как я не стал Берни Топином *

  В 88-м году Стас часто приезжал к Лашкову в Загорск. Невысокий волосатый живчик; речь зашла об академических композиторах, я сказал о Рахманинове, Моцарте, которых собирал в пластинках. Стас зыркнул: - Нет, выше всех Бах, - и кинулся к лашковскому пианино играть что-то мерное из того.
  Годом позже я ездил на их концерт куда-то под Москву. Плохой свет, лиц не видно, вначале еще и плохой звук – не работали микрофоны. Тема у рок-групп тогда была – публицистика. Запомнились два момента. Если попсовик пел в припеве бессмысленное «луна-луна, цветы-цветы», Стас рычал еще свежее «бюрократ» - четыре раза, с коротким гитарным рифом между (сегодня было бы что-нибудь про «чиновье»); и баллада, посвященная Высоцкому (как было объявлено в преамбуле): «Зачем вы не любите, люди, своих неподкупных поэтов, взывая к векам о бессудье, глядят они молча с портретов и тд.» Всё самозабвенно, нагло. Наверное, так и надо, но музыки в этом было мало.

  В ночной электричке Юрка допытывался моего впечатления. Я не знал, что сказать, зацепился за вдруг пришедшее в голову: ну, начнем, хотя бы, с «зачем» - как-то не по-русски, так не говорят, правильно «почему вы не любите, люди». Он посмотрел на меня оторопело: «А ведь точно!» Стихи были Асеевские.
  Юрка предложил мне попробовать писать для них тексты. Сочиняя, он шел от-обратного, сначала появлялась мелодия – метод возможный, но спекулятивный, с комплексом досады, накапливалось много полуфабриката. Мне его просьба льстила (к 89-му идея стать писателем владела мной уже полностью).
  Записали на магнитофон «рыбу», и я принялся конструировать. В первом опусе свалил в кучу всё, главный принцип, одновременно и облегчающий задачу, был - красивая неопределенность. Из весьма длинного текста в три рукописных листа помню только слово «троллейбус» (в Загорске их не было, явно что-то Калининское) и строчку «И снова вечер, снова грусть, уже пейзаж мы знаем наизусть». Как сейчас понимаю, городской такой текст, айрисмердокщина.
  Отдавать поехал в сторону Скобянки, после переезда влево и направо по железнодорожной ветке до какого-то полутехнического здания – городская промзона, их тогдашняя база. Полутемная комната, сверкающий глазами Стас… Отдал, недолго посидел.
  Ждал отзыва, не торопил, держал паузу. Лашков молчал. Не выдержал, позвонил-приехал. Между делом: «Юр, как текст-то?» «А, текст?.. Попадание в рыбу точное, но, как сказал Стас, о чем, - непонятно».
  «Обратите внимание на то, о чем там поется»,– последнее убежище несостоявшихся музыкантов.
  То было первое и последнее.

____________________