Какой рейтинг вас больше интересует?
|
История про стриженых2011-05-10 00:23:27 (читать в оригинале)...Причём это не проза, а нечто близкое к поэзии. Шкловский очищает речь от всяких точных ссылок. Более того, он очищает её от всех оттенков сомнений типа «мне кажется», «по некоторым документам». Всё сразу, и всё – наверняка, как откровение. Потом Шкловский начинает говорить – и он говорит периодами. Сначала он подводит читателя или слушателя к тому, что ему необходимо рассказать историю. Не ему хочется, а необходимо, именно необходимо. Потом он коротко рассказывает исторический анекдот, деталь чужого сюжета. Например то, что Анна Каренина погибает на станции Обираловка. Станция эта, кстати, сейчас обросла городом, который называется Железнодорожный. В этот город плавно переходит Москва, а станция, разумеется, сменила имя. Ещё в 1939 году она стала станцией «Железнодорожная». Но это к слову, а Шкловский начинает рассказывать, как Анна Каренина бросается под поезд, и вот появляется деталь – это сумочка. Жнщина перекладывает сумочку из руки в руку, и, наконец, босает её. «Внимание!» - как бы кричит Шкловский, это она разрывает связь с жизнью, отбрасывает сумочку-редикюль, сумочку-безделку. Или вот другая история: «Искусство очень часто разоблачает жизнь. Уплотняет жизнь. Прессует её. Откапывает жизнь зарытую, чтобы она была совестью. Не русский тот, сказал Некрасов, кто взглянет без стыда на эту, «кнутом истерзанную музу». Толстого, казалось, не терзали. А Пушкина? А Гоголя? Эти кариатиды, которые поддерживали своды арок, ведущих к сердцу истории. Когда Гоголь пишет о том, что редкая птица долетит до середины Днепра, то мы не думаем, что он лжёт или хвастается. Он не хуже нас знал, что птицы перелетают даже океаны, чтобы вернуться туда, где они родились. Гоголь, говоря об этом странном полете, сотрясает внимание читателя. Он раздвигает стены старого понимания. Самсон попал в тюрьму, рассказав Далиле, что его сила заключается в волосах. Далила остригла его. Но волосы растут даже в тюрьме. И Самсон услышал шорох растущих волос. И, подойдя к стене тюрьмы или большого зала, где сидели его враги, он сказал: «Да погибнет душа моя вместе с филистимлянами!» И обрушил свод. Вот такими людьми литература занималась часто. Причём своды падали на головы людей, остриженных «под ноль». Теперь смотрим, как это сделано: сначала говорится об искусстве, вспоминается о том, что искусство живёт образами, и эти образы часто – преувеличения. Более того, и тому, кто придумывает образ, и тому, кто его разглядывает, это известно. Затем рассказывается история о Далиле, которая остригла силача, лишив его силы. Но волосы растут, и силач уничтожает врагов вместе с собой. И вот дальше следует концовка, потому что Шкловский прибавляет, что своды часто падают на людей, остриженных «под ноль». Люди нескольких поколений в России знают, что такое стрижка «под ноль». Так стригли солдат. Шкловский это знал, как и миллионы людей, и его читатели тоже знали. Булат Окуджава написал: И женщины глядят из-под руки В затылки наши круглые глядят. А Дмитрий Сухарев вторил ему: Это только мы видали с вами, Как они шагали от военкомата С бритыми навечно головами. То есть, Шкловский в своих рассказах как бы создаёт стихотворение с ударной концовкой, именно поэтому оно так запоминается. История про семейный альбом2011-05-09 17:26:28 (читать в оригинале)Меня часто спрашивают, за кого я – за либералов или за консерваторов, с кем я – с теми или с этими. Я часто отвечаю – подите прочь, дураки: я с пустынником Серапионом. Это не очень честный ответ. А если честно, то надо признаться – я с Красной Армией. Рад бы куда в сторону, много есть чего модного и хлебного для самоопределения. Да вот только с таками фотографиями в семейном альбоме, как у меня ничего не поделаешь. Извините, если кого обидел История про адептов и оппонентов2011-05-07 21:53:23 (читать в оригинале)Конечно, отношения писателей всегда напоминали отношения пауков в банке - и всё оттого, что они играют в игру с нулевой суммой. Но часто бывает другое - люди прижимаются друг к другу, потому что быть писателем страшно. Писатель Конецкий очень любил писателя Шкловского. Они дружили, переписывались, и видно было, несмотря на разницу в возрасте и биографиях, как они привязаны друг к другу. Время было уже позднее - так говорят детям, когда укладывают их спать. Время было уже позднее - для Шкловского и, рассорившись со многими своими сверстниками он вдруг обнаружил, что помириться невозможно. Сверстники уже умерли. Шкловский искал учеников, а время уже было позднее. Молодёжь попряталась в окошки отдельных квартир. Конецкий был влюблён в Шкловского как ученик чародея в старого мудрого волшебника. От этой любви его отговаривали. Писатель Каверин писал подмастерью (тому, впрочем, было уже ближе к шестидесяти, а Шкловский три года как лежал на Кунцевском кладбище): «Шкловского Вы узнали в старости, а я знал его с 1921 года, когда он в моем пальто удрал в Финляндию, спасясь от верной гибели. Всю жизнь он отталкивался от себя, и всю жизнь это удавалось ему в разной степени, а в старости вообще не удалось. К сожалению, я был свидетелем трусости этого человека, которого сам Корнилов наградил за храбрость. Я бы очень хотел Вас увидеть, тем более что у нас с Вами сложные отношения. Вы нравитесь мне больше, чем я Вам. Этообъясняется просто: Вы, наверное, презираете Виктора Гюго, а я, несмотря на его мощное детское воображение, до сих пор перечитываю его с интересом. Впрочем, интересно уже то, что мы разные люди. Книгу я еще не дочитал и, может быть, напишу Вам еще одно письмо, убедившись в том, что она не так грустна, как мне показалось... Обнимаю Вас. Вениамин Каверин, 7.12.87». Но каверинские оценки специфичны. Каверин всю жизнь ревновал Шкловского к друзьям, положению, литературе и чёрт знает к чему. Оценки Каверина сбиты, как прицел винтовки, по которой молотили камнем. Их полезно разбирать, а доверять ему не стоит. Он слишком подвержен мести. А месть в мемуарах всегда вредит точности прицела. И, в конце концов, что это за пальто?! Куда интереснее письмо одного друга Виктора Конецкого, которое я нашёл на сайте его читателей. (У них вообще очень трепетное и трогательное отношение к Конецкому - я бы сказал, редко встречающееся правильное отношение к любимому писателю). Так вот, Конецкий вложил в книгу Шкловского «Энергия заблуждения» письмо своего друга Сергея Сергеевича Тхоржевского.[1] Это очень умное письмо, и жаль, что оно не публиковалось. «4.11.81.Виктор, я хотел позвонить тебе по телефону — поделиться впечатлением, но подумал, что для телефонного разговора это слишком длинно, поэтому пишу. Твоё сочинение о Шкловском я прочел с большим интересом, причем увидел в нем два портрета: привлекательный — твой, и непривлекательный — Шкловского. Хотя, кажется, ты хотел его показать в лучшем виде. Ты приводишь свое письмо, в котором храбро признаешься в кокетстве, но во всем, что ты написал, мне представляется кокетливым только вот это письмо. Когда писатель пишет: ах, какой я не такой — это, по-моему, и есть кокетство. А вот для Шкловского кокетство настолько, видимо, органично, что он без кокетства не умеет, без кокетства ему неинтересно. Ты цитируешь набросок рассказа, сделанного Шкловским, и в нем есть такая фразочка: «Заря была на небе набекрень». Я прочел и вспомнил, как лет двадцать назад он выступал у нас в Доме писателей, говорил два часа без передыху, говорил занятно, остроумно, и в какой-то момент, как бы вспоминая, медленно проговорил: «Была заря косым венком». И вот эти его «заря набекрень», и «заря косым венком», на мой взгляд, нестерпимо манерны, да и невыразительны. Это не художественная ткань, это экзема. И у Шкловского она до сих пор чешется. Из той давней речи Шкловского мне запомнилась только одна его мысль, действительно серьезная и высказанная, кстати говоря, без всяких метафор. Он сказал, что пятнадцать лет не писал книг и предполагал, что напишет их потом. Но пятнадцать лет прошло, и он понял: все, что он теперь напишет, будет уже нечто другое, никак не то самое. Что он отодвигал, откладывал все эти годы. Так что, ничего откладывать нельзя. Он умеет поразить броской фразой, но это не задевает глубоко. «Женщина — полезная плесень. Как пенициллин» — лихо сказано, но, вероятно, сам Шкловский не считает женщин полезной плесенью, а сказал — так, ради красного словца. Да, Зощенко однажды отозвался о Шкловском лестно. Но, по-моему, Шкловский этого отзыва не заслужил. Вот в твоем сочинении, в авторской речи, есть типичный образчик манеры Шкловского: «Сейчас Виктору Борисовичу — восемьдесят восемь. Мне пятьдесят два. Иногда он называет меня мальчиком». Тут у тебя три фразы разбиты на три абзаца. А если свести их в один абзац, ощущение манеры Шкловского пропадет. Потому что отличает Шкловского не короткая фраза. А короткий абзац. Впрочем, в книге М. Чудаковой «Мастерство Юрия Олеши» показано, что и этот абзац как формальное новшество принадлежит не Шкловскому, а Власу Дорошевичу, который уже в начале нашего столетия «ввёл воздух в свои статьи» и писал так: «Словно лес осыпается осень. Осыпается жизнь. Даже Париж становится неинтересным». Конечно, разница между Дорошевичем и Шкловским есть, но не в длине фразы или абзаца. Как же Шкловский относится к тебе? Вот он написал: «А я отношусь к тебе не как к траве, а как к дереву. Деревья не боятся ветра. Ветер их причёсывает». И ты не разозлился, ты к такому его стилю привык. Но ведь эти строки написаны им вовсе не для тебя, а для собственного полного собрания сочинений. Но как же все-таки он относится к тебе? Прости, но у меня создалось впечатление, что он, сознавая, что ты куда талантливее, чем он, ухватился за тебя, как за шанс не оказаться забытым на другой день после конца своей долгой жизни. Может быть, ты излишне обкарнал его письма, вычеркнув те места, где он проявляет к тебе живой человеческий интерес, но в приведенных цитатах из писем он выглядит черствым эгоцентриком, который бесконечно рисуется, позирует, и ни разу ему не приходит в голову спросить, здоров ли ты, как живешь. Когда же ты сказал ему что-то печальное о своей жизни, он ответил: «А ты думаешь, у меня жизнь? У меня ад?». То есть опять-таки повернул на себя, ибо он постоянно сосредоточен на себе. И тут не видно, действительно ли его жизнь — ад, правда ли это или так, художественное преувеличение. Побрить — живого или мертвого — можно только недрогнувшей рукой. Если волнуешься и переживаешь — не побреешь. А если Шкловский смог — значит уж такой невпечатлительный. Как видишь, все мое недовольство — Шкловским, а не тобой. Собственно к тебе у меня одно замечание: цитата из Горького (о смерти Маяковского) повисла в воздухе, осталась просто чужим текстом, пришпиленным сбоку, ни с того, ни с сего. Вычеркни эту цитату. Или окружи ее собственным текстом, чтобы она прилипла. Обнимаю. Сергей. P. S. Да, заглянул я в этом номере «Невы» в роман Пикуля. Читать не стал, т.к. я уже читал рукопись, однако перелистал, посмотрел по диагонали. И увидел, что мои многочисленные замечания на полях рукописи оказались бесполезными: он ничего не вычеркнул и не исправил. Но что ему, классику вагонного чтения, всякие там замечания!» Это очень умное письмо, потому что оно ставит перед всяким влюблённым в Шкловского человеком вопросы на которые нужно отвечать. Но более того - на них можно ответить. [1] Тхоржевский, Сергей Сергеевич (р. 1927) - петербургский писатель и переводчик. Репрессирован школьником в 1943, вернулся в Ленинград в 1955, автор шести книг. История про жизненный успех2011-05-07 02:47:33 (читать в оригинале)Это успех, я считаю. Хоть тушкой, хоть чучелком, я всё-таки примазался. Только не надо, пожалуйста, ничего исправлять. По-моему, я обнаружил очередной гадательно-тестовый ресурс: "Кем бы ты мог быть в "Гарри Потте..." то есть, "Кто бы ты мог быть в Мироздании". Извините, если кого обидел История про статью Гуковского "ШКЛОВСКИЙ КАК ИСТОРИК ЛИТЕРАТУРЫ"2011-05-07 02:19:17 (читать в оригинале)Журнал «Звезда», 1930, №1. Гр. Гуковский. ШКЛОВСКИЙ КАК ИСТОРИК ЛИТЕРАТУРЫ Комментарии помечены номерами страниц. Примечания приведены в тексте комментариев, за исключением последнего). Особая благодарность Дм. Баку. Извините, если кого обидел
|
Категория «Книги»
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
Популярные за сутки
|
Загрузка...
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.