Вижу слабость твою, но она меня нет, не смущает.
Нам с тобой ещё долго рука в руку по жизни шагать.
Я ведь слабость свою знаю тоже и понимаю,
Что и ты научился такую любить и прощать.
Может, я понесу твою тягость? Тебе станет легче
От того, что есть я в этом мире холодных огней,
Пусть огни не для нас, мы зажжём свои тёплые свечи,
И тогда от любви в нашем доме вдруг станет светлей.
Да хранит нас Господь от ненужных вещей и ненастий,
Своей крепкой рукой защищает от горя и бед.
Если рядом есть ты, значит есть настоящее счастье,
Если рядом есть я, значит в силе ещё наш завет.


© Любовь Тимофиева, 2017

Власть узнала, что массы не испытывают к ней ни привязанности, ни уважения. Ей предстоит искать способы обойтись и без того, и без другого.




Как ни толкуй то, что случилось в воскресенье, но страница перевернута. Что бы сейчас ни выкрикивали казенные голоса, руководящий круг впервые ощутил, что уже не только интеллигенция, но и широкие слои подданных, причем во всех уголках страны, потеряли к нему почтение. И от этого ощущения ему уже не избавиться.

Что он предпримет? Ну, разумеется, в отставку не подаст. Будет учиться с этим жить. Как именно? Истории из чужого быта не дают ключа к нашим делам, но к одной из них приглядеться полезно.

В 1956-м правящий режим в народной Польше избавился от советских марионеток сталинского призыва и зажил более или менее автономно. Он просуществовал после этого тридцать лет и три года, и в 1989-м был упразднен, безоговорочно проиграв первые же свободные выборы, которые вынужден был устроить. Но до этого его отношения со своим народом прошли через несколько стадий, довольно любопытных и для нас. Перечислю их, специально не называя годы и фамилии. Тут важна только сама логика.

Сначала этот польский режим имел облик передового, либерального и популярного. Интеллектуалам разрешалось самовыражаться. В Сейме, помимо главной партии и двух системных, несколько мест даже выделили депутатам-оппозиционерам.

Потом, в обстановке верхушечного раскола, в котором, как и у нас теперь, столкнулись силовики, националисты и технократы, власти принялись травить интеллигенцию, разгонять молодежные шествия, душить легальную и нелегальную оппозицию и бороться с «пятой колонной». Оппозиционеры-интеллектуалы были разгромлены, а ксенофобская истерия выглядела заведенной раз и навсегда.

Но немного спустя режим столкнулся с новой оппозицией — рабочей. Забастовщики протестовали против плохих условий жизни и коррупции начальства. Их выступления подавили, однако казенная политика стала идеологически сдержанной и народолюбивой. Чтобы материально подкупать рабочих, правители народной Польши все глубже влезали в долги перед Западом и Советским Союзом. Такую систему массы не слишком любили, но терпели.

Когда свои и заемные деньги кончились, и жизнь опять стала скудной, оппозиционеры-рабочие объединились с оппозиционерами-интеллектуалами и под знаменем борьбы с несправедливостью, несвободой и коррупцией чуть не свалили режим. Пришлось отбросить церемонии и ввести военное правление. Впредь обходились и без идеологического нажима, и без материальных щедрот, просто вразумляя массы кулаком. Их любви даже и не домогались.

Какое-то время народ подчинялся, но потом перестал. Банкротство старого режима стало полным и общепризнанным. И тогда ему хватило благоразумия передать власть оппозиционерам.

А теперь вернемся домой. С полным пониманием того, что у нас это вряд ли повторится именно в таком порядке, отметим, что авторитарный и системно коррумпированный режим, даже и знающий, что народ видит его насквозь, может прожить довольно долго, оперируя отчасти репрессиями, а отчасти — материальными подачками. И весьма разумным с точки зрения его выживания ходом является отказ от идеологических инструментов, которые доказали свою непригодность и явно раздражают людей.

Любовь и уважение потеряны безвозвратно, однако перед нашей властной машиной остается что-то вроде коридора лояльности, внутри которого она еще могла бы маневрировать. Но нарушение границ этого коридора, даже и по второстепенным вроде бы поводам, способно повлечь всплески протестов непредсказуемого масштаба. Как гласит персидская пословица, не так уж важно, в какое место пруда упадет камень — все равно от него пойдут круги.

Мы сейчас доросли до такой стадии, когда уже нет сомнений, что именно с полной гарантией создает у нас эффект брошенных камней. Это стремление использовать РПЦ в качестве высшего органа идеологического надзора и контроля, насаждать агрессивную архаику в школах и вузах, поддерживать паранояльные практики казенной пропаганды, продолжать конвейерным способом сочинять все новые запреты.

Но трудно представить хотя бы частичное обезвреживание всего этого. Для продвижения архаики и запретов создана мощная инфраструктура, в ее пользу работают сложившиеся сети верхушечной поддержки, вся машина нормотворчества и целые ведомства, от Минобрнауки до Минкультуры. Кто и как будет развинчивать гайки? Все приспособлено только для их завинчивания.

Другой блок проблем конструируется правительствующими технократами. Чтобы сбалансировать экономику и финансы, не урезая запросов военно-охранительной машины и лоббистских клик, сочиняют все новые планы, которые различаются в деталях, но едины в стремлении затянуть пояса на рядовых людях.

Успешно продвигавшийся у нас «налог на тунеядцев» отменили протесты в Белоруссии, над которой этот эксперимент был поставлен раньше. Однако у изобретательности нет границ. Даже привыкшая поддакивать начальству опросная служба, которой поручили проверить реакцию народа на возможное повышение НДФЛ, осторожно сообщает, что для людей это неприемлемо. Поймут ли, наконец, что пора остановить полет фантазии? Может быть, но уверенности нет.

Пять лет назад, когда поднялась первая волна народного разочарования, в тот раз еще интеллигентская, а не всенародная, система Путина ответила гигантской отвлекающей операцией, уже и тогда непосильной для страны. Две войны, ссора с Западом, обмен санкциями. Политические дивиденды от этого потрачены, а материальные и социальные убытки продолжают расти.

И сейчас системе надо выбирать сначала, причем в условиях гораздо менее для нее удобных.

Варианта три.

Первый — поставить еще один спектакль державного ренессанса. Очень дорого и рискованно, и не очень перспективно, но совсем исключить невозможно.

Второй — двигаться в русле официально утвержденных технократических установок. С помощью затягивания поясов добиваться того, к чему путиномика так плохо приспособлена — экономического роста. Думаю, что это утопия и типичное раскачивание лодки. Сколько раз народ должен объяснять, что он не согласен, чтобы миллиардеры требовали от него материальных жертв?

И третий вариант, самый реалистичный — понять, что лучшие дни режима позади, и держаться внутри коридора сегодняшних его возможностей. То есть выстраивать политику застоя, которую тоже еще надо сформулировать и отработать. Любовь ушла и не вернется, но финальная фаза существования нынешней нашей системы только в этом случае может оказаться довольно долгой.

Сергей Шелин

https://newsland.com/user/4297807604/content/rezhim-i-narod-kak-zhit-bez-liubvi/5755708

Популярный и любимый многими поколениями советский фильм решили возродить постановкой спектакля. Кинофильм «Любовь и голуби» давно разошёлся на цитаты, что говорит о его всенародной любви и признании. В нём затронуты вечные темы любви, измены и прощения. Однако пленил он более 30 лет назад не только извечными темами, но ещё и искромётным юмором, и блестящей игрой […]

Во все времена было молодое поколение, рожденное великими отцами. У них были огромные финансовые и социальные привилегии, они отличались вседозволенностью и безнаказанностью, благодаря тени своих предков. Да только все Читать ...