stoletie.ru/print.php?ID=130366
Э.В.:У меня нет сложившейся точки зрения на этот счет...Очевидно только одно:пожизненное для 12-х, это перебор...
Кто виноват: «трудные» подростки или «трудные» взрослые?
Недавно в общество запустили тему целесообразности привлечения к уголовной ответственности детей с 12 лет, вплоть до распространения на них пожизненного лишения свободы, если они совершили особо тяжкие преступления. Новостные каналы радио и телевидения, сайты Интернета заполнились выступлениями сторонников и противников этой идеи. Сторонники закручивания гаек по отношению к детям ссылались на омоложение преступности, приводили душераздирающие примеры крайней жестокости несовершеннолетних бандитов.
А я уверен: при обсуждении данной проблемы лучше отстраниться от эмоций и бездушной уголовной статистики, посмотреть на эту, на самом деле очень серьезную тему, в контексте текущей жизни российского общества. И вот что я думаю по этому поводу.
Когда в темном переулке на прохожих нападают отроки-«отморозки», отнимают деньги и пожитки, наносят увечья, а то и забивают до смерти – первое, что приходит в голову: негодяев надо срочно изловить и примерно наказать. Но когда накат гнева у жертв насилия проходит, их посещают мысли иного рода, они начинают задаваться вопросами: кто воспитывал этих детей, откуда у них эта злоба?
Известны примеры, когда пострадавшие, услышав в зале суда рассказ о жуткой судьбе подростка-грабителя, просили обвинение смягчить ему наказание. Были даже случаи усыновления потерпевшими таких детей уже после вынесения приговора!
Существует ли сегодня правовая аргументация осторожного отношения к понижению возраста уголовной ответственности детей-преступников, есть ли общие установки международного права на данный счет, какова история этой, не только юридической проблемы? На все эти вопросы есть вполне конкретные ответы.
Конституцией Российской Федерации установлено, что нормы международного права являются составной частью правовой системы нашей страны. В Конвенции ООН от 1989 г. о правах ребенка – основном документе международного права по данному вопросу – под ребенком понимается «каждое человеческое существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигает совершеннолетия ранее». Положения Конвенции не устанавливают нижнего предела возраста несовершеннолетнего, до которого он признается недееспособным в случае совершения поступков, относимых законом к преступлению. Поэтому в разных странах утверждаются собственные возрастные линии ответственности, переступив которые ребенок становится, с точки зрения закона, уголовником. Сегодня эти критерии колеблются от четырнадцати лет (например, в Китае, Японии и Германии) до шести лет (в некоторых штатах США).
В мировой практике первая «детская» тюрьма – св. Михаила – была отстроена в начале XVIII века в Риме. Спустя почти два века участники Международного конгресса, проведенного в Санкт-Петербурге по вопросам борьбы с преступностью, пришли к выводу, что «до 16 лет, по крайней мере, не должно быть уголовной ответственности вовсе». Хотя в европейских государствах конца XIX в. привлечение к уголовному суду детей в возрасте 6-12 лет не являлось редкостью. К примеру, в Российской империи для ребенка уголовная ответственность наступала по достижении им 10 лет. К 1906 г. в стране функционировали 53 воспитательно-исправительных заведения с совокупным ежегодным бюджетом 530 тыс. царских золотых рублей. В них содержалось в среднем 1700 детей от 10 до 17 лет. В тюрьмах отбывали наказание еще свыше четырех тысяч несовершеннолетних.
В годы Советской власти планка возраста привлечения к уголовной ответственности колебалась от 12 до 16 лет. Так, с ноября 1935 по май 1941 гг. совершеннолетние, достигшие двенадцатилетнего возраста, уличенные в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или попытке к убийству, привлекались к уголовному суду с применением всех мер наказания, исключая расстрел.
В наши дни уголовной ответственности подлежат лица, которым на момент совершения преступления исполнилось 16 лет. Но и по достижении 14 лет дети могут подвергаться уголовному наказанию за 20 видов преступлений, в частности, убийство, изнасилование, грабеж, захват заложника, вандализм.
Принимая во внимание отсутствие единообразия в мировом подходе к уголовной ответственности детей, допустивших преступление, разработчики Конвенции о правах ребенка внесли принципиальные уточнения. Например, чтобы арест, задержание или тюремное заключение ребенка использовалось лишь в качестве крайней меры и в течение как можно более короткого периода времени. Допустим, не 10 лет тюрьмы, как взрослому, а три месяца. Другими словами, международное право в мягкой, деликатной манере убеждает государства, ратифицировавшие Конвенцию о правах ребенка (что, кстати, относится и к Российской Федерации) не впадать в эйфорию репрессий, не отыгрываться на детях за недочеты в организации воспитания, образования, трудовой занятости, досуга, культурной жизни общества, где процветает преступность несовершеннолетних. Прислушиваются ли правительства к рекомендациям ООН? Увы, обычно нет. Но, если они не желают следовать гуманистическим принципам, не справедливее ли будет перед тем, как сурово наказать ребенка, вначале спросить по всей строгости с тех государственных структур и общественных организаций, включая политические партии, кто в той или иной мере ведает проблемами детства? С тех, кто трещит без умолку о якобы бесспорных успехах на этом благородном поприще?
Я поинтересовался, какие средства были выделены на федеральные программы, специализирующиеся на взращивании подрастающих поколений. Что же выяснилось? Например, Федеральная целевая программа «Дети России», стартовавшая в 1993 г., обошлась Федеральному бюджету в течение 1993-1995 гг. в 301,206 млрд. рублей (где-то $727,5 млн. по курсу тех лет). В стране тогда насчитывалось 39,4 млн. детей. Программа эта регулярно обновлялась, тратились новые суммы денег. И что в итоге? Последний ее вариант (на 2007-2010 гг.) стоил казне 48 млрд. рублей (примерно $1,7 млрд.), то есть обошелся заметно дороже, чем 14-15 лет назад. Только вот почему-то численность детского населения не увеличилась, а, напротив, сократилась с 1993 по 2007 гг. до 29 млн. человек – более чем на 10 млн. несовершеннолетних. Сегодня в стране их проживает и того меньше – 26 млн. Кроме того, в 1993 г. в России насчитывалось свыше 500 тыс. детей-сирот и детей, лишенных родительского попечения. В период же действия упомянутой Программы в список наиболее уязвимых категорий начали вносить помимо них (731 тыс. человек), детей-инвалидов (587 тыс. человек) и детей, находящихся в социально опасном положении (676 тыс. человек). Вот это да!
Чем больше год от года финансов вбухивалось в эту Программу, тем меньше рождалось в стране детей при одновременном увеличении среди них доли безнадзорных и беспризорных, больных и других неблагополучных групп.
За прошедшие 20 лет после образования нового российского государства схожих программ в области противодействия преступности, наркотикам, иным социальным болячкам наберется с избытком. А наркоманов в итоге все больше, число бродяг и попрошаек, проституток, больных СПИДом и ВИЧ-инфекцией – неуклонно растет. И, тем не менее, мы постоянно слышим одно и то же нытье: не хватает денег на полноценную профилактику детской преступности, нет средств на социальную реабилитацию деклассированных родителей, перешедших из стадии «трудных подростков» в стадию «трудных взрослых». Слушайте, пора бы уже разорвать этот порочный круг человеческих драм, ему же конца и края не видно! Очевидно ведь, что подобные программы работают не так эффективно, как ожидалось. Нужны ли нашему народу столь затратные проекты?
Убежден, нужны! Но они начнут работать более эффективно лишь тогда, когда перестанут воровать бюджетные деньги, прятать доходы в оффшорах и начнут заниматься реальной благотворительностью. Сколько крупных лечебниц типа столичной Морозовской детской городской больницы возвели современные нувориши за прошедшую четверть века? (Больница построена купцом первой гильдии Викулой Морозовым в 1900-1906 гг. на собственные средства). Вопрос, как говорится, повисает в воздухе. Не слышу вразумительного ответа. Как тут не привести аналитические выкладки председателя Счетной Палаты Сергея Степашина! Только в 2011 г. 718 млрд. бюджетных рублей потрачены незаконно! А около 1,2 трлн. рублей чиновники не сумели освоить на строительстве жилых домов, дошкольных и школьных учебных заведений, секторов ЖКХ, многого другого, полезного для общества и народа. Видно, не до этого было, свое, наворованное, старались успеть освоить. Что им до каких-то там детей? Что им до Послания Президента Российской Федерации Федеральному Собранию 2010 г., содержащего, между прочим, нравственный укор в их адрес: «На начало года в очереди в детские сады стояло 1 миллион 684 тысячи детей».
Именно поэтому и именно сегодня принимать решение о привлечении к уголовной ответственности детей в возрасте 12 лет, разворачивать операцию «12» – это значит расписаться в собственном бессилии, как государству, так и обществу, то есть каждому, отдельно взятому гражданину России.
Посудите сами. В перспективе намечается создать 25 млн. рабочих мест, инвестировать в кардинальное преобразование страны 43 трлн. рублей. Кто бы спорил, хорошие задумки! Но кого на эти рабочие места определять, кто станет трудиться в проектируемых территориально-производственных комплексах, если государство начнет по воспитательным колониям несостоявшиеся трудовые ресурсы расселять? А ведь аппетит инициаторов операции «Двенадцать» позволяет «сажать» в год не менее 100 тыс. детей, которые, по хладнокровным расчетам, заслуживают уголовного преследования. Значит, будем переносить новейшие производства и технологии в «зону»?
Приведем другие цифры. На укрепление Вооруженных сил в ближайшие 10 лет намечается выделить 20 трлн. рублей, плюс к ним 3 трлн. рублей на нужды ВПК, чтобы создать передовую военную технику, сформировать боеспособные и мобильные войска. Я – обеими руками за! Но мучают все те же вопросы: кто эти триллионы будет осваивать, кто станет изучать эксклюзивные виды вооружений, кто встанет в строй?
Отчего же не использовать уже имеющейся у нас опыт? Вспомним, как в годы Гражданской войны и НЭПа, разгромленную и задавленную множеством проблем страну заполонили 5 млн. беспризорных и безнадзорных детей. К ним присоединились 8 млн. их сверстников, оказавшихся в зоне Поволжского голода. Перевоспитание этих 13 млн. одичавших мальчишек и девчонок, выброшенных волею судеб на улицу, при скудности выделяемых бюджетом средств, происходило далеко не гладко. Пересмотрите еще раз киноленты «Путевка в жизнь» и «Республика ШКИД», почитайте воспоминания Макаренко, Крупской, Дзержинского… Но к концу 1920-х гг. число таких детей сократилось до 100 тыс. человек – в 130 раз! Отчего же сегодня, когда внешние угрозы нарастают, будущую военную безопасность недальновидно намереваются ослабить? Кто спорит, нынешняя подростковая среда из рук вон плохенькая, да только зачем зубы-то при первой же боли выдирать, пригодятся ведь еще, надо только их хорошенько подлечить.
План «12» вступает в резкое противоречие со сложившейся демографической ситуацией. Не без стратегического прицела в 2007 г. президентом страны была утверждена Концепции демографической политики Российской Федерации на период до 2025 г. Она предполагает создание условий для проживания в России к тому времени до 145 млн. человек. Не случайно же в Федеральный бюджет заложены деньги для увеличения размера материнского (семейного) капитала, в 2012 г. он составит 387 640,3 рубля. И что же, потенциальных отцов и матерей, если они сегодня «оторви головы», лишать свободы вместо профилактического на них воздействия?
Между тем в России зарегистрировано свыше 200 тысяч общественных организаций. Если каждая гражданская структура, а тем более политические партии, правозащитные организации возьмут под опеку хотя бы на каждые сто своих членов по одному трудному ребенку, нуждающемуся в обыкновенном человеческом внимании, и станут это делать в содружестве с социальными службами, толк обязательно выйдет. Пример тому – Международный Союз «Мужество и гуманизм», вошедший в Общероссийский Народный Фронт. В длинном списке культурологических проектов МИГа есть проект, которым занимаются всего тридцать добровольцев – профилактика преступности несовершеннолетних. При поддержке депутата Государственной Думы третьего-пятого созывов Александра Гурова удалось охватить свыше 50 территорий страны, убедить региональных глав администраций оказывать поддержку каждый год хотя бы одному-двум подросткам, освобождающимся из мест лишения свободы. Им предоставляется жилье, рабочие места, возможность продолжения образования.
Почти пять лет ведется этот, по сути, федеральный эксперимент, названный «Путевка Дзержинского». За прошедшее время энтузиастам МИГа удалось отлучить от преступного сообщества около четырехсот детей и молодых людей в возрасте до 21 года.
Много это или мало? В масштабах потока сотен тысяч осуждаемых за совершенные преступления несовершеннолетних и молодежи (14-29 лет) – статистика копеечная, а для одной общественной организации, работающей без какой-либо грантовой поддержки – это гражданский подвиг!
Нельзя не коснуться и криминального аспекта поднятой проблемы. Взрослые уголовники во все времена заботились о смене, подбирали на улицах детей, очаровывали блатной романтикой. Какое же счастье подвалит доморощенному криминалитету, когда начнется строительство новых мест лишения свободы, заполняемых столь желанными рекрутами! Из-за многочисленности кандидатов в профессиональные преступники появится возможность тщательного отбора на конкурсной основе, как в престижный вуз.
А какие социальные слои детей окажутся за решеткой? В условиях умопомрачительной разницы в доходах между бедными и богатыми, конечно же, на нары загремят, главным образом, дети из маргинальной среды. Преимущественно русские, родители которых не стали владельцами объектов несправедливо проведенной приватизации, не хозяйничают на рынках, задавлены невзгодами, постоянной нуждой, унизительной бедностью.
Не могу обойти вниманием еще один показательный момент – ежегодное сокращение численности несовершеннолетних преступников, приговариваемых судами к лишению свободы. В 1991 г. насчитывалось 85 028 таких детей, в 2001 г. – 18 677, а спустя еще десять лет, в 2011 г. – 2 800 детей или в 30,3 раза меньше, чем двадцать лет назад. Сегодня они содержатся в 46 воспитательных колониях, наполняемость которых значительно выше. Отсюда объяснимое сокращение мест лишения свободы для несовершеннолетних. Я глубоко сомневаюсь, что в Минюсте России и подведомственной ему Федеральной службе исполнения наказаний трудятся люди, корыстно заинтересованные в увеличении спецконтингента воспитательных колоний.
Возникает резонный вопрос, кому пришла в голову идея искусственного изменения достигнутой многими годами положительной динамики детской преступности?
Да, среди несовершеннолетних встречаются не поддающиеся даже продолжительной коррекции в силу глубокой социальной запущенности, психопатий, иных патологий. Но их доля не идет ни в какое сравнение с куда большей массой детей, которым надо лишь помочь, чтобы они стали законопослушными.
Поэтому приводить отдельные, леденящие кровь, примеры о преступности несовершеннолетних, возводить частное в общее – такие приемы скорее напоминают политическое мошенничество, нежели взвешенное рассуждение о важной государственной проблеме.
И последнее. Почему столь провокационные идеи вбрасываются в народ именно тогда, когда намечаются гигантские планы по преобразованию российского общества в более светлое, нежели сейчас?
Борис Калачёв, кандидат юридических наук
16.03.2012 | 13:06
Специально для Столетия