amnuel Голосов: 1 Адрес блога: http://amnuel.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-28 00:34:45 блограйдером Lurk

В продолжение дискуссии

2010-11-08 21:13:28 (читать в оригинале)

В ЖЖ Антона Первушина (apervushin) прошла очередная дискуссия о том, нужна ли современному читателю жесткая НФ (hard science fiction), и что это вообще такое – современная научная фантастика (http://apervushin.livejournal.com/153563.html). Мнения в который уже раз разделились. Одни считают, что НФ, как поджанр фантастической литературы, умерла, и туда ей дорога. Свою историческую миссию НФ выполнила. Другие (Первушин и другие авторы-возрожденцы), оставаясь в меньшинстве, считают, что НФ еще не сказала последнего слова.
Для того, чтобы разговор был предметным, Антон предлагает три критерия для определения, принадлежит ли некое произведение к поджанру жесткой НФ:
1. Описываемый мир подчеркнуто материалистичен и познаваем.
2. Научное открытие или технология, созданная на основе открытия, являются сюжетообразующими.
3. В тексте должен быть заявлен научный поиск.
Согласен, это верные критерии, но, на мой взгляд, недостаточные. В дискуссии, кстати, на это было обращено внимание.

Конечно, в жесткой НФ должен присутствовать научный поиск – прямо или косвенно, на то это и НАУЧНАЯ фантастика, это не хорошо и не плохо, это всего лишь определение поджанра. Однако, научный поиск присутствует, скажем, и в романе Д. Гранина «Иду на грозу». Является ли этот замечательный роман произведением жесткой НФ? Критериям он удовлетворяет: мир реален и познаваем, идея исследования грозы является сюжетообразующей, научный поиск присутствует. Можно сказать, что это роман о людях, работающих в науке, и о самой науке отчасти тоже. Тем не менее, это все же реалистический роман, а не научно-фантастический. И дело не только (и не столько) в том, что действие происходит в «наши дни», а персонажи сугубо реалистичны, как и их отношения. В «наши» дни происходит и действие повести А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу», но это фантастика, имеющая видимость научной, но, тем не менее, не относящаяся к жесткой НФ. В «наши» дни происходит действие в романах В. Немцова, но это не реализм, как у Д. Гранина, а жесткая НФ. В «наши» дни происходит действие и в романе Е. Войскунского и И. Лукодьянова «Экипаж «Меконга». Этот роман близок к жесткой НФ, три критерия соблюдены. Критерии соблюдены в романах о людях науки – например, «Живи с молнией» М. Уилсона, да и в любом биографическом романе об ученом, например, «Лобачевский» И. Заботина. Но мы же не назовем «Живи с молнией», «Иду на грозу» и «Лобачевского» жесткой НФ, понимая интуитивно разницу между этими произведениями и «Экипажем «Меконга».
Разница эта, между тем, определяет суть жесткой НФ. Да, в НФ ощущается дух научного поиска, сюжетообразующим является открытие или изобретение, мир НФ подчеркнуто материалистичен и познаваем. Это необходимое качество жесткой НФ, но недостаточное. Отличие же в том, что в НФ открытия – фантастические, изобретения – фантастические. То есть, такие, какие не входят (еще не входят, а, может, и никогда не войдут) в ареал научного представления о мироздании.
Казалось бы, тавтология? Если речь идет о фантастике, то и открытия фантастические! Однако дискуссии показывают, что это не так очевидно, как могло бы показаться. Многие из оставивших свои комментарии к посту Первушина утверждали, что цель НФ – ПОПУЛЯРИЗАЦИЯ последних научных достижений или вообще науки, как она есть. Я не говорю о том, что популяризация каких бы то ни было достижений вообще не может быть целью и смыслом художественной литературы. НФ, как и любой литературный жанр, исследует отношения людей друг с другом, с обществом и (чем обычно не занимается реалистическая проза) с мирозданием. НФ исследует конфликты, возникающие из-за того, что люди привносят в этот мир нечто НОВОЕ: новое открытие, новое изобретение, новую идею. И это НОВОЕ порождает проблемы в отношениях персонажей друг с другом, с обществом и с мирозданием.
Это НОВОЕ может точно следовать современным научным данным, вытекать из них, на них опираться. Идея «Машины времени» Уэллса опиралась на идеи времени, как четвертого измерения, популярные среди английских интеллектуалов конца 19 века. Уэллс привнес в эту идею НОВОЕ качество: предположил, что по четвертому измерению можно путешествовать в ту и другую стороны.
Идея «Человека-амфибии» А. Беляева тоже соответствовала научным знаниям своего времени, добавляя НОВОЕ качество: перестройку организма, приспособление его к жизни в чуждой для него водной среде.
Можно перечислить еще множество лучших, хороших и просто «проходных» произведений, определенно относящихся к жесткой НФ. Всюду можно найти нечто НОВОЕ, отличающее научно-фантастическую прозу от просто реалистической, даже если действие происходит в наши дни, а персонажами являются наши современники.
«Можно ли считать роман с геоцентрической картиной мира твердой НФ? – спрашивает Антон. - Да, но только в том случае, если в тексте наличествует популяризация теории эпициклов, если сама теория эпициклов влияет на сюжет, а не просто упоминается как элемент культуры описываемого мира.»
Позволю себе заметить, что такой роман вряд ли можно назвать жесткой НФ. Если автор популяризирует теорию эпициклов в наши дни, утверждая, что это и есть научный подход к изучению космоса, такое произведение будет антинаучным, а не научно-фантастическим. Если автор популяризирует теорию эпициклов, перенеся героя в мир Птолемея, то и такой роман фантастическим не будет – получится (при талантливом исполнении) добротная историческая проза. «Монах на краю Земли» С. Синякина –жесткая НФ? В свое время я приводил эту повесть как пример того, что НФ в России умирает, поскольку ПОПУЛЯРИЗИРУЕТ идеи, давно ставшие антинаучными. Если же, как меня в свое время уверяли оппоненты, идея твердого неба не является главной НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОЙ идеей повести, то «Монах на краю Земли» вообще не следует относить к НФ – это красивая притча, совсем другой литературный жанр. Но ведь эта повесть полностью соответствует трем критериям! И сам автор критериев вполне допускает, что популяризация теории эпициклов может быть сюжетообразующей для настоящей твердой НФ.
Противоречие это оттого и возникает, что среди критериев нет такого: для твердой НФ необходимо не просто фантдопущение (я все же предпочитаю по старинке говорить о НФ-идее), не популяризация известных научно-технических сведений, но НОВАЯ по сравнению с уже существующими научно-ФАНТАСТИЧЕСКАЯ идея (не обязательно придуманная именно автором данного произведения – идея, может, уже была в фантастике). Идея мыслящего океана была НОВОЙ (не буду сейчас говорить о приоритете – мыслящая планета впервые была описана М. Лейнстером в рассказе «Одинокая планета» за двадцать лет до появления «Соляриса») не только для фантастической литературы, но и для биологической науки.
Кстати, на «Солярисе» и «Одинокой планете» надо остановиться для уточнения. Идея Лейнстера была для фантастики сороковых годов принципиально новой. Идея Лема лишь развивала идею Лейнстера (неважно, читал ли Лем рассказ своего американского коллеги). Новизна присутствовала в первой идее – все последующие произведения с той же идеей (пусть даже они в точности повторяют первоисточник) тоже относятся к жесткой НФ.
Новизна может быть двоякой. «Такого еще не было в науке» и (или) «Такого еще не было в научной фантастике». Новизна может быть принципиальной (идея хроноклазма в свое время была принципиально новой в фантастике и открыла целое направление в НФ), может быть несущественной (как электрические трактора у В. Немцова). В последующих произведениях вообще может не быть новизны по сравнению с прототипом – важно, что когда-то идея была новой (для науки и – или – для фантастики). Речь ведь не идет о качестве текста, а только о жанровом определении. Текст, вторичный по идее, полностью повторяющий идею-прототип, может оказаться – и часто оказывается – гораздо лучше, интереснее, чем произведение, откуда автор нового текста почерпнул идею. Новое произведение может оказаться лучше в литературном отношении, лучше в изображении характеров или по другим параметрам. Может оказаться и хуже. Неважно. Оно будет относиться к жесткой НФ по перечисленным выше критериям.
И еще об одном хочу сказать в связи с прошедшей дискуссией. И в дискуссии у Антона Первушина, и во многих других постах, посвященных фантастике, приходилось читать утверждения вроде «не то, что какие-то там детективы и женские романы». Не скажу за женские романы, там наверняка есть свои шедевры, но о детективе хотелось бы замолвить слово.
Мне трудно понять, как читатель, утверждающий, что любит интеллектуальную прозу вообще и научную фантастику, в частности, может пройти с высокомерной улыбкой мимо жанра детектива. Впрочем, и здесь нужно, прежде всего, внести жанровые уточнения. Детективным назовем такое произведение, где имеет место преступление, которое главный герой (обычно частный сыщик, но это может быть и полицейский, как комиссар Мегрэ) раскрывает, пользуясь своими «серыми клеточками», с помощью интеллектуальных усилий, анализа ситуаций и игры на опережение с преступником. В наши дни издатели называют детективами произведения, никакого отношения к «классическому» понятию детектива не имеющие. Под грифом «детектив» можно встретить полицейские романы, триллеры, приключенческие произведения, все что угодно, лишь бы в тексте сначала был труп, а в конце наказание преступника. В таком «детективе» может не оказаться ничего, способного заставить работать серые клеточки читателя. Часто преступника изобличают в результате случая или методической работы криминалистической лаборатории, перебирающей все версии и останавливающейся на одной только потому, что совпали отпечатки пальцев. Читая такие произведения (они могут быть написаны сколь угодно талантливо), читатель не участвует в процессе расследования, он не может задействовать свой мозг, пытаясь опередить героя-сыщика, он не анализирует улики, потому что часто их просто нет почти до самого конца, где они вдруг появляются, как бог из машины.
Говоря о жанре классического детектива, я имею в виду произведения, авторами которых были А. Кристи, Д. Карр, Э. Квин, в меньшей степени Д. Гарднер, Р. Стаут. Поджанр классического детектива сейчас, казалось бы, умирает так же, как умирает, якобы отжив своё, жесткая научная фантастика. Это родственные поджанры в своих жанрах – и там, и там от читателя требуются интеллектуальные усилия, а от автора – богатое творческое воображение, аналитическая четкость. Пробираясь через лабиринты улик и доказательств, мозг читателя «Девяти неправильных ответов» Карра или «Игрока на той стороне» Квина так же загружен размышлениями и поисками истины, как при чтении «Соляриса» или «Ложной слепоты».
Классический детектив бывает порой так же вынужденно схематичен в изображении персонажей, как жесткая НФ. Классический детектив так же, как жесткая НФ, требует новизны идей – в способе совершения преступлений, например, или в анализе улик. Классический детектив так же, как жесткая НФ, развивает воображение. И так же, как жесткая НФ, классический детектив может быть и отличной литературой, и ремесленной поделкой, тут уж все зависит от таланта автора.
Будучи литературой, НФ, конечно рассказывает о людях, а не о научных идеях. Но – о людях, живущих и (или) работающих в рамках научных идей. Невозможно рассказать о людях, не рассказав об идеях, которым они часто посвящают жизнь. Невозможно рассказать о профессоре Иванове, открывшем новый закон природы, если ни слова внятного не сказать об этом законе – и это должны быть не общие слова, а конкретное, пусть фантастическое, но следующее научной логике, описание. Уже упоминавшийся роман «Иду на грозу» потерял бы половину своей литературной ценности, если бы о деле, которым занимаются герои, было сказано два слова вскользь. В хорошей жесткой НФ герой и НФ-идея неотделимы друг от друга.
Конечно, в реальности все смешано, есть масса градаций и соотношений. В одном произведении НФ-идея «забивает» художественную сторону так, что от последней почти ничего не остается. В другом – «приключения тела» не позволяют следить за «приключениями разума». Один автор пишет лучше, другой хуже, третий вообще графоман... Каждое произведение нужно анализировать отдельно, я же сейчас говорю о неких критериях, по которым можно определить жесткую НФ и классический детектив – родственные поджанры интеллектуальной прозы.
И два слова о возрождении. По-моему, авторы-возрожденцы, делая благое для фантастики дело, выбрали не самый удачный термин для обозначения свой деятельности. Когда слышишь о «возрождении НФ», сразу приходят на память научно-фантастические произведения прошлых лет, советская научная фантастика, ее идеи, ее идеология. Многие оппоненты на этом и зацикливаются, то и дело спрашивая: «Зачем это возрождать? Эта фантастика была и кончилась». Авторы-возрожденцы объясняют, что речь не идет о повторении пройденного, не идет речь о том, чтобы писать научную фантастику так, как писали полвека назад, не идет речь о том, чтобы повторять старые идеи. Но термин «возрождение» довлеет над оппонентами и не позволяет понять, что на самом деле речь идет не о возрождении старой НФ, а том, что новому времени нужна совершенно новая научная фантастика. Нельзя сегодня писать, как писали Ефремов, Альтов, Днепров – классики советской жесткой НФ. Современная жесткая НФ должна использовать другие идеи, другие приемы, других героев. Какие идеи и каких героев? На Западе, где научная фантастика развивалась без таких явных провалов, как в России (но тоже переживала взлеты и падения), есть Уоттс, Нивен, Бакстер, Шеффилд, Бенфорд, Чан, Симмонс, Иган, Виндж, Косматка, Кресс... список можно продолжать долго. Не каждое произведение этих авторов относится к жесткой НФ, но то, что можно отнести к этому поджанру, пожалуй, реально соответствует определению «современная жесткая НФ». Эти авторы не возрождают научную фантастику, они создают СОВРЕМЕННУЮ научную фантастику с НОВЫМИ идеями.