berezin Голосов: 1 Адрес блога: http://berezin.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-28 17:02:17 блограйдером Lurk

История про превращения

Есть одна, довольно странная история.

Это история о том, как Шкловский с Сельвинским клеймили Пастернака.

Нет, Пастернака травили всем обществом,  и история эта довольно хорошо описана – начиная от мемуаров очевидцев до недавней книги Быкова о Пастернаке.

Хроника изестна: в мае 1956 года Пастернак передаёт рукопись итальянцам. В ноябре он выходит в Италии, в октябре 1958 Пастернаку присуждена Нобелевская премия по литературе, тут же по этому поводу происходит партсобрание в Союзе писателей.

27 октября в правлении  Союза писателей обсуждают публикацию романа за границей.

29 октября Пастернак отказывается от премии, а  31 октября  происходит  писательское собрание исключает Пастернака из Союза писателей и ходатайствует перед правительством о лишении его гражданства.

В ноябре покаянное письмо печатается в «Правде».

5 ноября — Отредактированное отделом культуры ЦК КПСС письмо Пастернака публикуется в «Правде». В письме содержатся заявление об отказе от премии и просьба дать возможность жить и работать в СССР.

В мае 1960 Пастернак умирает.

Так вот – клеймили Пастернака многие – кто-то из карьерных соображений, а кто-то по убеждениям. Кто-то по приказу, а кто-то исходя из особого литературного склада души. Эта история очень поучительная, и куда более она поучительна от того, что происходила в 1958 году, а не в, к примеру, 1950-ом.

То есть, когда надо непременно положить голову на плаху, а семью обречь на изгнание – то с людей один спрос. А вот когда нужно чьё-то избиение в обмен на не пойми что – спрос совсем другой.

Когда происходило то самое знаменитое собрание, за Пастернака никто не заступился.

Однако довольно много людей, чувствуя слабину государства, внезапно заболели или бежали  из города.

Некоторые не пришли туда особо не скрываясь.

Причём, как в настоящей банке со скорпионами, писатели судили Пастернака с фантазией, как бы опережая волю власти.

Когда председательствовавший Сергей Смирнов говорил, что неплохо из внутреннего эмигранта сделать настоящего, то произносилось слово «коллаборционист», а когда Ошанин попрекал Пастернака за впручённую ему медаль, то звучало уже слово «космополит».

Пастернака ругали, ссылаясь на Мао Цзедуна, а потом и вовсе обозвали литературным генералом Власовым. Это, в общем, сущее безумие – потому что, кроме известного падения нравственности, налицо утрата чувства вкуса.

А это для писателя совсем беда.

Безнравственных писателей история знает, а вот с таким катастрофическим чувством утраты стиля и духа времени сталкиваешься редко.

Причём если бы Пастернака клеймили какие-то ужасные бездари и скучные чиновники – это было бы не так поучительно. Клеймили его, среди прочих, люди очень талантливые – причём я знавал некоторых из них. Одни предпочли это забыть, другие мучились всю жизнь, третьи мучились, а потом предпочли забыть. Судьбы у всех разные.

Понимание того, как срабатывает этот механизм – удивительное знание. Как вот, и отчего прекрасная страна в центре Европы вдруг превращается место жительства ужасных людей, что суют других как поленья в печку.

Причём и до того, и после того в этой прекрасной стане живут прекрасные люди.

Однако  что-то вдруг случается, и звериное начало внутри человека вдруг прорывается и результатам этого дивится весь мир.

Немногие дивятся тому, как быстро и без следов потом зверь прячется внутрь. А вот этому как раз и стоит подивиться – во избежание неприятных сюрпризов.

Так вот есть удивительная история про то, как четыре литератора, находясь на отдыхе в Ялте (это был, впрочем, не совсем отдых, а то, что называлось тогда «творческий отпуск»), сами вышли в люди, чтобы кинуть в Пастернака камень.

Так сказать, дистанционно.   

В мемуарах Ольги Ивинской «Годы с Борисом Пастернаком» есть глава, названная по цитате из песни Александра Галича: «Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку».

Сельвинский когда-то считал Пастернака учителем – по крайней мере, признаваясь в стихах:

... всех учителей моих

От Пушкина до Пастернака.

Но потом, в октябре 1958 года Сельвинский писал Пастернаку из Ялты (и это письмо Ивинская приводит):

"Ялта, 24.Х.1958. Дорогой Борис Леонидович! Сегодня мне передали, что английское радио сообщило о присуждении Вам Нобелевской премии. Я тут же послал Вам приветственную телеграмму. Вы, если не ошибаюсь, пятый русский, удостоенный премии: до Вас были Мечников, Павлов, Семенов и Бунин — так что Вы в неплохой, как видите компании.

Однако ситуация с Вашей книгой сейчас такова, что с Вашей стороны было бы просто вызовом принять эту премию. Я знаю, что мои советы для Вас — nihil, и вообще Вы никогда не прощали мне того, что я на 10 лет моложе Вас, но все же беру на себя смелость сказать Вам, что "игнорировать мнение партии", даже если Вы считаете его неправильным, в международных условиях настоящего момента равносильно удару по стране, в которой Вы живете. Прошу Вас верить в мое пусть не очень точное, но хотя бы "точноватое" политическое чутье.

Обнимаю Вас дружески. Любящий Вас

Илья Сельвинский".

Дальше Ивинская прибавляет: «Написав письмо Б.Л., Сельвинский не успокоился: вдруг оно останется неизвестным? Тридцатого октября (в других источниках – двадцать восьмого – В. Б.) он совместно с В. Б. Шкловским, Б. С. Евгеньевым (зам. гл. ред. журнала "Москва")Дьяков, Борис Александрович (1902—1992) — советский журналист и литератор, автор книги воспоминаний «Повесть о пережитом». Именно про эту книгу Солженицын писал в «Архипелаге ГУЛаг»: «Тут появились  и "Записки придурка"  Дьякова  ("Записки о пережитом"), самодовольно  утверждавшие  изворотливость по  самоустраиванию, хитрость выжить во что бы то ни  стало… Лагерная биография  Дьякова --  самого  горластого из  благонамеренных, представлена его собственнным пером и достойна удивления. За пять лет своего срока он умудрился выйти за зону один раз --  и то на  полдня, за эти полдня он проработал полчаса, рубил сучья, и то надзиратель сказал ему: ты умаялся, отдохни. Полчаса за пять  лет! - это не каждому уда?тся! Какое-то время  он косил на грыжу, потом  на  свищ от  грыжи --  но,  слушайте, не пять же лет! Чтобы получать такие золотые места,  как медстатистик,  библиотекарь  КВЧ  и каптер личных вещей, и держаться на этом весь срок - мало кому-то заплатить салом, вероятно и душу надо снести куму - пусть оценят старые лагерники. Да Дьяков еще не просто придурок, а придурок  воинственный:  в  первом варианте своей  повести,  пока  его  публично  не  пристыдили,  он  с  изяществом обосновывал  почему умный  человек  должен  избежать  грубой народной участи ("шахматная комбинация", "рокировка" то есть, вместо себя подставить под бой другого).  И  этот  человек  берётся  теперь  стать  главным  истолкователем лагерной жизни!». Но даже и без Солжеицына всякий читатель, бело перелистав эту книгу может составить своё мнение. Сдаётся мне, это тот самый «разрешённый воздух», о котором говорил Мандельштам, или же «анализ мочи Горенфельда».