зима 1981. лытдыбр

  Покупаю первые в своей жизни фирменные джинсы. Ими оказались уютные ярко синие мелко вельветовые «Lee». Импринтинг, - с тех пор люблю вельветовое. Принес отец, у него на работе приторговывала секретарша Марина Слезина. 95, кажется, рублей, почти вся моя зарплата (статус - молодой специалист, стандартные 115 руб). Юрка Лашков любопытствовал на предмет поддельности (многие пробавлялись индпошивом), смотрел внутренний шов, объяснял про двойную строчку; у моих была двойная, кто бы сомневался, Юра.

  Зимой, по разнарядке иду от отдела в ДК Гагарина дружинником. На обратном пути у Каменного поселка поскальзываюсь, падаю на внутреннюю сторону ладони. В глазах поплыли фиолетовые пузыри как в детстве, когда проткнул палец гвоздем и обнаружил себя щекой на жестком ворсе ковра. Отсиделся на лавке возле штаба добровольной народной дружины. Дома вызвали скорую, уехали в районную больницу (она была в красном «лаврском» здании за парком культуры (Пафнутьев сад)). Снимок, трещина, гипс. Домой с матерью шли пешком вдоль невысокой ограды парка. Ночью рука сильно ныла, почти не спал. «Чего же молчал, я бы дала димедролу…» - сказала мать. А чего я молчал? Представил сейчас своего Женьку, как иногда навязчиво интересуюсь его делами, нудю, мол, не то и не так. Жалко его, но свой опыт не вложишь, дети должны сами. Молчалось, вот и молчал, изнутри это не так страшно.
  Как минимум трехнедельный больничный.
  Читаю. Стендаль «Красное и черное», Гончаров «Обломов».
  Еду в Калинин. Звоню Лиде, договариваемся, что встретимся на следующий день у Толи. Не приходит. Оказывается, она на встрече выпускников в школе. Это недалеко. Мчусь. Встречаю где-то на лестнице, с подружкой уже уходят. Дает фотографию; серенькая, меленькая, деталей не разглядеть: она в небольшой компании где-то на улице, в рядок, может, в Болгарии, куда ездила летом? Договаривались, не пришла – гордо отказываюсь от того, что раньше выпрашивал; еще подумал: вот и зеркальная ситуация.
  Эти церемонии вокруг фотографий…
  Быстро приближается, классически чмокает в щеку, уходит.
  Но я не считываю жеста, жертвы. Иду в темный зал, где танцы. Один среди незнакомых, у которых общее прошлое и настоящее, и от этого они еще незнакомее. Какая-то милая школьница неожиданно приглашает танцевать. Может, похож на выпускника, и среди учащихся акция: пригласи выпускника на танец, не дай скучать, обеспечь преемственность поколений. Танцуем, видимо, объясняю про гипс. Оттанцевали, разошлись.
  Подхожу снова: вы меня приглашали… Вру что-то про день рождения. Слушает дежурно; она свое отработала, малолетка.
  Еду в университетскую общагу к Ире, уговариваю ехать к Толе.
  К нему приходит Лешка Рыжаков из соседнего дома, трубит надтреснутым голосом. Слушаем музыку, заполночь выпиваем. Лешка уходит, Ира остается.
  Рано утром она уезжает. Снова приходит шумный Лешка. Сквозь цветочные горшки на подоконнике гляжу на улицу и воркую почти сам с собой, что мне никогда еще не было так спокойно, хорошо.
  Ира, прости. Да и срок давности по делу истек.