bilzho Голосов: 2 Адрес блога: http://bilzho.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-28 17:03:22 блограйдером Lurk

Это мои железнодорожные заметки,

2007-09-24 12:05:03 (читать в оригинале)

которые я ежемесячно пишу для журнала "СВ", которым руководит писатель Александр Кабаков, по просьбе которого, собственно, я и пустился в это литературное путешествие.

Дромомания или вагабондаж

Два этих красивых слова – психиатрические термины, обозначающие периодически возникающее стремление к перемене места, к поездам, к бродяжничеству. При появлении этого влечения, не раздумывая о последствиях, больной бросает семью, работу, учебные заведения; человек в этом состоянии оказывается на пристани, на вокзале и часто без денег едет куда попало.
Скитания продолжаются дни, недели. Это, конечно, из области психических расстройств, но в каждом перемещающемся из точки А в точку Б есть немного дромоманического. Уже в предвкушении путешествия, пусть даже недолгого и недалекого, меняется настроение. Появляется этакая смесь приподнятости, экзальтации и тревоги, а порой даже страха. Количество первой краски и второй в этой смеси обратно пропорционально возрасту. Чем «отъезжающий» моложе, тем больше первой краски или только первая, в старости – только вторая. А появляется такое настроение, потому что каждое путешествие – это впечатление, остающееся в памяти навсегда.



Мы идем по плацкартным вагонам ночью. Мы идем из вагона-ресторана к себе в купейный вагон. Смотреть на спящих на боковых полках сродни подглядыванию. Чувство неловкости и в то же время чувство любопытства.

Одни спят внизу. Ты смотришь на них сверху вниз, они беззащитны: дети, женщины, старики. Разные позы: от скромных до откровенных. Другие спят наверху, их лица на уровне твоих глаз, губ, носа, практически в интимной близости с твоим лицом. Запах одних быстро сменяется запахом других в этом общем запахе одеколона, пота, мочи, колбасы, яиц.

Вот мы в своем купейном вагоне поезда Москва–Ташкент. Мы занимаем весь вагон – агитбригада Второго
Медицинского института. В купе Извольский с Лактионовым стали играть на гитарах. Делали они это виртуозно. Первый – прямой потомок министра финансов Временного правительства Керенского, второй – сын известного советского художника («Письмо с фронта»). Оба были высокие и худые, с длинными и
тонкими пальцами. Были, потому что уже нет ни первого, ни второго. У Извольского были
голубые глаза и черная бородка.

Этот человек появился вдруг. Он без разрешения присел на краешек нижней полки. На нем была синяя майка и синие наколки. Полный набор: от торчащих голов Ленина и Сталина до портрета девушки на плече и змеи
вокруг меча. Он закурил вонючую гадость.Его пальцы были другими. В медицине это называется «симптом барабанных палочек», то есть концы пальцев были сильно утолщены. А ногти были в виде «часовых стекол» – это тоже медицинский термин. Два этих симптома – признак букета хронических болезней.

«Синий» сказал, что Извольский играет как дьявол и на дьявола похож. Он попросил его
сыграть полонез Огинского. Извольский сыграл. «Синий» заплакал. Он стал рассказывать, что отсидел в общей сложности лет двадцать. Все, конечно, по глупости и что сейчас он освободился и едет к маме в Бузулуки. Я запомнил название этого населенного пункта. Уж больно красиво звучит – Бузулуки! Да
и сама фраза «к маме в Бузулуки» – хороша!

Потом он принес откуда-то бутылку водки. Мы распили ее. Он что-то бормотал, Извольский с
Лактионовым что-то играли. Потом все разошлись по своим купе. Исчез и «синий».

Уже под утро поезд вдруг резко остановился. Я слышал спросонок какой-то шум за окном, какие-
то крики. Поезд тронулся, и я опять заснул. Часов в двенадцать дня мы сидели в том же купе и ждали чай. Проводник принес сразу 6 стаканов. Ловко, как умеют только проводники, поставил их на столик. «Слыхали, вчерашнего-то, ну, этого, что с вами сидел, сняли с поезда. Зажал в тамбуре разносчицу пирожков. Ну, та заорала... проводники его скрутили и сдали милиционерам. Поезд остановили и сдали». Я спросил проводника: «А в Бузулуках когда мы останавливаемся?» – «Часа через три. А тебе что там?» «Так, ничего, название красивое...» – ответил я.