чортова память

  Перед тем, как очередной раз разъехаться из Москвы по своим городам, стоим с Толей в буфете Ленинградского вокзала. Толя ведет не вчера начатый разговор о нашем будущем, о моей нерешительности. Интонация мирная, просящая: поступать в училище, пробовать, - всё, что угодно, только не бросать. Сейчас понимаю, как у него земля уходила из-под ног. Я устало отмалчивался; после измотавшей Москвы хотелось, чтоб разговор быстрей закончился, - сесть, наконец, в электричку и уехать в Загорск.

  Еще накануне окончания политеха был эпизод с Калининским музучилищем. Решаем туда сходить, попеть, разузнать перспективы поступить (разумеется, поступок эмоциональный: в ореоле калининской известности, были уверены, что нас узнают, и это, считали мы, сильно увеличивает шансы). Попеть не дали, узнали, что мы учимся в КПИ, и сказали, что одновременное пребывание там и здесь невозможно по форме.
  Между тем в Загорске налаживалась новая жизнь. С сентября на заводе началась школа молодого специалиста: раз в неделю собирались в учебном отделе, и разные специалисты завода что-то рассказывали нам, надеясь наши отвлеченные знания развернуть к практическим нуждам завода. Слушали вполуха – в шобле тебе ровесников сидеть было необременительно, весело, и этот день, заканчивающийся раньше обычного, рабочего, считался чуть ли не еще одним выходным, во всяком случае, библиотечным. Настроение портила лишь старая еврейка (с чем-то классическим, вроде, Розы Абрамовны Зайденберг), она поднимала с места и спрашивала о только что рассказанном. За ней приходилось записывать – грозила зачетом. Так или иначе, спрошены были все; я сидел рядом с Женькой Канчуковым, он не записывал, его авторитет в моих глазах был высок, я даже с интересом ждал, как он вывернется, когда его поднимут. Он плавал, но держался с достоинством.
  Вечером мог зайти Ключарев с КСП-шной компанией. У меня скопилось много пластинок (в том числе зеленовато-жабий конверт Рыбниковской «Юноны и Авось», подаренный мне не помню по какому случаю калининцем Борей Готлибом), они стояли стоймя в коробке узкими торцами наружу, когда надо было достать ту или иную, я безошибочно вынимал, на это даже кто-то обратил внимание, мол, смотрите, совсем не промахивается; и вот, сидели в маленькой комнате на разложенном диване, слушали пластинки, что-то пели, пел и я, что-то вещал (ко мне и заходили как к гуру), пахло ключаревскими носками.
  Интересно же мне было только с Канчуковым. Он приехал в Загорск из Харькова уже женатый, с ребенком. Я наблюдал, как он обустраивается, психологически приспосабливается; у него позже узнавал насчет съемной квартиры (не подсказал, отмахнулся); первый год он сам жил на съемной в четырехэтажке у фабрики-кухни, случайно видел, как он идет домой и глядит, как-то счастливо улыбаясь, на верхнее окно. К нему один раз поднялся. Постояли на пороге, я похвастался книгами, только что пришедшими от тети Веры («История русской церкви» Н. Никольского и «Хранители» Толкиена; а буквально за несколько дней до этого мы стояли на углу дома на Каменном поселке, у книжного, и Женя с любовью мне рассказывал, что есть такой английский писатель, книгами которого давно зачитывается весь мир, и я завидовал его посвященности), - простодушно надеялся его заинтересовать, зацепить. Он дежурно выслушал, разговор иссяк, и я ушел. В общем, после переезда из Калинина, к стрессоустойчивому Канчукову я пытался прислониться, как когда-то прислонялся к Соломону и Толе в Калинине. С ним болтались под парами по Рабочке в тягучих разговорах. Говорил больше он, я слушал. Один раз затащил его днём к себе слушать «Юнону и Авось»; до этого говорили про «И.Х. – суперзвезду», я сказал, что, мол, есть наша, Рыбниковская, нисколько не хуже, и он выразил сомнение. Поднялись. Внимательно, не проронив ни слова, за пивом прослушали обе пластинки. Ну и что?.. – риторически сказал Канчуков. Но мне его скепсис показался лукавым: если не быть преднамеренным и позволить себе увлечься, можно обнаружить в «Юноне» интересные куски. Сейчас бы я сказал, что имею слышать то, что Жене, с его рацио и отсутствующим слухом (да-да, редко ошибаюсь), не услышать никогда.