одежду. За вешалку кидаю через плечо. Остаюсь в рубашке. Обнимаю Ольгу за плечи. Мне пьяно и хорошо.
  На Скобянке топтались за Юркиным домом. Появилась Ольгина подруга Танька Кольцова. Играли в бутылочку. Целоваться отходили к глухой кирпичной стене. Когда Таньке выпадало целоваться с Толей, она жеманно ломалась и говорила «ну, не надо».
  Потом я оказался у Ольги в квартире. И совершилось совершеннолетие.
  Толя в это время лежал в квартире Лашкова в маленькой комнате и на полную громкость слушал родной винил «Child In Time» версии Ian Gillan band. У Лашкова была вертушка «Вега 101». Когда, после пропевания слов, небольшой гитарной импровизации и повтора последнего четверостишья, голос Гиллана взмыл на вторую, самую драматичную ступень своего знаменитого воя, Толя заплакал. Так потом потрясенно и рассказывал: слезы потекли сами собой.

Тэги: мэмуар