ВР и ЦТ

  В июне (82 год) Щуплов ведет нас на радиостанцию «Юность» к Максиму Кусургашеву рассказывать про БАМ. Кусургашев и сам ездил туда (именно в Чару) в составе каких-то существовавших тогда радиобригад и знает больше нашего. Перед записью сидим все вместе, прикидываем о чем говорить. Щуплов придумывает историю, про то, как мы, якобы, выступаем перед доярками, и у коров от наших песен повышаются надои. Годится. Кусургашев интересуется откуда мы. Говорю, что работаю в Загорске на секретном оборонном предприятии, почтовый ящик. Нас на заводе этим накачивали, рассказывали истории о задержаниях иностранцев (агентов) с фотоаппаратами в опасной близости к заводским заборам, инструктировали, - на случай обнаружения подозрительных субъектов, немедленно сообщать в соответствующие (не помню, наверняка, говорили куда) службы; на картах на месте завода было серое пятно. На ЗОМЗе что ли? – угадывает Кусургашев, - да там любой дворник всё знает, - и смеется над словом секретный и вообще, моей наивностью. Я про себя думаю, что корреспонденты, конечно, люди опытные, много чего знают и видели, но еще и циники и скептики, часто напоказ. Вообще, Кусургашев мне показался человеком светлым, хоть на лицо был смугл, много курил и говорил с приятной и, думаю, ценимой среди радийщиков хрипотцой.

  Наконец, садимся в студию, в светлый кружок темного помещения, говорим про коров, поем. Запись окончена, и Кусургашев интересуется авторством песен. «Сага», «Август» формально написаны Толей, но аранжировки мои, да и некоторые ходы были мной, кажется, подправлены. Именно это я имею в виду, когда настаиваю на совместном авторстве. Но Толя неумолим. Горячимся и, наконец, откровенно ругаемся. Щуплову неловко, шутя, говорит Кусургашеву: угораздило затронуть больную тему.

  На юбилейном вечере Риммы Казаковой в ЦДЛ Ирина Гущева была с подругой, редакторшей отдела ЦТ (кажется, «Народное творчество») Ольгой Молчановой. Та в Останкино снимала не особо мне интересную программу «Шире круг» (зрительски «Утренняя почта» была интересней, могли быть сюрпризы).
  И вот, снимаемся. Гримерная, кресло - припудрили (до обидного быстро и скупо) и – в павильон. «Шире круг» вели Татьяна Веденеева и Лев Лещенко. Процесс съемки оказался нудным, сказали, что наша очередь после обеда; стояли в потемках студии, смотрели, как пишется Марина Капуро с группой «Яблоко». В пегой национальной юбочке с бахромой, сапожках, притопывая ножкой спела Морозовскую «Горницу» в несколько дублей. Толя был очарован. Потом появился сам Александр Морозов; сидя за роялем, чередовал какие-то рассказы с фрагментами песен, старался, чтоб было увлекательно. Опять рывками и дублями: запись прерывалась, и следующий кусок начинался из-за такта, с нахлестом, с повтором слов, какими заканчивался предыдущий; один в один тут главные слова, эта заученность расстраивала. Потом объявили большой перерыв. Мы спустились в буфет, пили кофе с бутербродами. Появился Морозов; сидя за столиком, с кем-то беседовал, наверняка обсуждал съемки новых программ.
  После перерыва опять Морозов, всё повторилось едва ли не с начала, теми же словами, поворотами, заходами на аплодисменты. Я понимал, что всё это придумано заранее, и так и должно быть, и, типа, вот как работают профессионалы, но стало скучно; под финал артист уже был самопародией, а его апломб комиковатым.
  Наш черед. Мне неловко из-за роста, до последнего надеялся, что нас с ведущими посадят куда-нибудь на первый ряд, к массовке, где мы изобразим непринужденную беседу (хотел даже им это предложить, и вообще, это выглядело бы органично, удивился, что никто не додумался). Но нет – выстроили на помосте в рядок, в середине громадный Лещенко и Веденеева на каблуках, по краям мы. Пошла запись, меня тут же спросили что-то про наши песни, растерялся, промычал глупость и кивком перевел на Толю. Он нашелся, заговорил про Галину Безрукову, автора стихов песни «По ночам», которую предстояло исполнить; я стоял и сгорал от позора.
  Рассадили на исполнение. Пели под кругозоровскую фонограмму. В конце Толя должен был уходить за моей спиной в романтическую даль (всякое движение рассчитывалось и оговаривалось), он и уходил, но незапланированно обернулся, чем вызвал недовольство: э, нет-нет, как посмел без предупреждения!
  Поднялись наверх, в аппаратную, и вроде даже смотрели материал, помню картинку. Молчанова говорила, сглатывая окончания, как бы не фокусируясь на переднем плане, на тебе, скользя на дальний, была терпелива, но до известного предела, обусловленного не прямым доступом к звездам эстрады, а рутинной профессиональной экономией времени. Мы не были навязчивы.