Serguei Parkhomenko Голосов: 1 Адрес блога: http://cook.livejournal.com/ Добавлен: 2007-11-29 01:40:20 блограйдером Lurk

Стратегия свободного выбора

2012-12-06 14:07:55 (читать в оригинале)


Фото: Сергей Мелихов

Удивительное, если серьезно говорить, получается рондо. Я единственный раз за этот Большой Протестный Год выступал на митинге: это на первой Болотной было, 10 декабря (потом еще раз оказался в марте на Новом Арбате ведущим, но это совсем другая работа). И когда вышел к микрофону, на глаза стотысячной толпы, вдруг обнаружил у себя прямо в мозгу выплывшую откуда-то из глубины фразу Кароля Войтылы, папы Иоанна-Павла Второго. Он однажды, в важную очень минуту, сказал, обращаясь к братьям-полякам, просто - «Не бойтесь!».

Вот и я со сцены Болотной о том же заговорил.

И теперь, чувствую, пора сказать товарищам, с которыми мы оказались вместе, занятыми общим делом в яростную и жаркую минуту начала зимней протестной эпопеи: не бойтесь и вы. Именно теперь-то - как раз и не бойтесь.

Как вы думаете, почему на нас теперь с таким воем и грохотом бросились люди, утверждающие, будто это мы их лишили самого ценного и радостного для них уникального шанса: разбить чужие – не свои же, в самом деле! - головы о стены зданий ЦИКа, Думы, Администрации президента, Кремля, наконец?..

Начал эту песню Лимонов, а продолжили еще десятки глоток  других, менее заслуженных перед российской словесностью и мировым революционным движением, самопровозглашенных погонщиков человеческих стад: увели, дескать, угнали, украли у нас что-то самое важное и дорогое. Что украли-то? Ах, вон в чем дело: «протест» увели, «людей» угнали.

А что же это за люди такие, которых можно было как стадо, бессловесное и безмозглое, по уверенности Лимонова и прочих таких же, гонять туда и сюда? Что ж это за протест, который у революционера можно увести из-под носа, как мерина от ярмарочной коновязи? Молчит. Сопит чего-то невразумительное. А потом опять на тот же истошный крик срывается, все по кругу, как механическая сирена на учебной тревоге: угнали!!! украли!!! увели!!! у меня-яя!!!

Причем, посреди своего крика они время от времени путаются и в мотивировках, и в претензиях, и в показаниях. Что в данном случае похитили и у кого? Это их самих увели у кого-то? Или это, наоборот, у них увели кого-то третьего? Они были объектом или же обладателем злодейски угнанного политического «имущества»?

Зачин у всех у них их более или менее одинаковый. Не уведи, дескать, в самом начале протестной поры вы, проклятые, с прекрасной площади Революции в ужасную ловушку Болотной всех… (вот именно тут, впрочем, начинается путаница: то ли «нас» увели, то ли «у нас» увели) - и мы бы!.. мы бы… эх, мы бы!!! Дальше фантазия разыгрывается всякий раз по-новому. И начинается сладострастное перечисление взятых штурмом и разгромленных госучреждений; добытых под ударами народной стихии удивительных и экзотических политических решений, реформ и привилегий; и наконец – самое заветное – список должностных лиц, брошенных с раската на позор и разграбление исполненной гнева и презрения революционной массе. Распаленное воображение рисует всех этих пленников восставшего народа в самой жалкой позиции: в тот сладкий миг, когда они подвергаются необычным, иногда комическим, но чаще по-звериному серьезным экзекуциям в широком ассортименте – от задавания прямо в лоб нелицеприятных вопросов, насчет допущенных служебных преступлений, до растерзания разъяренной толпой на тысячу маленьких носовых платочков.

И что же, мы с вами должны к этим фантазмам относиться серьезно?

Да, несомненно, должны. А как же?

Потому что на общий вид – да: эта довольно жидкая толпа «отчаянных храбрецов по переписке» в массе своей состоит, конечно, из бессмысленных и безвольных пустопорожних трепачей. И они действительно оказываются совершенно обескуражены простым вопросом: отчего же вы все так легко, охотно, радостно отказались от вроде бы давно выношенных революционно-штурмовых фантазий ради возможности быть угнанными, как сами себе жалуетесь, к дальним и мирным митинговым пастбищам?
Но ведь и несколько хладнокровных подлецов с остановившимися пустыми глазами в этой среде найдутся, совершенно неизбежно. Слава богу, чужими жизнями они обычно все же не способны распоряжаться. Сознание их, конечно, покорежено беглым, недобросовестным чтением случайного набора безграмотных агрессивных текстов. Головы заполнены неопрятными массами разрозненных полупереваренных сведений. Но безумие все-таки не настолько глубоко поразило их, чтобы мечтать о настоящих трупах.
А вот поиграть чужой свободой, чужими репутациями, лучше даже чужими судьбами целиком, - это они с готовностью, с наслаждением.

Знаете, за что именно мы с другими участниками «организационно-переговорного процесса» так выкладывались тогда, год назад, в декабре?
Объединение организационных сил состоялось, как теперь многие знают, уже 7 декабря, когда работать вместе договорились активисты и лидеры «Солидарности», привычно действовавшие на виду, на поверхности, - и «медийная группа», занятая агитационной работой, главным образом в Сети, в разных Фейсбуках и Живожурналах. Каждый на своем месте и при своем деле, конечно: одни – разворачивая техническую, практическую подготовку митинга; другие – в ожесточенных переговорах с полицией и властями города об условиях проведения массовых протестных событий; третьи – употребляя все свое влияние, авторитет, используя круг общения, дар убеждения на то, чтобы с трудом добытые решения оказались реализованными, а перед этим – попросту известными всем и ясно всеми понятыми.

Задача для тех переговоров была поставлена самая сложная: добиться не простой замены одной «площадки» на другую – пусть даже меньшей на гораздо большую, – а открыть будущим участникам протеста максимальный выбор возможностей. Только в этом случае можно было быть уверенным, что ни у кого не возникнет искушения воспользоваться чужим доверием, чужой неопытностью, чужой растерянностью. Каждый сможет выбрать для себя тот образ поведения, то место в протестном «строю», ту глубину погружения в события, которые посчитает для себя возможными. И никто не окажется ни в чьем «стаде», никто не станет ни чьей игрушкой, ни чьим орудием.
Давайте еще раз вспомним конеретные обстоятельства «преступного сговора о переходе на Болотную» и отдадим себе отчет в том, что они означали на практике.
Когда стало ясно, что ситуация развивается по совсем непривычному сценарию, и счет участников будущего митинга 10 декабря следует вести на десятки тысяч, у организаторов на руках имелось согласованное уведомление о проведении мероприятия, численностью ТРИСТА человек, на площади, которая заведомо не вмещает тысяч, скажем, больше десяти. Плюс всем известные милые подробности: московские власти не собираются перекрывать движение по Театральному проезду, зато пытаются занять как можно больше пространства любыми помехами для митингующих – разрытыми коллекторами и строительной техникой, какими-то дурацкими ледяными горками и преждевременными новогодними декорациями. Полиция, в свою очередь, надумала блокировать площадь по периметру грузовиками: чтоб сверх разрешенных 300 человек – ни души, и чтоб потеснее, пожестче вышло.

А самое-то опасное вот что. Полицейские и омоновские начальники, совершенно сбитые с толку и уже сильно перепуганные разворотом событий на Чистых Прудах, полны были решимости «уж как-нибудь справиться» с толпой, ни размера которой, ни настроений, ни мощи они вообразить себе не могли. Для того, чтобы начать переговоры, пришлось предпринять немало усилий, чтобы развеять эту упертую решимость целой компании военных и штатских чиновников. Именно эта их самоуверенность и содержала в себе максимум риска: что бы такое у них получилось лицом к лицу с такой массой людей – неизвестно, но само намерение «как-нибудь попробовать» было совершенно безумным.

Потребовалось дать им ясно понять, что безопасность и неприкосновенность людей, приходящих на площадь, это не предмет торга, не чья-то там просьба, которую можно удовлетворить, а можно и проигнорировать, а прежде всего их собственная, чиновничья, проблема, предмет их собственной, чиновничьей, ответственности. Случись кровь – она будет на них, и поэтому им не сопротивляться нужно, а соглашаться на любые условия, которые снижают риск насилия. Ну, и держать своих подчиненных в жесткой узде: чтоб у кого-нибудь не дай бог нервы не сдали…

В итоге, после ожесточенных споров было получено флрмальное предложение от мэрии, которое, вопреки почти всеобщему нынешнему заблуждению, ВОВСЕ НЕ ОТМЕНЯЛО СТАРОЕ. Оно было подписано в качестве дополнения к уже имеющемуся.

То есть формально подтверждены оказались все три возможности, на выбор:

1) кто хотел все равно прийти на первоначально согласованную точку митинга (как и поступил Лимонов со своими немногочисленными янычарами) – мог на нее прийти, не рискуя попасть ни под разгон, ни под избиение, ни под давку;

2) кто хотел прийти на вновь согласованную новую точку митинга - мог участвовать в митинге там, причем согласованная численность увеличилась В СТО РАЗ - до 30 000 человек - и были получены гарантии, что никто не станет ограничивать вход, если придет больше (как и произошло в итоге);

3) и наконец, кто хотел прийти на точку №1 и перейти на точку №2, - получал и такую возможность, вместе с уверенностью, что по пути этого перехода никто никого не тронет, никто никому не помешает и никто ни к кому не будет иметь никаких претензий…

И главное – каждый получает возможность всё решить за себя сам. Каждый выбирает, куда ему тут и зачем ему. Каждый может осмотреться, определиться и найти себе место так, чтоб никто, по собственному усмотрению и против его воли его не “гонял” с места на место, и никто не пытался проломить кремлевскую стену чужими телами.

А теперь попробуйте прикинуть сами, кто и за что именно нам не может теперь простить этого перехода 10 декабря. Перехода не с одной площади на другую, а с режима тоталитарного принуждения, которое казалось адептам «стенобитного протеста» идеальным способом утверждения своего лидерства, своей власти в их маленьком мирке насилия и агрессии. Они рассчитывали на неразбериху, на давку, на растерянность людей, впервые участвовавших в протестной акции и не понимающих, как себя здесь вести, чем и как можно рисковать, а чего следует опасаться.

Они рассчитывали, попросту говоря, употребить людей, пришедших на площадь Революции, втемную.

Не дали мы им. Вернули ситуацию к «свободному положению», - когда каждый разумно и зряче определяет, зачем он здесь и где разумная мера его сил.
Получается, что и в основе этого протеста лежал все тот же выбор: между насилием и свободой. Между рабским послушанием и волей. Мы этот выбор сделали моментально – и можно сказать, инстинктивно, отдавшись ясному, неоспоримому пониманию истины момента.

Но немало вокруг нас людей, которые теперь, когда ощущение резкости и определенности этой дилеммы притупилось, стали в этом выборе сомневаться. Они отчаянно спорят, кто здесь кого перехитрил, наполняются ядом недоверия и подозрений друг к другу, нервничают, обнаружив за простыми, как казалось вчера, ситуациями, чьи-то мрачные тени, знакомые силуэты и оттопыренные уши.

А вы, дорогие друзья, что рассчитывали там, в глубине, увидеть? Лебединые крылья, распростертые над натруженными лысинами городских чиновников и полицейских генералов? А вместо них, путинские уши торчат, ах, какая неожиданность. Напугались? Ну да, Громов, явившийся на Тверскую – проведать своего здешнего протеже вице-мэра Горбенко. Так не Марину Чубкину ж было им присылать, чтоб она всех там стихами зачитала до полусмерти…

Не смущайтесь, коллеги. Правильную мы с вами тогда поставили себе задачу, и сил у нас с вами хватило, чтоб добиться своего. Мы же с вами это всегда знали: свободу, и в том числе свободу человеческого выбора, - в самых неожиданных обстоятельствах, споря с самым неожиданным противником, приходится отстаивать заново. Даром свобода не достается никогда. Ни на какой площади она не валяется. Правда же?