Кукушка хвалит петуха
2011-10-28 01:27:02 (читать в оригинале)
Задали нам по отечественной нашей литературе написать очерк о своем друге. Причем не просто очерк, а такой, чтобы он соответствовал выведенным на предшествующей лекции канонам, по которым их писал Горький. В общем, мы с Янищем, не долго думая, пожали друг другу руки и решили писать друг о друге. Прискорбный итог, к несчастью, так и не увидел свет, потому что преподавательница почему-то на следующей паре не спрашивала, а напоминать мы тактично не стали. Однако обе пробы пера я выложу здесь и для вас. По очереди: сначала Янкина обо мне, затем - моя о ней.
Светка с Лиговки
Мы познакомились три года назад, и, кажется, мое внезапное желание подружиться вызвало у нее тогда недоумение. Чутье не обмануло: это был человек с безуминкой, которой не хватает миллионам людей. Человек, который без устали удивляет всех окружающих, в том числе и меня.
Она не сразу впустила меня в свой мир – она из тех, у кого друзья должны быть лучшими – или не быть совсем. Друзья – вторая важнейшая часть ее жизни. Первую зовут Антон.
«Если бы мне нужно было умереть ради него – я бы не раздумывала» - призналась она однажды. – «Если бы его не стало – не стало бы и меня». Я знаю, что за этими словами стоит неугасимая любовь, успевшая пройти немало испытаний, неколебимая верность и героическая самоотверженность. Никто не имеет в ее жизни такого значения, никто не изменил ее так сильно, никто не вызывает в ней и сотой части тех светлых чувств, которые вызывает в ней ее любимый. Я искренне преклоняюсь перед их силой, перед этим святым всепрощением и бесконечной нежностью.
Другая часть ее жизни – мы. В компании Света всегда оказывается в центре внимания, создавая вокруг себя невероятные курьезы и притягивая странные происшествия. Ее непринужденность делает спонтанно создающиеся забавные ситуации еще милее. Когда на столе вдруг оказался стаканчик с… колбасой, Света без тени смущении сказала: «Ну, просто я хотела посмотреть, разрежет ли стакан колбасу».
Трудно найти более понимающего и понятливого собеседника. Вообще, редко встретишь такое искреннее переживание, такое желание и умение помочь. Если Света выбрала кого-то своим другом, то – я уверена - она шагнет в огонь, если это потребуется другу. Иногда я чувствую себя ее дочерью, страдающей от какой-то глупости и находящей спокойную, тихую и надежную поддержку в лице Светы. Может показаться странным – при всех ее увлечениях, склонности к авантюрам – но она удивительно
уютный человек. Хотя чаще я вижу, как сильный ветер треплет ее волосы, ей больше идут домашние вечера в теплой кухне с лампой с зеленым абажуром. Несмотря на «боевой» стиль одежды и желание спрятать свою мягкую натуру, она удивительно женственна.
Нельзя представить Свету в любом другом городе, кроме Питера. Нет, не Петербурга – именно Питера, с его пыльной старинной архитектурой, замызганными дворами, дождливой романтикой, ржавыми крышами, тусклым блеском купола Исакия и улочками, которых нет на карте. Я знаю – она никогда не бросит его, не сможет вырвать его из своего сердца. Питер – часть ее «я», и чувства ее к городу – чувства даже не патриотические, а сами собой разумеющиеся, без налета самолюбования. Она дышит Питером, и это не просто слова.
Светино чувство собственной самостоятельности иногда ставит в тупик. Когда ей срочно понадобились деньги, а заработать она их не могла физически, она отказывалась принимать деньги и от Антона, и от друзей, и даже от родителей: «Не маленькая уже, сама как-нибудь». С одной стороны, полагаться на себя – похвальное свойство, с другой – неприятное тем, кто действительно хочет и готов помочь.
Самые потрясающие черты Светы, говорящие о свободе ее личности и силе характера – это нетерпимость к глупости и острое неприятие неискренности. Она очень крепко привязывается к людям, но единственные вещи, способные ее по-настоящему отвратить – это глупость и лицемерие. Из-за этого у нее остался довольно узкий круг людей, не потерявших ее доверия и уважения, и эта черта тоже кажется мне ценной – она не копит в жизни неприятных знакомых, не пытается нравиться и устанавливать зыбкие лживые отношения. И ей по-настоящему наплевать, что о ней думают «остальные» - главное, чтобы Антошка был счастлив и друзья не горевали.
Мне стыдно, что про меня Света написала аж три страницы, а я с трудом доползла до второй – чего у нее предостаточно, так это легкости письма и ставшей уже легендарной неспособности писать кратко. Наверно, в будущем она будет получать больше, чем я.
Осталось добавить, что я никому не желаю дружбы со Светой, потому что не хочу делить почетное звание Светиного друга с кем-то еще, кроме уже имеющихся товарищей по счастью. Я многим ей обязана, и вот уже три года не принимаю важных решений без ее совета. Я рада, что в моей жизни есть такой уютный, светлый, мечтательный и немного циничный, искренний и очень забавный человек.
Яна
Удивительный в тот день закат раскинулся над ржавыми крышами Лиговки. Часто повторяющийся на картинах художников, но от того не менее захватывающий дух пейзаж – какое-то нереальное, почти оранжевое небо, раскаленный шарик солнца и идеальный, темный и массивный силуэт города под ним. Моя подруга стояла спиной ко мне и смотрела на него, так что представлялась мне тоже силуэтом, и только сквозь видимое с моего ракурса стекло очков отблескивал луч света.
В тот момент я внезапно вспомнила, как мы с Яной познакомились. Это произошло в университете, на первом курсе, когда рука неведомого работника деканата вписала нас в одну группу. До этого мы с ней никогда не виделись, хотя многие потом были уверены, что мы дружили еще со школы. Страшно подумать, но с первого взгляда меня Яна слегка напугала. В те времена она носила темные одеяния, выглядела сурово и неприступно, говорила то тихо, то слишком громко. Она почему-то ассоциировалась у меня с чем-то черным и пронзительным, точнее я тогда сформулировать не могла. Потом мы начали с ней общаться, садились вместе на пары. А дальше я не помню. Дальше мне начинает казаться, что Яна на самом деле была всегда, потому что момент, когда наше общении е переросло в крепкую дружбу я вспомнить не могу, как не стараюсь. Память услужливо подсовывает мне самые разнообразные моменты наших с ней совместных приключений. Я вспоминаю, как мы на скучных парах рисовали комиксы, как впервые проникли вместе на охраняемую территорию заброшенного двадцать лет назад и ныне обрушающегося здания, сколько часов провели в универских столовках в обеих корпусах, вспоминаю фенечки, которые мы синхронно, не сговариваясь почти одновременно выучились плести, как мы с ней открывали вместе этот город… Все перечислять устанешь. В общем, Яна – это что-то очень большое и глобальное в моей жизни, мало поддающееся описанию длинной в пару абзацев.
Из омута воспоминаний меня вытащило движение. Янка наконец оторвалась от захватывающего пейзажа и уселась на конек крыши. Вообще, стоит отметить, что крыши всегда были излюбленным нашим способом общения и по совместительству хобби. Никогда для нас с ней не было ничего более расслабляющего и приятного, чем подняться в небо где-нибудь в центре города и посидеть, поговорить – там, где ничего не мешает, а атмосфера во всех смыслах располагающая. Да и незначительное нарушение городских законов приносили в эти посиделки особую перчинку.
- Слушай, - спросила наконец я. – Тебе не кажется, что мы дружим как мужики, а не как девушки?
- Это как? – заинтересовалась Янище.
- Ну смотри. Мы не ходим вместе за шмотками…
- Зато гады (тяжелые военные ботинки – прим. автора) мне вместе выбирали. Еще за мечом тренировочным, текстолитовым, помнится, вместе ходили…
- Мы не обижаемся друг на друга на всякую ерунду вроде того, что кто-то сходил в кино без кого-то. Не моем друг другу кости за спиной…., - продолжила я.
- Ага, зато честно и неприкрыто иногда говорим: «Извини, но ты дура». – засмеялась Яна. – Но в целом ты права. У нас дружба скорее мужская. Мы даже не чмокаемся в щечку при встрече, как гламурные фифы, и не даем ложных обещаний вечной верности. Зато и без них можем друг на друга положиться. Помнишь, например, как ты с другого конца города приехала, чтобы меня за шиворот ко врачу отвести, а я отчаянно сопротивлялась?
- Ага! А как ты мне чуть последние деньги одолжила на концерт «Крематория». А потом… - Тут я пустилась в долгие и довольно личные воспоминания, в которых фигурировали наши совместные похождения, порванные на груди последние рубахи и чудом спасенные жизни. Закончила на более печальной ноте. – А вообще мне кажется, что женской дружбы не существует.
- Я согласна, - подтвердила Яна. – Если под таким углом смотреть, то действительно. Дружба бывает только мужская. Просто иногда так бывает, что она случается между женщинами. Все эти девочки-подружки, чья привязанность друг к другу держится до первого парня, которые в глаза улыбаются и называют друг друга мерзкими словами вроде «любимка», «пуська» и подобными, а за глаза потом сплетни распускают… Это мерзко.
- Вот уж точно. Как я рада, что мы с тобой сошлись в этом вопросе. А то когда я задвинула подобный тезис своей бывшей подруге… В общем, мы до сих пор не общаемся.
Да, Яна всегда понимала с полуслова. И, пожалуй, она – одна из немногих девушек, которой я могла совершенно спокойно задвинуть тезис о том, что женской дружбы нет и получить конструктивный диалог вместо скандала.
Не знаю, почему и когда я стала называть Яну именем древнего римского божества. Двуликий Янус – что-то в этом есть такое, такое… Такое двуликое и такое Янкино. Впрочем, вскоре оно сократилось до просто «Януса» и привязалось окончательно. Я вытащила из рюкзака термос с крепким сладким чаем и протянула Янусу:
- Будешь?
- Спасибо, - она ухватила гладкую поверхность термоса рукой с острыми когтями и сделала осторожный глоток.
А я задумалась о внешности Янища. Вообще на моей памяти очень редко встречались более яркие и запоминающиеся девушки. Начать с того, что таких волос в мире вообще больше не существует – мне иногда кажется, что они по общему объему слегка превосходят мою подругу. Густые, длиннющие. Помнится, однажды я описывала ее так: «Ну Яна, ты ее знаешь… Куча волос и квадратные очки.» И собеседник сразу понял, как ни странно, кого я имею в виду. Прибавьте к этому остро заточенные длинные ногти и совершенно неповторимый талант одеваться. Яна, сколько я ее помню, обладала удивительным даром подбирать вещи так, что они всегда идеально гармонировали друг с другом и главное – с Яной, так что ее стиль не вписывался ни в какие из существующих рамок, зато являлся ее стопроцентной и прекрасной собственностью.
Мы сидели на крыше и пили остывающий чай. Вкуснее его на холоде напитка нет, а почему – кто знает… Неизвестное науке чайное свойство, наверное.
- А помнишь, - внезапно встрепенулся Янус, - Почти ровно год прошел с нашей первой вылазки в Ломоносов.
Еще бы не помнить. Та кошмарная поездка бесславно завершилась тем, что мы попали под внезапный позднее-осенний снегопад и позорно капитулировали домой.
- Конечно, - сказала я. – Но мне больше нравится вспоминать нашу поездку в Кронштадт. Помнишь ту зиму? Мы еще километра два шли по замерзшему льду залива, чтобы осмотреть древний форт, стоящий на острове…
Я взяла в руки фотоаппарат и сделала несколько снимков. Солнце уже почти закатилось за дома, и напоследок стало большим-большим, и совсем неярким, ни дать ни взять – апельсин гигантский.
Нас с Яной связывает много. Мы вместе учимся, вместе делаем всевозможные творческие проекты, вместе работали когда-то, у нас совпадает 90% интересов, мы обладаем тенденцией совместно влипать во всевозможные истории, достойные публикации отдельным сборником… И при этом я все еще не могу с полной уверенностью утверждать, что знаю этого человека абсолютно и полностью. Яна – одновременно очень закрытый и очень искренний человек. К чужакам она относится настороженно, зачастую попытки познакомиться с ней приводят к длительному измывательству с ее стороны. Но если ее узнать поближе, понимаешь, что это не так. Это человек, открытый миру гораздо больше, чем многие другие, больше других понимающий, много читающий и много думающий, способный испытывать ярчайшую палитру эмоций каждый день. У нее потрясающее чувство юмора, она понимает даже мои глубоко сомнительные приколы, а уж ехидство ее не знает границ. Еще этот человек обладает способностью стукнуть кулаком по столу и с воплем «Вы все идиоты!» взять ситуацию в свои руки и сделать наконец что-то такое, что остальные перестают бегать кругами и паниковать. Многим кажется, что Яна ненавидит людей – и отчасти это так. Она так же, как и я, испытывает ненависть к глупым, пафосным, пустым людишкам, зато умеет испытывать крайнее уважение к тем, кого считает достойным. Внутренний мир Яны и ее внутренняя жизнь окрашена во все цвета радуги и богатство ее трудно вообразить. Но как только ты узнаешь половину из этого, она пугается и закрывается, поэтому многие сокровенные тайны принадлежат только ей. Время от времени я все еще узнаю что-то новое о ней, что меня удивляет, шокирует, поражает. И я уверена, что сюрпризов этих еще много будет впереди.
- Холодает, - поежился Янус. – Давай-ка сматываться, пока не стемнело.
С этими словами она вытащила из кармана фонарик, с которым практически не расставалась, и мы полезли вниз.
- Хорошо погуляли, - подвела итог Яна. – Мне понравилось. Но в следующий раз гулять будем по Васильевскому. Надоела твоя Лиговка – слов нет…
- Тебе лишь бы на Васильевский, - вздохнула я. В нашем жаргоне такое предложение обычно звучало как «Пошли в гости к Василию», но на сей раз почему-то прозвучало почти официально. – Ладно, как скажешь…
Ткнув на прощанье друг друга пальцами – этот дремучий жест родился в нашей компании в такие стародавние времена, что немногие старожилы помнят, откуда он взялся, однако он свято почитается в ней по сей день – мы разошлись в разные стороны.
Если бы я считала это возможным, я рассказала бы про Яну куда более глубоко и лично. Мне кажется, что персона такой глубины заслуживает того, чтобы войти в историю во всей своей красе – но, увы, с этим придется повременить как минимум до момента написания личных мемуаров. Поэтому попридержу пока свои более интересные воспоминания при себе.
