Miss Understanding Голосов: 2 Адрес блога: http://vero4ka.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-28 20:31:29 блограйдером кадо

25

2011-03-14 16:54:56 (читать в оригинале)



Еще летом договорились с Ленским перестать играть во время - ясно же, что оно витками, не по порядку, в разных местах имеет разную текстуру и плотность, неодинаково воздействует на людей, ничего толком не описывает и действительно может состарить, если неосторожно начать ему подчиняться; но двадцать пять мне нравится, красивое сочетание цифр, четвертак, конец первого семестра, десять лет назад вышла первая книжка, десять лет назад мы поступили на журфак, юбилей первых осмысленных выборов, решений и дружб, хорошая точка обзора, и, наконец, нет этой паники, будто кто-то встанет над тобой с папочкой и начнет по пунктам зачитывать, чего ты не успел.

Я - я все успела: я просыпалась рядом с мамой на Клязьме, в палатке, смываемой проливным дождем, и в баснословном парижском отеле с видом на Тюильри и маленькой золоченой Жанной д'Арк у входа, в пионерлагерной палате старшего отряда на шесть узких коек, на пахнущем смолой и пылью чердаке старого деревенского дома и в гостинице в Гаване, из окна которой набережная Малекон и круглые коко-такси выглядели открыткой годов шестидесятых, с такой влажностью, что след от дыхания на зеркале не сходит минуту, в индийской халупе с окошками без стекол и ставнями, закрывающимися на засов, и тараканами размером с плеер, и в сингапурских пятизвездочных небоскребах, где телевизор был с кровать, а кровать с каток примерно величиной; я жила с мамой, жила одна и жила с любимым, я была безвестна и мучима тщеславием - и выходила на сцену перед десятью тысячами человек, я могла несколько лет учиться на "отл." и уйти, забив на свой красный диплом, я годами болела и гнила от невзаимности и сама читала, преисполняясь жгучего стыда, онегинские отповеди тем, кого не любила в ответ, я едва доставала матери до колена, а потом переросла ее, такую громадную, на полторы головы, я училась ползать, читать по слогам, держать вилку и нож, прыгать через скакалку, делать шпагат, рисовать акварелью, углем и сангиной, петь по нотам с листа, как за первое, так и за второе сопрано, говорить по-английски, не окаменевать перед камерой, сажать параплан, поворачивать на скутере на сто восемьдесят, не ставя ногу на асфальт, разбирать сотни графических эскизов по композиционным циклам, делать сальто назад под водой и зажигать спичку по-гусарски, одной рукой, тремя пальцами зажав коробок, а двумя чиркая спичкой; у меня была коса до попы, которую не держали никакие заколки, и колючий выбритый затылок, я была тощей и толстой, очень старой в двенадцать и совсем юной в двадцать три, я давала воображаемые интервью в семь лет, сидя в ночнушке, часами, пока мама не приходила, и настоящие по телеку, и это иногда было почти так же интересно, как в детстве; я была всю юность распинаема боевыми товарищами за низменное пристрастие к написанию стишочков, а потом играла спектакль по собственным текстам в лучшем театре Москвы; я была нища и ходила ночью домой пешком от Театральной до Сокола, потому что не было денег на такси, и я могла написать смс "шесть тысяч гривен за то, чтобы ты завтра со мной пообедал" (она осталась без ответа; когда я потом спросила, почему, мне ответили: "Я ждал, что ставки будут повышаться"). Мне всю жизнь шили какое-то гнусноватое вундеркиндство, трагедию и обещание невероятных результатов, и вот теперь наконец я заслужила роскошь выбыть из гонки, снять шлем и куртку и сесть на песочек потупить на закат.

Утром пятого марта я открыла ворота своего гестхауса в Гокарне, и маленькая белая машинка с надписью "tourist vehicle" въехала во двор, и из одной дверцы вышел мой улыбающийся мальчик, а из другой моя мама, и кто был так богат в двадцать пять - с мамой, любимым и друзьями, в Индии - тому не требуется более итогов и доказательств.

А. привез две бутылки шампанского, и через шесть часов мы сидели ввосьмером на берегу в ряд перед заходящим солнцем, как президиум, передавали запотевшую бутылку асти мартини и отхлебывали по глотку. От нас расползались длинные косые тени, мы смеялись и морщились, когда пузырьки давали в нос.

Я всю зиму писала списки "успеть до 25", тряслась, гундела и по тысячному разу регистрировала, разбирала и раскладывала воспоминания, пытаясь узнать, помнит ли кто-нибудь еще то, что помню я, словно готовясь подробно и при свидетелях отвечать на суде об использовании всех предоставленных мне ресурсов и возможностей, заранее жарко отрицая проебанное; но никто опять не пришел с повесткой, и это значит, вероятно, что они меня простили - или не существуют. Кажется, будто сумеешь расплатиться за все, как можно точнее формулируя, теснее пакуя происходящее в матерчатые сумки и дощатые ящики слов, как будто жизнь можно представить товарным поездом с такими ящиками; пока вдруг однажды не осознаешь себя придурком, пытающимся поймать в свою прыгающую пластиковую бутылочку весь Ниагарский водопад, и не бросаешь к черту это занятие. Тогда начинает нравиться просто ехать - чувствовать, как дорога продевается сквозь тебя, как река, и смыкается позади, а не скрежещет, не сминается и не рвется кассетной пленкой оттого, что ты пытаешься все время остановить ее, смотать и запомнить. Кто вас знает, зачем вы друг другу. Может, ты игла, а она пластинка; чем легче скользишь, тем чище музыка.