Я всегда говорила, что мне везёт на интересные встречи в жизни. Если помните, я упоминала про чудесную певицу (она же и автор свои песен)  Елену Тальковскую. Мы знакомы уже более десяти лет и я очень рада, что её музыкальная популярность набирает обороты. Концерты стали регулярными и сейчас я хочу пригласить вас на ещё один её концерт.
Музыка, которую она пишет и поёт, пожалуй, не очень подходит под современные определения. Что-то от рок-баллады, что-то от шансона в классическом его варианте, и от романсов, где-то вдруг слышишь джазовые интонации, что-то напоминает хорошую старую музыку. Но отдельно хочу сказать и о стихах - именно стихах, а не текстах как это нынче принято. Потому что даже если убрать музыку, то останется полноценная поэзия. Такое возможно лишь в том случае, когда автор по-настоящему талантлив. И ещё очень важно, что Ляля добрый душевный человек, светлый и чистый. Знаете, я когда её слушаю, у меня ощущение, как будто я взлетаю и где-то парю.
Послушайте,  что она поёт и как она это делает и приходите на концерт. Берите с собой детей всех возрастов, зовите бабушек и дедушек. Потому что это добрая красивая музыка доброго красивого человека.

Концерт состоится 8 марта в 19.00 в КДЦ "Московский". Адрес: Санкт-Петербург, Московский пр., 156, м. Электросила
По поводу билетов пишите мне или в группу в контакте.

слушать песню

Э.В.: Колебался, перепостить этот текст,или нет...И хотя не со всем я согласен с ее автором в оценке Елены Ваенги, и слишком много он пишет о себе - любимом, все же я даю его...Я полюбил  Елену Ваенгу еще до того, когда она стала популярна и люблю многие ее песни до сих пор...

Мне от Лены ничего не надо — ни сожалений, ни раскаяния. Только задаю себе вопрос: почему она сбежала? Таня помогла? Или это сплетни и моя бывшая жена ни при чем?

...Я был не просто ее продюсером — наставником, опекуном, другом. Познакомились мы летом 1999 года на даче у известного композитора и аранжировщика Юрия Чернавского. Задолго до того, как Лена Хрулева взяла сценический псевдоним Елена Ваенга.

Чернавский тогда приехал на месяц из Америки, где жил и работал, снял дом в Барвихе и стал собирать у себя творческий народ. Я тоже был на одной из вечеринок и впервые увидел Лену, с песнями которой был уже немного знаком. Кассету дал старый приятель — звукорежиссер Юрий Андропов. Я руководил компанией «Зодиак Рекордс» и постоянно искал новых авторов и исполнителей. Юра мне в этом часто помогал.

— Песенки, конечно, странные, — сказал он. — Но по-моему, в них что-то есть.

— А кто автор?

— Какая-то девушка из Питера по фамилии Хрулева.

Я прокрутил кассету и был шокирован. На ней оказалось около ста пятидесяти крошечных песенок. Запомнилось несколько смешных строчек: «Я свинка по имени Леночка, живу я в грязной луже, сижу в корыте и ем навоз, и мне никто не нужен...», «Меня волнует один вопрос: зачем Буратине такой длинный нос? И на фиг Мальвине деревянный муж? — Какая же в голову лезет мне чушь!» Впрочем, такими были далеко не все произведения, попадались достаточно глубокие и серьезные. Очевидно, Лена просто не могла справиться с захлестывавшим ее потоком мыслей и образов, но она определенно была талантлива. Я решил с ней познакомиться, и тут у нас случайно организовалась встреча у того самого Чернавского.

Лена мне понравилась: молоденькая (всего двадцать два года), стройная, с очень живым и подвижным лицом. Выражение его постоянно менялось, как и настроение Лены. Она могла шутить и смеяться, а потом вдруг сморщиться, сделать брови домиком, словно собираясь заплакать, и через секунду расхохотаться как ни в чем не бывало. Я даже засомневался: стоит ли связываться с такой эксцентричной особой, а потом пришел к выводу, что все эти перепады настроения — просто актерство. Лена работала на публику, проверяла реакцию. Зато когда она взяла в руки гитару и запела цыганский романс, театральность ее поведения, не совсем уместная в обыденной жизни, стала абсолютно естественной. Вокалисткой Лена, на мой взгляд, была довольно слабой, но от нее исходила невероятная энергия. Оставалось только направить ее в нужное русло.

Мы обменялись телефонами и через пару дней встретились в моем офисе. Лена пришла с мужем — Иваном Матвиенко. В Барвихе я толком с ним не познакомился. Он держался в тени своей подруги и почти все время молчал. Теперь я видел, что Ваня значительно старше Лены (позже выяснилось, что ему тридцать семь) и что он ее абсолютный антипод: тихий, немногословный, неброский. Матвиенко был в джинсах, темной майке и незамысловатой кожаной куртке. Лена нарядилась как цыганка — в цветастую юбку и яркую кофту. На голове был платок, в ушах — серьги кольцами.

Полярность Лены и Вани была явным плюсом для меня. «Хорошо, что рядом с этой экспансивной женщиной есть такой спокойный и сдержанный мужчина, — думал я. — Он будет гасить ее эмоциональные всплески и облегчать работу».

Договорились мы сразу. Я предложил сделать из Лены звезду, а она должна была перебраться в Москву, чтобы готовить материал для первого альбома. С нее причитались песни, с меня все остальное — квартира, студия, раскрутка. У Лены горели глаза. Она слышала о том, что я «сделал» певицу Каролину и раскрутил Трофима, и верила, что со мной ее ждет успех.

В тусовке все знали: до встречи с Разиным Трофимов был человеком, творчество которого не воспринимали всерьез, коммерции в нем не было. Теперь же стал заслуженным артистом России и настоящей звездой российского шансона.

Работа с Сережей была одним из самых ярких этапов моего «славного пути», который начался в конце восьмидесятых в группе «Мираж»...

В шоу-бизнес я попал благодаря родной сестре Светлане Разиной — солистке легендарной группы. Летом 1988 года она предложила стать ее... телохранителем. С одной стороны, охранник в «Мираже» был не лишним. На гастролях часто возникали неприятные ситуации, которые я мог бы легко уладить: с детства занимался карате, а потом, уже в армии, преподавал рукопашный бой в Фергане солдатам, которых готовили к службе в Афганистане. А еще Свете наверняка хотелось подтвердить свой звездный статус наличием личной охраны, показать, чего она добилась. В любом случае — сестре спасибо!

Возможно, если бы не серьезная травма колена, закончившаяся удалением мениска, я бы пошел по спортивной стезе. Мне сулили блестящее будущее. До черного пояса не дотянул совсем немного. Карате пришлось бросить, но благодаря спорту я обзавелся очень авторитетными и влиятельными друзьями.
 

Сначала занимался в Бирюлево, где жила наша семья, потом перебрался в Орехово-Борисово, и там моим тренером стал Сергей Иванович Тимофеев — в будущем знаменитый в криминальных кругах Сильвестр. Он был прекрасным тренером и настоящим другом. За своих всегда стоял горой и пользовался огромным уважением и братвы, и силовиков, которых тоже тренировал.

Летом 1988 года у «Миража» был концерт в парке на Борисовских прудах, и я позвонил друзьям-спортсменам: «Обязательно приезжайте». Они подкатили прямо к сцене на шикарных машинах — человек двадцать, не меньше, все с букетами метровых роз. Был и Сильвестр, и его близкий друг Володя Владимирский, тоже меня тренировавший. Сестра моя потом еще долго вздыхала: «Какой мужчина! Просто Джеймс Бонд!» Спустя несколько лет Вовину фамилию прославила его бывшая жена — певица Светлана Владимирская. Многие наверняка помнят ее хит «Мальчик мой». А тогда ребята вынесли на руках со сцены нашу Свету. Она была в восторге...

Тем летом я встретил свою первую и настоящую любовь, которая впоследствии стала не только моей женой, но и одним из самых моих оригинальных и успешных продюсерских проектов. В истории моих взаимоотношений с Леной Хрулевой она тоже сыграла свою роль. Почти каждый вечер мы с ребятами собирались в одном из тихих московских двориков. Играли в домино, волейбол, отдыхали. Однажды в нашей мужской компании появилась симпатичная молодая женщина с двухлетним сыном Артемом, Таня Корнева.

Татьяна мне сразу приглянулась — светленькая, модненькая, сексуальная. В свои двадцать пять она казалась совсем девчонкой. Мне тогда было двадцать два. Я серьезно влюбился. Но Таня была замужем, и мне не хотелось осложнять ей жизнь. Она и так складывалась не очень счастливо. Муж Тани Михаил, с ее слов, любил выпить и, подпив, ревновал, угрожал ей и распускал руки.

Татьяна меня выделяла. Наверное потому, что я был неженатым, спортивным и состоял в родстве с известной артисткой, а еще ходил с палочкой после операции на мениске. Сама она не работала, занималась домом и ребенком. Мы часто сидели во дворе и разговаривали.

Как-то вечером, возвращаясь домой, я вошел во двор и обомлел. У Таниного подъезда стояла «скорая». Рядом толпились наши ребята, испуганные и растерянные. Я заволновался: что случилось? Оказалось — умер Танин муж.

Как потом рассказывала Татьяна, Михаил выпивал с двумя приятелями. Таня была дома, Артем гостил у бабушки. После нескольких стопок муж стал бросаться на Татьяну, угрожая ножом. Друзья с трудом оттащили его и увели в другую комнату. Там между мужчинами произошла ссора. Миша упал, ударился головой об угол кровати и умер. Сам ли он упал или кто-то помог — осталось неизвестным. Милиция разбираться не стала, сочла происшедшее несчастным случаем.

Тело еще сутки лежало в квартире, почему — уже не помню. Таня не могла там оставаться. Пошли к моему соседу Сашке. Он был рад помочь Татьяне, но она в ту ночь так и не сомкнула глаз. Хозяин довольно долго сидел с нами на кухне, а потом не выдержал и лег спать. Мы разговаривали и пили чай до самого утра. Когда Михаила увезли, Таня на какое-то время уехала к маме в Тушино. Я очень скучал по ней. После возвращения Татьяны мы объяснились и очень скоро стали жить вместе. Наш брак продлился шестнадцать лет.

Моим родителям не понравилось, что я связал судьбу с женщиной, у которой есть ребенок. Но я их не слушал. Таня долгие годы была моей единственной женщиной, я ее очень любил. А к Артемке относился как к родному сыну. В июле мы вместе отметили его день рождения. А в августе я отправился на первые гастроли с группой «Мираж».

Они проходили в Рязани, и «звезды эстрады» — смешно сказать — ездили туда на электричке. Тогда все было запросто, без понтов. За три дня «Мираж» дал шесть концертов. Мне как охраннику заплатили сто пятьдесят рублей — по четвертному за каждое выступление. Я был на седьмом небе от счастья. До прихода в группу работал заместителем начальника цеха на заводе «Огонек» и получал сто тридцать рублей в месяц. А в «Мираже» заработал сто пятьдесят за три дня. Так началась «моя жизнь в искусстве». И вскоре трясина шоу-бизнеса засосала меня со всеми потрохами...

Сначала я переквалифицировался в клавишники, благо умел играть на пианино, потом красил колонки, занимался конферансом и продавал фотографии и наконец задумался о создании собственной группы. Перед глазами был пример Ромы Жукова, тоже начинавшего в «Мираже». Он записал сольный альбом и организовал свой коллектив. Я ушел к нему и, стоя за клавишами, думал о своем собственном проекте. Так у нас с Володей Воленко, одним из музыкантов «Миража», зародилась идея группы «Божья коровка». Я стал ее продюсером и вторым вокалистом, а Воленко — автором, вокалистом и аранжировщиком. Через несколько лет песня «Гранитный камушек» звучала на каждом углу.

Судьба ко мне явно благоволила. Сначала прямо на улице, на стоянке такси, я чудесным образом познакомился с Юрой Андроповым, работавшим на студии звукозаписи, — тогда их было наперечет. Ловил такси с «Ямахой» под мышкой, торопился на самолет. Тут подошел парень, кивнув на инструмент, спросил: «Ты что, музыкант?» Разговорились, и выяснилось, что он работает звукорежиссером. Я записал его телефон прямо на коробке своей «Ямахи». Вернулся с гастролей, позвонил, и понеслось...

Потом объявился одноклассник Серега Туманов, с детства баловавшийся сочинением песен. Так все и срослось: и студия нашлась, и материал. Спела его девушка Люба, работавшая в бухгалтерии одного из заводов, — приятельница автора. Альбом я отнес на студию «Звук» и отстегнул приличную сумму — восемьсот рублей, чтобы его распространили по регионам.

Через пару месяцев песни группы «Каролина» (так я назвал свой проект, никакой группы в помине не было) крутили на всех дискотеках. Мне стали звонить из разных городов и предлагать концерты, вот только ехать на них было некому. Люба не собиралась уходить из бухгалтерии. Поразмыслив над ситуацией, я обратился к любимой:

— Тань, поедешь на концерты?

— А что надо делать?

— Под чужую «фанеру» петь и танцевать.

— А у меня получится?

— Почему нет?! Делов-то.

Время, конечно, было удивительное — эпоха перемен. Оно тасовало людей как колоду карт: одних лишало последнего гроша, а других щедро наделяло богатством и славой. И немногие из этих счастливчиков могли похвастаться какими-то особыми талантами. Чаще всего они просто умели договариваться и оказывались в нужное время в нужном месте. Взять хотя бы одного моего старого знакомого, ставшего известным продюсером. Назовем его N.

Познакомились мы в Бирюлево. Однажды летним вечером шли с Таней в универсам и вдруг увидели молодого человека с виду кавказской национальности — в костюме, клетчатой шляпе с короткими полями и с пуделем на поводке. Рядом шлепал народ с авоськами, в трениках и тапочках, и он в своем пижонском прикиде был похож на инопланетянина. Умирая от любопытства, я спросил:

— Слушай, парень, ты случайно не из шоу-бизнеса?

— Да, — очень важно ответил он.

Так началась наша дружба. N было двадцать — двадцать один. Он жил в Бирюлево с женой. В Москву приехал из Махачкалы в четырнадцать лет. Грезил о сцене, пытался поступить в театральный, стать эстрадным артистом. Даже выпустил кассету и плакаты с собой, любимым, все в той же клетчатой шляпе. Один из них (уж не знаю, каким образом) разместил в салоне автобуса № 221, курсировавшего от Бирюлево до Каширки. И часто в нем ездил, позируя на фоне собственного изображения. Проверял: узнают или нет? А что, маркетинговый ход был простым и гениальным.

Артистическая карьера N так и не сложилась, пришлось переключиться на административную работу. Он организовывал чужие концерты, а одно время даже был директором группы «Каролина». Недолго. Мы быстро поняли, что у нас совершенно разные цели, и я нанял другого директора. Активность N просто поражала. Он все время горел безумными идеями.

Однажды предложил создать... «бирюлевскую бригаду». Ну как же — в каждом районе уже были свои бандиты: «солнцевские», «ореховские», «тушинские», «люберецкие» — и только в Бирюлево их не существовало. И N сказал: «Давай наведем порядок в районе. Работа несложная, первое время справимся вдвоем. А «крышей» нашей будут «ореховские». Ты же всех знаешь. Поговоришь с Сильвестром?»

Я обещал встретиться с Тимофеевым. Позвонил, забил стрелку. Услышав, что мы хотим организовать «бирюлевскую бригаду», Сильвестр от изумления вытаращил глаза: «Вы что, больные? Два деятеля шоу-бизнеса решили податься в бандиты? Конечно, запретить я вам ничего не могу. Вы люди взрослые. Только не лезьте в серьезные переделки. Если понадобится защита, говорите, что вы от меня. Я дам человека, он будет вас курировать».

«Куратор» объяснил, что к чему: «Если денег заработаете, с нами поделитесь, отдадите процентов двадцать. Не заработаете — ничего страшного, посоветуемся, как быть». Это была настоящая халява. Откат — всего двадцать процентов! В Сбербанке тогда давали кредит под сто двадцать годовых.

Первого мая мы поехали на первое «дело», в Кунцево. К N обратился за помощью друг. Знакомый кинул его на тысячу долларов. К дому должника мы, «крутые бандиты», подъехали на «Жигулях». Я на «шестерке», N — на «семерке». Он пошел в дом выбивать долг, мне велел оставаться во дворе.

Через десять минут туда влетел милицейский «бобик». Из подъезда вышел N с каким-то гавриком, который оказался тем самым другом, кинутым на штуку долларов, следом — мужик с выпученными глазами. Судя по всему, должник. Он, видно, и вызвал ментов. Они приняли всю троицу в свои объятия и начали разбираться. Я с изумлением наблюдал, как мой «подельник» достал из «семерки» несколько экземпляров газеты, специально припасенной для таких случаев (там была статья о нем), и, тыча в страницу пальцем, начал объяснять:

— Все не так, как вы думаете, мы же известные артисты, вот и статья в газете!

— Ладно, — сказали менты, — поехали в отделение.

N сделал знак: следуй за нами.

У отделения я просидел в машине часа полтора или два. Наконец появился N с тысячей долларов, нашей «добычей». Он всех развел. Должник, вызвавший милицию, не только вернул деньги, но еще и снял с себя золотую цепочку и в качестве компенсации за моральный ущерб отдал кредитору. Тот сказал: «Мне чужого не надо» — и передал трофей N. А он презентовал цепочку ментам. Должника слегка побуцкали за смуту и закрыли на сутки в обезьянник. В тот день я понял: N может договориться с кем угодно и о чем угодно. В этом его сила.

Но вскоре «банда» наша развалилась. Все пошло совсем не так, как мы надеялись, вмешалась милиция, да и навар после окончательных расчетов оказался мизерным. Я позвонил «куратору», сказал, что «бирюлевская бригада» прекратила свое существование, больше мы не претендуем на район.

После этого мы с N выбрали для себя разные цели и разошлись. Через несколько лет он сильно поднялся, стал известным продюсером. Шоу-бизнес сводил нас еще не раз, но говорить о взаимной помощи уже не приходилось. Мои проекты не входили в сферу интересов N. Возможно, я на его месте вел бы себя так же. Кто знает?

Два года мы с Таней успешно гастролировали, а потом началась черная полоса. Популярность «Каролины» упала, с автором первого альбома разругались, и в довершение всего я еще попал на бабки. Друг предложил заработать: продать дорогую вещь, а «навар» взять себе. Меня кинули — вместо денег подсунули «куклу». Я не только не заработал, но еще и остался должен. Мы с Таней продали все, что могли, только нужной суммы так и не набрали. К счастью, удалось взять кредит в Сбербанке под умасшедшие проценты. Но его надо было возвращать. И я стал искать выходы из ситуации.

Обратился к братьям, у меня их пять:

— Нужно быстро заработать.

— Есть хороший бизнес. Технику возить из Сингапура. Бабки найдешь?

— Найду.

— Ну, тогда поехали.

Привезенные телевизоры и видеомагнитофоны в Москве сдали оптовикам и полученную прибыль сразу конвертировали в валюту. А курс за несколько дней со ста двадцати шести рублей за доллар вдруг вырос до пятисот тридцати! В общем, я и кредит отбил, и заработал в три раза больше, чем вложил, в течение недели. Так начался мой новый бизнес.

Два года возил электронику из Сингапура. На заработанные деньги открыл фирму по продаже недвижимости. Дела шли неплохо, но мне не давал покоя наш прошлый успех в шоу-бизнесе. «Тань, — сказал однажды, — может, вспомним былые времена? Запишем какую-нибудь песню, я сам тебе сочиню». Так группа «Каролина» обрела новое дыхание. Таня запела под собственную фонограмму. Мы записали дуэт с модным певцом Каем Метовым (повсюду гремел его хит Position number two), сняли эротическую фотосессию. Компания «Прайд» выразила желание купить альбом «Каролины». Оставалось только его написать.

Пошел к Андропову. «Нет проблем, — сказал Юра. — Я тебе и автора хорошего подогнать могу, Серегу Трофимова. Правда, он запойный». Трофим тогда часто тусовался на студии у Юры и продавал песни за копейки. Его сольный проект не пользовался успехом. Гастролей было мало. Музыка Сереги шла плохо, народ не понимал такое творчество. Послушав песни «Боже, какой пустяк», «Я постелю тебе под ноги небо», «Моя неласковая Русь», я сразу понял: безумно талантливый автор, но работы с ним будет много.

Первая жена Трофима Наташа была женщиной-гренадером, намного крупнее и выше его, и не раз применяла свою женскую мощь по отношению к любящему выпить супругу. Когда мы познакомились, Серега жил отдельно от жены и дочки: Наташа отправила его к маме в Коньково. Едва мы с Трофимом начали работать, жизнь его стала налаживаться, в том числе и семейная с Наташей.

Я спросил:

— У тебя есть продюсер?

— Чего? — хмыкнул Серега. — Кому я нужен со своим творчеством?

— Ну, тогда я готов им стать, но тебе придется «завязать». Давай так: ты кодируешься и начинаем работать.

— А как же я буду сочинять песни? У меня кроме гитары ничего нет. А я ведь еще и аранжировки могу делать! Может, купишь мне клавиши?

На том и порешили. Через три дня Трофим сам позвонил: «Степан, я зашился. Больше не пью». С тех пор он не «развязывал». По крайней мере, я его пьяным не видел. На следующий день привез ему клавиши — самые крутые на тот момент. Серега прямо весь затрясся от радости, когда их увидел. Я сказал: «Пиши от вольного, все подряд. Рано или поздно мы решим, что подходит именно тебе. А пока будем пристраивать песни другим исполнителям».

И Трофим стал писать. Вскоре с моей подачи Александр Иванов спел целый альбом его песен «Грешной души печаль». Они до сих пор популярны. В профессиональных кругах на Серегу стали смотреть с уважением — как на серьезного автора. А он продолжал работать. Написал интересный альбом моей Татьяне, по-прежнему именовавшейся солисткой группы «Каролина». Я ему заплатил пять тысяч долларов — по пятьсот за песню. На сторону — другим исполнителям — мы их продавали за тысячу-полторы и делили деньги между собой.

Благодаря Сереге у «Каролины» появился первый настоящий хит — «Мама, все о’кей». Мы на него сняли клип. Успех был ошеломляющий. Организаторы гастролей рвали «Каролину» на части. В общем, все началось по новой.

С клипом вышла любопытная история, в духе той безумной эпохи. Благодаря моим историческим связям с «ореховскими» у меня был очень интересный знакомый, занимавшийся рекламным бизнесом, Юра Заполь, один из основателей легендарного агентства «Видео Интернешнл» (этот гигант еще только набирал силу). Они снимали рекламные ролики, и я пошел к нему в надежде, что клип нам тоже снимут, причем быстрее и дешевле, чем другие.

— Сделаем, — кивнул он в ответ на мою просьбу. — У меня и режиссер есть, очень неплохой. Тимур Бекмамбетов. Молодой, правда, но снимает классно. Очень занят, чуть ли не живет в студии, но для тебя время найдет!

— А что снимает?

— Да мы зарядили серию роликов для банка. Может, видел? «Всемирная история. Банк «Империал».

— Видел. Круто.

— Клип можно снять в тех же декорациях. Я по дружбе себе ничего не возьму. Только расходы оплатишь и Тимуру денег дашь. Думаю, в десятку гринов уложимся.

Но не сложилось. Клип снимал в другом месте другой режиссер. С готовым роликом я вновь отправился к Заполю.

— Юр, помоги отрекламировать.

— О’кей. Даю тебе скидку девяносто восемь процентов от стоимости рекламы.

С такой фантастической скидкой мы зарядили рекламный ролик клипа по всем каналам. Помню, какую кнопку ни ткнешь — отовсюду несется «Мама, все о’кей, ну на кой нам эти Ю-Эс-Эй». Ведь параллельно шел еще и сам клип. Эта рекламная кампания произвела впечатление даже на фирму «Союз» — крупнейшего продавца музыки в стране. Ребята предложили заняться продвижением их роликов. Юра сказал, что «Союзу» девяносто восемь процентов скидки не даст. «Только» девяносто, чтобы я тоже мог немного заработать. «Видаки» тогда не знали, куда девать рекламное время. Они были практически монополистами. Потом цены, конечно, подняли, а поначалу специально прикармливали шоу-бизнес.

С «Союзом» я учредил новую компанию «Зодиак Рекордс». Проекты пошли косяком, но главными для меня оставались «Каролина» и Трофим. Примерно через полгода упорной работы мы с Серегой наконец нащупали его стиль. Как ни странно, из рокера он превратился в прекрасного шансонье. Дебютный альбом «Аристократия помойки» был создан на тех самых клавишах и записан на студии за три дня. Но появилась новая проблема — ревность. Трофим ревновал меня к Тане, Таня — к Трофиму. Я об этом долго не подозревал. Мы дружили семьями, Серега стал моим крестным и крестным Артема...

Однажды поехали все вместе в цирк на Цветном бульваре — Серега, Наташа, их дочка Аня, я, Таня и Артем. Отправив жен с детьми на представление, мы с Трофимом пошли в кафе. Заказали по чашке кофе, и вдруг он выпалил:

— Степ, а ты вообще долго собираешься Таней заниматься?

— В каком смысле? — опешил я. Трофим сам сделал ее популярной, написав замечательные песни. И вдруг такой вопрос!

— В самом прямом.

— Ну, вообще-то Таня моя жена. А «Каролина» — удачный коммерческий проект. Было бы глупо его закрывать.

— Видишь ли, Степа, если ты продолжишь заниматься Таней, у тебя будет мало времени на меня.

— Почему?

— Я же вижу, она тебе дороже, чем я. Тане ты такой клип забабахал! Мне — нет.

— Но у тебя другая музыка и путь другой! А шансон для радио и телевидения тема просто запретная!

Я еле замял этот разговор. Вечером, уже дома, Таня спрашивает:

— Степа, а о чем вы разговаривали сегодня с Сергеем, пока мы в цирке были?

— Да ни о чем, о музыке, о детях, — говорю я. А сам думаю: «Она что, ясновидящая?»

— У меня такое ощущение, будто вы обо мне говорили. Скажи, ты еще долго будешь Трофимовым заниматься? Ты ему уделяешь гораздо больше времени, чем мне...

Пришлось пережить еще одну неприятную сцену. Так я и лавировал между двух огней, пытаясь угодить и Трофиму, и Тане. Трехлетний договор с Серегой закончился в 1997 году. Мы оба выполнили свои обязательства и не стали его продлевать, сохранив добрые отношения. Что в шоу-бизнесе бывает редко. Обычно «звезды» поливают грязью бывших продюсеров. И те неохотно вспоминают бывших подопечных. Как говорят в нашей тусовке, куда артиста ни целуй, у него везде одно — ж...па.

В 1998 году, накануне кризиса, я взялся за новый проект — Катю Огонек, царствие ей небесное. Почувствовав, что шансон набирает популярность, стал уговаривать жену сменить жанр: «Попсовые певицы зарабатывают на внешности, они должны быть молодыми и красивыми, а в шансоне внешность, как и возраст, по большому счету не имеют значения. Были бы хиты. Ты подумай. Годы-то идут». Таня задумалась. Ей было уже тридцать шесть. Тут песня хорошая появилась — «Красавчик». Нам ее дал Михаил Круг. Он в то время был одержим идеей сделать звезду шансона из какой-нибудь эстрадной певицы и доказать, что этот жанр круче любой попсы. В конечном счете Круг реализовал свою идею с Викой Цыгановой. Но на ее месте должна была быть Татьяна.

Мишину песню записали уже под новым именем — Таня Тишинская. Мы к тому времени съехали из Бирюлево и жили на Тишинке, отсюда и псевдоним. Услышав свою песню в Танином исполнении, Круг предложил ей приехать к нему в Тверь на месяц и записать целый альбом. Таня отказалась. Напрасно я пытался ее уговорить:

— С альбомом Круга ты сразу «выстрелишь». А после его выхода Миша наверняка возьмет тебя на концерты и раскрутит как свой проект.

— Я к нему не поеду. Мне не понравилось, как он на меня смотрит... Слишком нежно. Не хочу, чтобы у тебя потом были с ним проблемы из-за меня.

Бился-бился — не помогло. Не поеду, и все. Наверное, в помощи Круга Таня не нуждалась. У нее и так все было хорошо. Муж-продюсер носил ее на руках, не знал, как ублажить. Хочешь альбом? Пожалуйста. Клип? Легко! Зачем напрягаться и ехать в какую-то Тверь?

Зато когда появилась Лена Хрулева, Таня сразу за нее ухватилась. Поняла, что эта девочка напишет ей хороший альбом. И не ошиблась. У кого-то, наверное, может сложиться впечатление, что с Леной я стал работать исключительно ради жены. Нет, мне были нужны новые проекты для «Зодиак Рекордс», я постоянно искал талантливых людей, в их поиске и заключалась суть моей работы. Тринадцать лет назад основные деньги в шоу-бизнесе делались не на концертах, как сейчас, а на продаже кассет и дисков. Случайно наткнувшись на Лену, я обрадовался: «Интересный автор и поет неплохо. Надо только научить ее правильно обращаться со своим талантом». И мы начали работать...

Я снял ей хорошую однокомнатную квартиру в районе «Щелковской». Лена бывала в Москве наездами: поживет пару недель и уезжает в Питер на несколько дней. В таких случаях мы работали по телефону. Она читала только что написанные тексты, пела, я высказывал свое мнение, вносил правку.

На «Щелковской» бывал часто, и один, и с Татьяной, приводил в гости к Лене артистов и продюсеров. Она любила шумные компании, выпивала наравне со всеми, но головы никогда не теряла. Иногда, правда, начинала много говорить... Все вокруг замолкали и слушали только Лену, она обожала быть в центре внимания. Кстати, несмотря на всю свою общительность, Лена не любила про себя рассказывать — про детство, жизнь. Поговорить — да, а вот распахнуть душу — этого за ней и в юности не водилось. Лена никогда не открывала ни своего прошлого, ни своих планов. Тогда я не придавал этому значения, но не зря говорят: в тихом омуте черти водятся...

У меня осталось видео: мы сидим у нее на «Щелковской» и выпиваем с друзьями. Запись, правда, плохая, картинка все время дергается. Я снимал новой камерой и еще не набил руку, нажимал все кнопки подряд. Так вот Лена в этом фильме — звезда застолья. Поет и играет на гитаре, другим аккомпанирует, произносит тосты, на ходу сочиняет стихи и эпиграммы. И лицо ее светится от счастья.

Когда у Лены не получалось стать звездой застолья, она теряла интерес к происходящему и сбегала — под любым предлогом. Как-то мы с ней ездили в гостиницу «Космос». Там в ресторане у меня была встреча с одним продюсером, и я взял с собой Лену. Все время старался знакомить ее с «нужными» людьми. Надо мной смеялись:

— Степа, ну что ты носишься с этой Хрулевой как с писаной торбой?

— Она талантливая девочка.

— А ты знаешь, сколько таких девочек в Москве? Тысячи. Нет, Степа, у тебя паранойя.

Таня тоже высказывалась в адрес моей подопечной: «Степан, у тебя что, нет жены? С Леной ты проводишь гораздо больше времени, чем со мной! Занимался бы лучше моим проектом. Что получится из этой Хрулевой — еще неизвестно». Устраивать сцены ревности Татьяна не решалась. Я ведь работал на благо семьи.

Потом девушки подружились. Все время что-то обсуждали по телефону, попивали коньячок у нас дома, жгли свечки, гадали. Бывало придешь, а они уже сидят над картами Таро и о чем-то шушукаются. Таня как будто взяла шефство над юной подругой. У Лены близких знакомых в Москве не было, и когда жена продюсера выразила желание с ней общаться, она с радостью согласилась...

В «Космосе» мы чинно ужинали и вели деловую беседу, и у Лены не было возможности исполнить что-нибудь под гитару или каким-нибудь другим способом привлечь к себе внимание. Чисто по-женски она этого продюсера не зацепила. И вот я вижу, что девочка моя вдруг сникла, побледнела. Губки дрожат. Спрашиваю:

— Леночка, что случилось?

— Не знаю, Степа. Ужасно кружится голова. Пожалуй, мне лучше уйти.

— Куда же ты пойдешь в таком состоянии? Давай я тебя провожу.

Извинились и покинули зал. Мне пришлось подыграть «больной». Если бы она удалилась в гордом одиночестве, это выглядело бы странно.

Лена — увлекающаяся натура. Это проявлялось во всем, даже в мелочах. Вообще она была вся в творчестве, но если загоралась какой-то идеей — обновить обстановку, приготовить необычное блюдо, то могла с необыкновенным пылом заняться уборкой или готовкой. Приходим как-то к ней с Таней. «Ой, ребята, — говорит Лена. — Меня такой салат научили делать! Просто объедение! Сейчас быстренько сварганю». Что-то сама настругала, что-то поручила Ване, намешала, заправила майонезом, и мы, как под гипнозом, все съели. Я даже не помню, вкусным получился салат или нет. Лена так интересно о нем рассказывала и так увлеченно готовила, что это оказалось гораздо важнее самого блюда.

Ваня всегда ей помогал. По большому счету его, по-моему, не очень волновало, чем именно занимается Лена. Главное, чтобы ей было хорошо. Он для нее расшибался в лепешку. Она говорила например:

— Ванечка, хочу минеральной воды.

— Сейчас налью.

— Нет, такой не надо. Хочу французской. Помнишь, ты покупал в дорогом магазине?

— Да, помню, сейчас быстренько съезжу...

Все, что делал Ваня, Лена принимала как должное. А вот любила ли мужа — не знаю. По моим наблюдениям, Лена относилась к нему как к другу, надежному, верному. Я только и слышал: «Ой, это не проблема, у меня есть Ванечка», «Ваня все сделает, можно не беспокоиться».

Он по возможности всегда был рядом и молча ждал, когда королева одарит его вниманием. Терпеливо сидел в сторонке на переговорах. Час, два, три. Наконец Лена оборачивалась: «Все, пошли. Ой, его здесь нет. Ваня, ты где?» Она и не заметила, что он вышел покурить. Если Иван в Москве Лене не требовался или мешал, она запросто отправляла его в Питер: «Слушай, тебе здесь делать пока нечего, езжай лучше домой».

Он не спорил, все терпел и прощал, и это не было проявлением слабости. Ваня сильный человек, просто он очень любил Лену. Конечно, ему приходилось переступать через себя и свою гордость, когда она капризничала и обращалась с ним как с прислугой. Я видел, что ему тяжело. Но он ничего не мог поделать со своим чувством, больше похожим на поклонение божеству, чем на простую человеческую любовь. Ваня любил не только Лену, но и ее дар. В какой-то момент я его начал понимать: от этой необычной девушки действительно можно потерять голову. Естественность и прямота в ней уживались с наигранностью и закрытостью — все это привлекало. Ну, и хороша она была в то время. По крайней мере, на мой вкус.

Если бы не Ваня, она, возможно, ничего бы и не добилась и не стала Еленой Ваенгой. Без него Лена столько дров наломала бы со своей амбициозностью, вспыльчивостью, необузданностью.

У меня до сих пор лежат ее кассеты. Из ста пятидесяти набросков песен после упорной работы получилось пять-шесть полноценных произведений. Остальные пошли в корзину. Мы долго нащупывали ее стиль. Поначалу Лена не понимала, в каком направлении надо двигаться, приходилось разбирать буквально каждое слово. Я говорил: «Нужна другая рифма. При чем здесь «бес»? Пусть будет «лес». И девочкам-монашкам ни к чему косить траву. Они должны молиться...» Главным было задать вектор. Лена тут же выдавала десяток вариантов. Я с ней даже приобрел вредную привычку — оценивать песню по одному куплету. Она говорила: «Не беда. Я потом допишу».

Однажды поехали на студию записывать песню. Минусовка была готова, осталось пропеть вокал. Преодолев примерно половину пути, я вдруг с ужасом осознал, что песни у нас нет! Лишь один куплет и припев — в лучших традициях Лены Хрулевой. Говорю:

— Так, а что ты исполнять-то будешь? Песня не дописана!

— Щас, щас, — отвечает Лена с заднего сиденья машины. — Погоди. Все сделаю.

Забилась в угол, взяла ручку, тетрадку и стала что-то строчить. Я веду машину, а сам подглядываю за ней в зеркало. Минут через пятнадцать спрашивает: «Степа, ты готов слушать?» И читает шесть или семь куплетов. Все — хорошие. С трудом выбираем четыре.

Если было надо, она писала где угодно и когда угодно. При всех своих закидонах Лена — человек дела. Звоню по телефону:

— Нужна попсовая песенка для «Стрелок».

— Не вопрос.

Через час предлагает два-три варианта.

Заказываю лирическую песню для Александра Маршала, она вздыхает: «С этим будет сложнее. А, ладно! Что-нибудь придумаю».

С Хрулевой я использовал схему, отработанную с Трофимовым: сначала пишешь другим, получаешь известность как автор и тогда уже пробиваешься сам как исполнитель. Лена, правда, поначалу не понимала,