bilzho Голосов: 2 Адрес блога: http://bilzho.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-28 17:03:22 блограйдером Lurk

Железнодорожные заметки, продолжение

2007-10-15 12:19:31 (читать в оригинале)

На Берлин

Я точно помню, что это был июнь 1991 года. Мы ехали в поезде Москва–Берлин. Мы – это я и мой друг, художник Басанец. В Берлине должна была открыться наша с ним выставка живописи. Вот поэтому-то частично в тамбуре, а частично в купе тряслись тщательно упакованные и по всем законам оформленные
на вывоз наши полутораметровые холсты.

На тыльной стороне каждого стоял фиолетовый штамп «К вывозу из СССР разрешено». Иначе говоря, никакой художественной ценности данное полотно не представляет. Это мы и объяснили в городе-герое Бресте
бдительному таможеннику. На что получили короткое заявление, обезоруживающее своей откровенностью («Я в этом вашем искусстве ничего не понимаю») и пугающее открывающейся перспективой («Так, берите-ка все свои картины и дуйте на вокзал. Там найдите Марью Петровну, она у нас эксперт»). Наши доводы, что «до отправления поезда осталось пять минут», а мы в последнем вагоне, и картин у нас два десятка, и они
вон какие большие, упали в пустоту.

Выгружать картины помогали все. Советские люди познавались в беде, но не советские носильщики, которых эта беда кормила. Мы влетели в зал ожидания. Я кинулся искать эксперта Марью Петровну, а Басанец стал распаковывать и расставлять картины. «А Марья Петровна пошла домой чай пить. Что она, дура, что ли,
целый день здесь сидеть? Сейчас ей позвоним, идите ждите».

Вдоль аккуратно расставленных картин ходили пассажиры, носильщики, буфетчицы, милиционер, несколько детей и другая вокзальная публика. Тут же возникла и живая дискуссия. «Это ваше?..» – брезгливо показывая на картины, строго спросил милиционер. «Мазня какая-то», – вынес приговор носильщик. «Да мой в первый класс ходит и то лучше может» – это буфетчица.

Страшная мысль, что в поезде остались все наши вещи, деньги и документы, появившись в мозгу, опустилась в область мочевого пузыря и завершила свое путешествие по организму, выделившись холодным и липким потом.

«Ну и чего? Вы эту мазню за границу везете? Лучше бы им нашего Шишкина показали или этого, как его, ну там еще Иван Грозный сына убил. Или который море рисовал», – топтала нас публика.

Эксперт Марья Петровна с барочной халой на голове появилась неожиданно. «Ну, что это вы здесь мне выставку устроили? Сворачивайте быстренько. Передвижники. Поезд из-за вас стоит. Несите все обратно».
Не глядя на картины, она поставила на бланк свою печать и вновь ушла пить чай.

…В Берлине мы жили в довоенном доме. Часть окон нашей квартиры выходила в двор-колодец. Хозяин квартиры, он же устроитель выставки, был русский. Жена его была немка. Жили они с детьми в другом
месте, а сюда Саша, так его звали, приходил со своим сыном только часа на два. Сын его играл на пианино, а Саша в это время на кухне тонкими ломтиками тайком от жены и от всего мира нарезал сало на подоконнике и
стоя, глядя в окно, его ел. Нет, не ел, он клал прозрачные срезы себе на язык и наслаждался их таянием. Сало он хранил в холодильнике на этой квартире. Это было очень интимно. Моцарт для сына, сало для его папы. Для обоих это была встреча с прекрасным.

На этой-то кухне 22 июня, отмечая 50-летие начала Великой Отечественной, мы с Басанцом сильно выпили и часов в 12 ночи, открыв окно во двор-колодец, стали петь «Катюшу», «Темную ночь» и «Подмосковные
вечера». Немецкие соседи, делающие нам замечания по малейшему поводу, в этот раз молчали.