Miss Understanding Голосов: 2 Адрес блога: http://vero4ka.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-28 20:31:29 блограйдером кадо

Snob.ru

2012-10-23 23:05:21 (читать в оригинале)

«Тебе нужно мучительно дождаться, пока из этих пятен и мазков проявится текст. Поэтому у меня нет никаких проблем с гордыней в этом смысле. Я понимаю, что сам этот импульс не наш, не из нас, не нам принадлежит. А приходит откуда-то из далекого далека. И нельзя думать, что ты это присвоил или приручил. Есть много всяких историй о человеке и таланте. О том, как сначала они жили отдельно, и человек пытался договориться с талантом. Раньше это были два разных существа. А потом эпоха Возрождения сыграла злую шутку с человеком, переселив творческое начало внутрь человека. И тут все начали сходить с ума. Им не пишется, не рисуется, а хочется, но не выходит. А просто существо, которое было с ними во взаимодействии, их покинуло. Ну что же, бывает. Есть занимательная история на эту тему. Том Вейтс ужасно злится на себя, что он не успевает записать добрую половину своих песен потому, что они приходят к нему в неподходящий момент. И вот однажды он едет в машине, в голове крутится кусок песни — он останавливается, выходит и говорит: «Я немножко за рулем, да? Наверное, не заметно, но я еду из одного места в другое, спешу очень. Я не могу сейчас ничего записать, не могу сесть и досочинять. Может быть, пойдете к Леонарду Коэну? У Коэна больше времени».

Интервью порталу "Сноб" об альбоме, процессах письма и книжке "Луна и грош"

---

рябью

2012-10-17 03:14:39 (читать в оригинале)

господи мой, прохладный, простой, улыбчивый и сплошной
тяжело голове, полной шума, дребезга, всякой мерзости несмешной
протяни мне сложенные ладони да напои меня тишиной

я несу свою вахту, я отвоёвываю у хаоса крошечный вершок за вершком
говорю всем: смотрите, вы всемогущие (они тихо друг другу: "здорово, но с душком")
у меня шесть рейсов в неделю, господи, но к тебе я пришел пешком

рассказать ли, как я устал быть должным и как я меньше того, что наобещал
как я хохотал над мещанами, как стал лабухом у мещан
как я экономлю движения, уступая жилье сомнениям и вещам

ты был где-то поблизости, когда мы пели целой кухней, вся синь и пьянь,
дилана и высоцкого, все лады набекрень, что ни день, то всклянь,
ты гораздо дальше теперь, когда мы говорим о дхарме и бхакти-йоге, про инь и ян

потому что во сне одни психопаты грызут других, и ты просыпаешься от грызни
наблюдать, как тут месят, считают месяцы до начала большой резни
что я делаю здесь со своею сверхточной оптикой, отпусти меня, упраздни

я любил-то всего, может, трёх человек на свете, каждая скула как кетмень
и до них теперь не добраться ни поездом, ни паромом, ни сунув руку им за ремень:
безразличный металл, оргстекло, крепления, напыление и кремень

господи мой, господи, неизбывные допамин и серотонин
доживу, доумру ли когда до своих единственных именин
побреду ли когда через всю твою музыку, не закатывая штанин

через всю твою реку света, все твои звёздные лагеря,
где мои неживые братья меня приветствуют, ни полслова не говоря,
где узрю, наконец, воочию - ничего не бывает зря

где ты будешь стоять спиной (головокружение и джетлаг)
по тому, как рябью идет на тебе футболка, так, словно под ветром флаг
я немедленно догадаюсь, что ты ревешь, закусив кулак




Львов-Пермь-Москва, октябрь 2012

---

Сто тридцать картинок про Львов

2012-09-19 22:28:19 (читать в оригинале)

Неизбывная ирония, внимание к деталям и искусство обыгрывать маленькие пространства, перфекционизм и необыкновенная преданность традиции - вот за что я люблю Львов и львовян; поразительный город, где делаешься счастлив, просто пройдя два квартала под фонарями, когда гладкая брусчатка светится, как чешуя спящего дракона. По утрам отовсюду по-настоящему, как в детских сказках, пахнет кофе и выпечкой, на улице Сербской можно выпить горячего шоколаду с апельсиновой цедрой и купить брусок шоколада в полкило, девушка отколет тебе кирпичик большим деревянным молотком; от безумной, тоже сдобной, гастрономической, роскоши цветов и фактур - головокружение, каждый третий фасад - тоже какой-нибудь сорт шоколада (или бисквита), черный горький, какао, белый с орехами. У львовян совершенно особое, внимательное и чуткое уважение к книгам; они любят парадоксальные и остроумные рестораны (есть, например, такой, где все цены в десять раз выше действительных, и нужно иметь специальный купон, чтобы тебе сделали скидку в девяносто процентов; а есть, где не приносят счета, и нужно долго торговаться, расплачиваясь, а есть музей керосиновых ламп, четыре этажа вдоль винтовой лестницы, по совместительству модное кафе); они умеют быть стильными в мелочах; и еще, конечно, у них культ еды, немного боишься треснуть, но остановиться нельзя.

Кованые оградки, решетки, ставенки и флюгера; на каждом балконе цветы в горшках; старое или специально состаренное дерево, камень и кирпич; неспешность и эта редкая основательность, обстоятельность в наслаждении жизнью - видом, завтраком, беседой, шуткой; церкви, соборы и кирхи, ослепительные внутри; трамваи, и в них билетики и компостеры; такой красоты речь, что испытываешь восторг, даже когда сидящие за тобой в транспорте обсуждают общих знакомых, и горд, что понимаешь все язвительные комментарии.

Мы ездили всего на три дня, играть концерт в "Пикассо" и проводить дискуссию о литературе и театре, нас очень нежно приняли, я успела застать Львов при четырех разных погодах, в последнее утро перед самым отъездом в аэропорт побежала заново все фотографировать; можно очень долго писать про меру визуального наслаждения, испытываемого на каждом буквально углу, но я лучше попробую показать:

---

стража

2012-09-18 15:26:33 (читать в оригинале)

камера печального знания, пожилая вдова последнего очевидца,
полувековая жилица вымеренного адца, -
нет такой для тебя стены, чтоб за ней укрыться,
нет такого уха, чтоб оправдаться

заключая свидетельство для искателя и страдальца,
в результате которого многое прояснится,
ты таскаешь чужую тайну - немеют пальцы,
каменеет намертво поясница

неестественно прямы, как штаба верные часовые
в городе, где живых не осталось ни снайпера, ни ребенка
мы стоим и молимся об убийце, чтобы впервые
за столетие лечь, где хвоя, листва, щебёнка

начертить себе траекторию вдоль по золоту и лазури,
над багряными с рыжим кронами и горами.
сделай, господи, чтоб нас опрокинули и разули,
все эти шифровки страшные отобрали

---

Вечерняя

2012-07-24 04:19:01 (читать в оригинале)

И он говорит ей: «С чего мне начать, ответь, - я куплю нам хлеба, сниму нам клеть, не бросай меня одного взрослеть, это хуже ада. Я играю блюз и ношу серьгу, я не знаю, что для тебя смогу, но мне гнусно быть у тебя в долгу, да и ты не рада».

Говорит ей: «Я никого не звал, у меня есть сцена и есть вокзал, но теперь я видел и осязал самый свет, похоже. У меня в гитарном чехле пятак, я не сплю без приступов и атак, а ты поглядишь на меня вот так, и вскипает кожа.

Я был мальчик, я беззаботно жил; я не тот, кто пашет до синих жил; я тебя, наверно, не заслужил, только кто арбитры. Ночевал у разных и был игрок, (и посмел ступить тебе на порог), и курю как дьявол, да все не впрок, только вкус селитры.

Через семь лет смрада и кабака я умру в лысеющего быка, в эти ляжки, пошлости и бока, поучать и охать. Но пока я жутко живой и твой, пахну дымом, солью, сырой листвой, Питер Пен, Иванушка, домовой, не отдай меня вдоль по той кривой, где тоска и похоть».

И она говорит ему: «И в лесу, у цыгана с узким кольцом в носу, я тебя от времени не спасу, мы его там встретим. Я умею верить и обнимать, только я не буду тебя, как мать, опекать, оправдывать, поднимать, я здесь не за этим.

Как все дети, росшие без отцов, мы хотим игрушек и леденцов, одеваться празднично, чтоб рубцов и не замечали. Только нет на свете того пути, где нам вечно нет еще двадцати, всего спросу — радовать и цвести, как всегда вначале.

Когда меркнет свет и приходит край, тебе нужен муж, а не мальчик Кай, отвыкай, хороший мой, отвыкай отступать, робея. Есть вокзал и сцена, а есть жилье, и судьба обычно берет свое и у тех, кто бегает от нее — только чуть грубее».

И стоят в молчанье, оглушены, этим новым качеством тишины, где все кучевые и то слышны, - ждут, не убегая. Как живые камни, стоят вдвоём, а за ними гаснет дверной проём, и земля в июле стоит своём, синяя, нагая.