Пестренький Голосов: 2 Адрес блога: http://sova-f.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-11 14:36:07 блограйдером Lurk

Жорж Брассенс - 3

2012-03-10 14:15:44 (читать в оригинале)

Начало: 1, 2

Архив для скачивания (webfile).


Мы потихоньку добрались до середины шестидесятых, и это самое время объяснить про путаницу в нумерации канонических альбомов. Путаница случилась в связи с выходом девятого альбома (который на самом деле одиннадцатый), а дело было так. В начале 1960-х годов старый формат винила 33 об/25 см постепенно вытеснялся новым: 33 об/30 см. Эти новые пластинки стали называть LP (Long Playing), по-русски – «долгоиграющие». Первым альбомом ЖБ, вышедшим в этом новом формате, оказался десятый, «Les copains d'abord» (1964), и по такому случаю песни с девяти предыдущих альбомов были переизданы в долгоиграющем формате. Таких новых-старых альбомов получилось семь; итого, вместе с «Les copains d'abord» – восемь. Эти восемь альбомов были дважды переизданы в 1965 году в серии «Les grands auteurs & compositeurs interprètes»: первый раз с нумерацией 1-8, второй раз – I-VIII. В ноябре 1966, когда вышел новый альбом «Supplique pour être enterré à la plage de Sète», его почему-то добавили именно к этому собранию, и на обложке проставили римскую цифру IX. Следующий альбом повторил дизайн предыдущего (если это можно назвать дизайном), и на нем значилась цифра Х. То есть издатели, похоже, перешли на двенадцатиричную систему исчисления, забыв на некоторое время про исходную нумерацию. Вот тут я составила таблицу, из которой легко видеть соответствие старой и новой нумераций.

14 альбомов 1952 : La mauvaise réputation (1) 1953 : Le vent (2) 1954 : Les sabots d'Hélène (3) 1956 : Je me suis fait tout petit (4) 1957 : Oncle Archibald (5) 1958 : Le Pornographe (6) 1960 : Les funérailles d'antan (7) 1961 : Le temps ne fait rien à l'affaire (8) 1962 : Les trompettes de la renommée (9) 1964 : Les copains d'abord (10) 1966 : Supplique pour être enterré à la plage de Sète (11) 1969 : Misogynie à part (12) 1972 : Fernande (13) 1976 : Trompe la mort (14)

12 альбомов 1. La mauvaise réputation 2. Les amoureux des bancs publics 3. Chanson pour l'Auvergnat 4. Je me suis fait tout petit 5. Le Pornographe 6. Le Mécréant 7. Les trompettes de la renommée 8. Les copains d'abord 9. Supplique pour être enterré à la plage de Sète 10. Misogynie à part 11. Fernande 12. Trompe la mort

Мы видим, что пять из восьми старых-новых дисков вышли под теми же названиями, что и исходные, а три – под другими. Интересно, кто принимал такие решения и менял приоритеты. Вполне возможно, что и сам Брассенс – лично мне, к примеру, новые варианты кажутся более логичными.

По прошествии сорока с лишним лет естественным образом возродился интерес к оригинальной нумерации, и в 2010 году было выпущено собрание «L'Intégrale des albums originaux», состоящее из 14 CD, строго соответствующих 14 альбомам ЖБ.

Не бог весть какая тут красота дизайна у половины обложек (вторая половина нормальная), но исторически это издание безусловно очень важно, интересно и познавательно. Солидный кусок текста, посвященный этой путанице в Википедии – сам одна сплошная путаница, и я б ни в жизнь в ней не разобралась, если б не помощь многоуважаемого mishustix'а. Благодаря ему смею надеяться, что теперь наиболее внятное разъяснение двойной нумерации альбомов ЖБ содержится в этом посте.

Разобравшись в нумерациях, перейдем к песне, давшей название этому девятому-одиннадцатому альбому: «Supplique pour être enterré à la plage de Sète» – второму завещанию Брассенса. Первое, шуточное завещание (написанное в 1955 году и упомянутое в прошлой части на предмет проверки божественного присутствия, так и называлось «Завещание» («Le testament»). Если добавить к этим двум завещаниям еще десять песен, посвященных смерти целиком и полностью (из 150, написанных на собственные стихи), и еще несколько на чужие стихи, и вдобавок учесть, что по текстам остальных песен смерть тоже прогуливается неслабо, то у нас получится впечатляющая арифметика. И по следам этой арифметики, может быть, и мы вместе с критиками назовем это одержимостью. Из интервью Брату Андре, ответ на вопрос о смерти: «Я ее не люблю… Но она приходит, она повсюду, это одна из реальностей человеческого существования. И я стараюсь, чтобы эту реальность – самую страшную – приняли с улыбкой. Страх смерти у христиан означает, что священники плохо делают свою работу. Если это путешествие к Богу, если это другой род жизни, к тому же высший, то верующие не должны были бы так бояться. Я люблю жизнь, но я всегда принимал жизнь такой, как она есть. А она идет к смерти».

Поймаю ли я Брассенса на слове, вспомнив пару строк из песни «Le fossoyeur»? Вот эти:
«И никогда мне не удается
Принять смерть такой как она есть».
Впрочем, та песня была из самых-самых первых. Очень скоро Тонтон берет Смерть в узду, заставляя плясать под свою дудку. Мастерски, виртуозно – позже именно про эти игры со Смертью ЖБ скажет: «за то, что я сыпал цветы в дырки ее носа». Вот более поздняя песня – «Oncle Archibald». Приходит злобная старуха с косой скосить дядю Арчибальда, дядя отпирается всячески, а старушка принимается уговаривать, как она дядю любит, да как всю жизнь мечтала заключить с ним брак, да как ему самому будет хорошо – и в результате они уходят вместе под ручку, вполне довольные друг другом. Первое завещание Тонтона тоже не уступает «Дяде Арчибальду» по оптимизму. Но ничто не идет в сравнение со вторым завещанием, с его поэтическим совершенством, изящными логическими построениями, мягким и тонким юмором и какой-то особой светлой жизненной силой.

Перед тем как послушать эту песню, обязательно почитайте примечания про Морское кладбище Сета и «Морское кладбище» Поля Валери (на фотографиях – Брассенс на могиле своего знаменитого земляка).

Песня по длине не уступает своему названию. Это самая длинная песня Брассенса и безусловно, один из его главных шедевров. Семь с лишним минут чистого наслаждения.

Supplique pour être enterré à la plage de Sète (1966) Просьба быть похороненным на пляже в Сете
Давайте еще послушаем блестящий перевод Марка Фрейдкина в его же исполнении. У Марка, как мне кажется, это тоже одна из самых больших удач.

Жорж Брассенс/Марк Фрейдкин: «Supplique pour être enterré à la plage de Sète»/«Просьба быть похороненным на пляже в Сете»


В 1977 году еженедельник «Экспресс» проводит опрос о счастливых людях. Читателям предлагается поставить себя на место различных замечательных людей Франции и всего мира и назвать того человека, на чьем месте они чувствовали бы себя самыми счастливыми. И вот на первом месте 65-ю процентами голосов оказывается не кто иной как Жорж Брассенс. Когда счастливчику сообщают о результатах опроса, он произносит: «Боже! Ну и кретины!»

Все те метафизические поиски и метания Брассенса, о которых я говорила (и буду еще), отступают на задний план перед его физическими страданиями. С двадцати восьми лет Брассенса преследуют почечные колики, в буквальном смысле отравляя всю его жизнь. Он перенес три операции, и за последние четырнадцать лет своей жизни – двадцать два приступа. Брассенс говорил, что из всех камней, которые вышли у него из почек, он мог бы сложить ограду для своего сада. Тридцать лет он жил под дамокловым мечом: каждый раз, когда приступ кончался, он знал, что через какое-то время это снова вернется.

«Я не захотел иметь детей. Почему? Потому что не хотел бросать их в этот мир, который мне, в общем, не по душе. Потому что будущее внушает тревогу. Потому что я не чувствую, что способен полностью себя им посвятить. Потому что не хочу навязывать им авантюру, которую сам не нахожу восхитительной».

Вот мы и добрались до друзей старого Леона, которые смеялись, чтобы не плакать, и до известной фразы Альфонса Бонафе: «Это тревожный и потерянный человек, который всю жизнь строил творчество наперекор своему отчаянию». Исследователь творчества Брассенса Жильбер Дукан цитирует Бонафе и задает вопрос, довольно естественно возникающий у его поклонников: «Потерянный? Этот весельчак, окруженный теми, кого он выбрал и кого любит, в зените успеха и самой настоящей славы? Который живет так, как он считает нужным, ради своих стихов и музыки, не испытывая ни материальных, ни социальных ограничений? Увы, да.» И далее сравнивает его с мальчишкой, который боится темноты, и, чтобы придать себе мужества, насвистывает непристойные песенки. Такой отвлекающий маневр.

И еще одна линия прослеживается в «рetite philosophie» ЖБ, примерно такая: что жизнь неприглядна и жестока, а искусство существует для того, чтоб ее приукрасить. Навеять человечеству сон золотой, как говорил другой классик. «Творчество наперекор отчаянию». Эти моменты можно отыскать в песнях Брассенса там и сям, явно и неявно. И есть одна особенная, где эта мысль проговаривается напрямую: «La route aux quatre chansons». Четыре французские народные песни, о которых речь: «Sur la route de Dijon», «Sur le pont d’Avignon», «Dans la prison de Nantes» и «Auprès de ma blonde». Обратите внимание на вторую гитару: в конце каждого куплета проигрыш повторяет мелодию соответствующей песенки.

«Дорогой четырех песен» – может, не самая известная песня ЖБ, но право же, очень хороша! Вот я сейчас сидела, выслушивала эти проигрыши, и в результате влюбилась в нее просто по уши.

La route aux quatre chansons (1964) Дорогой четырех песен



Итак, смеяться, чтобы не плакать: что-что – а это Тонтон умеет мастерски. Одна из излюбленных тем для смеха и издевок – брак. Ну и, соответственно, то, что рядом лежало: адюльтер. Изначально у меня в программе была одна песня на эту тему, моя любимая: «Под сенью мужей». Однако сейчас вдруг нарисовались еще две, и мне жаль от них отказываться, даже если они будут выбиваться из хронологии. Так что в результате песен «про неверных жен» будет три – а точнее, две с половиной. Первая песня, «La traîtresse» – в сущности, младшая сестра «A l’ombre des maris», даже мадам Дюпон упоминается в них обеих. Только «Предательница» написана в 1962 году, а «Под сенью мужей» в 1972. Давайте послушаем «Предательницу» сразу в переводе Марка Фрейдкина.

Жорж Брассенс/Марк Фрейдкин: «La traîtresse»/«Моя душечка»




А теперь – «Под сенью мужей».

A l'ombre des maris (1972) Под сенью мужей


Между прочим, я совсем недавно узнала, что у Мопассана (в рассказе «Мисти») есть следующий пассаж: «У меня есть слабость — я привязываюсь к мужьям моих любовниц. Должен даже признаться, что женщина, как бы она ни была прелестна, перестает меня привлекать, если ее муж слишком вульгарен или груб. Если же он умен, обаятелен, то я непременно влюбляюсь в его жену до безумия. И, даже порывая с нею, я стараюсь сохранять добрые отношения с ее мужем».

К этой песне тоже есть перевод Марка Фрейдкина, и как всегда – замечательный. Правда, на этот раз – за исключением припева. Потому что «Полон я к жёнам неверным почтеньем безмерным, неимоверным» и «Не бросайте камень в неверную жену – сзади стою я» – это все-таки, согласитесь, две большие разницы. На вопрос «почему» Марк отвечал, что хотел сохранить тройную рифмовку — а про «невозможно объять необъятное» все мы и так хорошо помним...

Марк Фрейдкин/Жорж Брассенс: «A l’ombre des maris»/«В тени мужей».



И наконец, чтобы закрыть тему женской неверности, я хочу предложить вашему вниманию песню совсем не смешную, а очень трогательную и красивую. Даже сразу не скажешь, о неверности она или, напротив, о верности, тем более что и называется «Пенелопа». Кстати, Брассенс, получивший традиционное французское образование, очень часто обращался в песнях к античным персонажам, демонстрируя прекрасное знание греческой и римской мифологии, и едва ли не в каждой песне мы встречаем упоминания языческих богов и мифологических героев. Мы в этом уже убедились не раз и убедимся еще. И еще на две вещи обратите, пожалуйста, внимание: во-первых, как переплетены в этой песне несколько временных пластов, и во-вторых, как Брассенс в очередной раз предлагает свои версии христианской морали. Я конечно не спец в этом деле, но насколько я знаю, дебаты о грехе в действии и грехе в помыслах до сих пор занимают современное христианство. Тонтон дает на это свой ответ, и очень даже однозначный.

Penelope (1960) Пенелопа
В 1962 году Брассенс выступает в «Олимпии» и внезапно чувствует себя так плохо, что вынужден уйти со сцены, а поскольку никакие болеутоляющие уколы не помогают, прямо с концерта отправиться в клинику.

По дороге, как всегда, он проходит сквозь строй фоторепортеров, а наутро читатели газет видят, среди прочих, снимок, сделанный через стекло машины. На снимке позади Брассенса сидит никому не известная женщина с обеспокоенным лицом. Поклонники Брассенса в панике: «Это что еще за незнакомка?»

Это – Жоа Хейманн. Вот уже восемнадцать лет их с Жоржем связывают самые искренние и близкие отношения, и восемнадцать же лет Брассенс старательно прячет ее ото всех, кроме самых близких друзей. По происхождению Жоа эстонка или эстонская немка, и поэтому Брассенс ласково называет ее «Пюпхен», что по-немецки значит «куколка». Жоа присутствует инкогнито на всех его концертах, следит за одеждой и питанием, устраивает интерьер на вилле, ухаживает за ним во время болезни. Ей первой Жорж показывает все свои новые песни – но: они не женаты и более того, не живут под одной крышей. Положим, сначала их браку в какой-то мере препятствовала Жанна – но и потом, когда уже, казалось, ничто не мешало им пожениться, они продолжали жить вот так: всегда вместе и каждый сам по себе. Брассенс всю жизнь оставался упорным и неисправимым холостяком и к вопросам семьи и брака относился по меньшей мере иронично (что мы и видели отчасти из трех последних песен). Брак – это в первую очередь покушение на свободу, а свобода для Брассенса – святое.

«Если ты в двадцать лет вообразил, что кого-то любишь – это совершенно не означает, что в двадцать пять сможешь вспомнить, за что ты его полюбил. И к чему тогда тянуть это бессмысленное существование? Ради детей?» Но вопрос о детях Брассенс для себя решил однозначно: его детьми были его песни. «Мюссе говорил, что любовь живет голодом и умирает от пищи. Если ты видишь слишком часто друга или женщину, ты рискуешь устать, как надоест тебе самая любимая симфония, если ее слушать каждый день. Человек нуждается в соблюдении любовной диеты. Если бы радуга стояла долго, никто бы ее не замечал. В любви, как и в дружбе, нужно предоставить немного места разлуке, не давить, не настаивать».

Жоа была старше Жоржа на девять лет, а пережила на восемнадцать. В моих запасниках нашлись три удивительных фотографии Брассенса и Пюпхен в разные периоды жизни. Тридцать пять лет, как одна копеечка.

Брассенс посвятил Пюпхен несколько трогательных любовных посланий, из которых давайте сейчас послушаем самое прекрасное.

La non-demande en marriage (1966) Не-предложение руки и сердца

Возможно, вы помните симпатичный пассаж из «Под сенью мужей», посвященный женам полицейских. При желании его можно считать отсылкой на одну из первых песен Брассенса «Le nombril des femmes d'agents». В прошлый раз, когда мы слушали «Сквернослова» в исполнении МФ, я предупреждала, что следующий за ним «Пупок жены сотрудника полиции» (здесь начиная с 4.06) нам тоже может пригодиться. Это я к тому, что полицейские у Брассенса испокон веков играли почетную роль козлов отпущения, и обойти эту тему в его творчестве я никак не могу. Однако и здесь моя любимая песня не из ранних, а из поздних, и к тому же довольно необычная. Эта песня появилась в репертуаре Брассенса в 1966 году, и с ней связаны две легенды. Первая гласит: однажды Жорж, будучи в кино с кем-то из друзей, вдруг встал и ни слова не говоря, вышел. Когда друг забеспокоился и пошел его искать, он нашел его у дверей кинотеатра. Брассенс сидел на ступеньках, скорчившись от очередного приступа, а на плечах его была полицейская накидка: проходивший мимо полицейский пожалел его, побоялся, что замерзнет. Вторая история вот какая: когда матери Жоржа понадобилось срочное переливание крови, первым, кто предложил свою кровь, оказался полицейский. И тогда мать сказала: «Теперь, когда в жилах нашей семьи течет кровь полицейских, изволь оставить их в покое».

L’épave (1966) Забулдыга



На этой замечательной песне мы, пожалуй, остановимся, а закончим эту часть традиционным видео. Песню «Бюллетень о состоянии здоровья» я тоже упоминала в прошлой части, и даже дважды. Краткое содержание: желая пресечь досужие домыслы о причине внезапного похудания (а мы ведь видим на фото и видео, что в какой-то момент ЖБ превратился из толстяка-медведя в стройного красавца), Тонтон разъясняет, почему: не потому что там болезнь какая, тем более – упаси Боже – неизлечимая, а исключительно благодаря тому, что он непрерывно и неустанно трахается с красотками. В каком-то смысле – продолжение и развитие песни «Медные трубы». Брассенс, конечно, совершенно не умел держаться на сцене, и именно это невероятно прекрасно. Этот ролик – вообще нечто особенное: на протяжении большей части куплета Брассенс делает страшные глаза, а в конце каждого куплета сам с трудом сдерживает смех. Но все-таки сдерживает!


Окончание следует.

Тэги: брассенс, лекция, песня, французский