Жанр двухсерийной картины Эльдара Рязанова «Служебный роман» – лирическая трагикомедия. Смешная и грустная история об одиночестве в большом городе вышла на экраны в 1977 году, а придумана была за 6 лет до экранизации на «Мосфильме». Пьесу, с которой всё началось, Эльдар Рязанов и Эмиль Брагинский всего за месяц написали в 1971 году. Это была дилогия: первая часть называлась «Сослуживцы», вторая – «Родственники». В год написания пьесу поставили одновременно в Москве и Ленинграде, а после Театра им. Маяковского и Театра комедии постановки расплодились по всей стране – спектакль с успехом шел в 134 театрах СССР. Была сделана и телевизионная постановка, которая очень не понравилась Эльдару Рязанову. Она-то и подтолкнула его к идее самому снять фильм по собственной пьесе.

«Фильм года» действительно получился «что надо». Лучшая премьера, лучшие актеры, лучший прокат – «Служебный роман» сорвал овации зрителей и критиков. В первый год показа фильм посмотрело 58,5 миллионов человек. А через год лидер зрительских симпатий удостоился и Госпремии. Получили ее все, кроме… исполнительницы главной роли. К награде были представлены автор сценария Эмиль Брагинский, автор сценария и режиссер Эльдар Рязанов, оператор-постановщик Владимир Нахабцев, актеры Андрей Мягков, Олег Басилашвили и Лия Ахеджакова. А Алиса Фрейндлих незадолго до фильма получила Госпремию за роли в театре. По правилам же, высшая награда не могла присуждаться одному человеку два года подряд. Поэтому наградой актрисе стали зрительская любовь и профессиональное признание.

С подбором актеров Эльдар Рязанов не заморачивался: у него был «режиссерский резерв» из артистов, пробовавшихся на роли в его предыдущих картинах.

И Алиса Фрейндлих, и Андрей Мягков, и Олег Басилашвили, и Лия Ахеджакова, и Светлана Немоляева связаны с «Иронией судьбы, или С лёгким паром!». Олег Басилашвили был утвержден на роль  Ипполита, но не смог сниматься из-за смерти отца. Алиса Фрейндлих и Светлана Немоляева были отклонены в прошлой картине в качестве претенденток на роль Нади, а в «Служебном романе» пришлись ко двору. Для Фрейндлих пробы у Рязанова закончились удачей впервые – до этого режиссер проигнорировал ее не только в «Иронии судьбы…», но также «Гусарской балладе» и «Зигзаге удачи».

А вот пробовавшегося на роль Жени Лукашина в «Иронии судьбы…» Петра Вельяминова на пробы в «Служебный роман» режиссер не позвал. Несмотря на то, что артист прекрасно сыграл затюканного жизнью Новосельцева в Пермском театре, в своей комедии Рязанов предпочел видеть в этой роли игравшего главного героя в «Иронии судьбы…» Андрея Мягкова. В приклеенных рыжих усах и карикатурных очках в грубой оправе он больше походил на недотепу из «офисного планктона», чем запомнившийся в образах председателя колхоза и партийного руководителя Петр Вельяминов.

К достоинствам исполнителей главных ролей сам режиссер относил способность к экспромту. Например, романтический ужин Новосельцева и Калугиной или их беседа в гостях у Самохвалова – от начала и до конца импровизация Алисы Фрейндлих и Андрея Мягкова. Эльдар Рязанов был восхищен уровнем мастерства собеседников и степенью их проникновения в характеры героев.

Но если Андрей Мягков был москвичом и мог сниматься в перерывах между спектаклями в «Современнике», то двум другим исполнителям главных ролей – Алисе Френдлих и Олегу Басилашвили – пришлось разрываться между Ленинградом и Москвой. Лощеный карьерист Самохвалов мог бы получиться не столь притягательным, если бы не отрицательное обаяние ведущего актера БДТ, которого с трудом отпустили на съемки из-за плотной загрузки в театре.



А отпрашивать Алису Фрейндлих Эльдар Рязанов ездил в Театр имени Ленсовета лично. Благо, главным режиссером ленинградской труппы, где всю жизнь играла прима, был ее муж. Но условием разрешения на съемки была работа над фильмом «без отрыва от производства»: днем актриса снималась в роли Мымры, а ночью мчалась на «Красной стреле» в «город на Неве», чтобы отыграть спектакль и в ночь уехать в обратном направлении. В таком ритме Алиса Фрейндлих жила полгода: спала между репетициями и спектаклями в театре, а переодевалась на задних сидениях съемочного автобуса. Так что в образ замученной деловыми буднями женщины-труженицы актриса входила естественно и непринужденно.

Сил и здоровья у Алисы Фрейндлих оставалось так мало, что роль «синего чулка» давалась ей сама собой. От недосыпаний и «тонизирующих» сигарет лицо и без грима было блеклым, взгляд – потухшим, а настроение – созвучное незатейливой прическе, неопрятному цвету волос, невнятным туфлям и кургузому костюму «на вырост», в которых так органична трудоголическая героиня без личной жизни.

Правдоподобностью «антигламурного» образа руководительницы исполнительница роли Людмилы Прокофьевны должна быть благодарна художнику-гримеру Ольге Струнцовой и художнику по костюмам Эдит Приеде, которым актриса помогала, как могла. Давшая себя изуродовать для роли актриса не возражала ни против страшных очков пожилого отца оператора Владимира Нахабцева, ни против «гунявого» плаща, откопанного общими усилиями в пропахшей нафталином костюмерной.

На фоне внешней серости Калугиной даже серые штаны к белым носкам и коричневым башмакам у Новосельцева смотрятся не столь бесперспективно.

Зрительницы наверняка приметили и «ужасные розочки» на безвкусной кофточке влюбленной в пижона Самохвалова Рыжовой, и скромную головную косынку героини Немоляевой, и две сумки – элегантную на плече, и хозяйственную в руках, с которыми толкались в очередях советские женщины.

Что уже говорить об импортном кепи и замшевой куртке Самохвалова или нарядах от фарцовщиков продвинутой в вопросах моды секретарши Верочки. На них засматриваются и сегодняшние модники и модницы.
А кто не обратил внимание на переодевание в честь юбилея сотрудника Боровских общественницы Шуры с выразительной папкой со взносами под мышкой, меняющей свое будничное кирпичное платье на праздничный костюм с шейным платком в горошек! Общественницу Шуру сыграла Людмила Иванова, которая была в этой роли в своей тарелке: в театре «Современник» на момент съемок актриса выполняла аналогичную работу на посту председателя месткома. А свою реальную деятельность в театральном месткоме Лидия Смирнова вскоре оставила, чтобы стать депутатом.

Приглашение на роль Верочки Лии Ахеджаковой никак не предусматривалось сценарием – в пьесе ее героиня была традиционной молодой красоткой с прилагающимся набором женских прелестей и соответствующих интересов. Поручив играть секретаршу комичной барышне «на контрасте», режиссер добился юмористического эффекта, достигающего апогея в сцене обучения шефини основам стиля («… А мы как ходим?»).

А вот связанную с секретаршей сюжетную линию Рязанову пришлось сократить до минимума. Фильм получился на два часа длиннее задуманного, и надо было как-то выходить из положения. «Похоронить» пришлось сложные отношения Верочки с супругом – от них оставили лишь два телефонных разговора. А в пьесе муж секретарши активно присутствует рядом с героиней на протяжении всего действия – звонит, приезжает к жене на работу и подвозит ее на службу на мотоцикле. Байкера в кожанке должен был играть «маломерный» Михаил Светин, который в паре с Лией Ахеджаковой смотрелся очень органично. Но после нескольких эпизодов снимать ленинградского комика Эльдар Рязанов прекратил. Какая кошка между ними пробежала, ни артист, ни режиссер до конца жизни так и не признались.

Михаил Светин был заменен на Александра Фатюшина (будущий хоккеист Гурин в оскароносной мелодраме «Москва слезам не верит»). Но и от этого артиста в комедии осталось лишь три эпизода: появление в массовке в первых кадрах фильма «фоном» к разговору Новосельцева с Рыжовой, где тот пытается разжиться двадцаткой до получки, удивление преображению начальницы и смятение при виде «ожившего» Бубликова.



По этим коротким планам совсем не ясно, что делает в фильме узнаваемый артист – зрители его принимают за сотрудника конторы. Даже в телефонном разговоре с секретаршей мы не услышим голос Фатюшина – его пару реплик озвучивает Олег Басилашвили. Оставить Фатюшина за кадром Рязанов решил после ЧП: актер на спектакле травмировал глаз и надолго выбыл из строя. Проведав больного после операции, режиссер прямо в палате «обрадовал», что картина выйдет без него: так будет лучше и для роли, и для здоровья артиста, которому потребуется время для восстановления.

Не жалея отснятого материала с людьми, Рязанов трепетно относился к видам Москвы и картинам природы. «Разбавлять» камерные сцены «живыми» кадрами вне декораций он решил с одной целью: чтобы картина не напоминала фильм-спектакль. Машины и пешеходы, красивые дворики и парки – все это и вправду вдохнуло в ленту струю свежего воздуха, наполнив фильм лиризмом и неподдельной душевностью 70-х годов.

Драгоценные три с половиной минуты режиссер «выкроил» на других купюрах, но панораму заснеженной осенней Москвы оставил нетронутой. Это было редкое явление природы: первый снег в Москве в 1976 году выпал на зеленые кроны деревьев 18 сентября. Успев снять только одну запланированную сцену, Рязанов свернул плановую съемку и поспешил с оператором на улицу. До обеда они успели запечатлеть неожиданно побелевшую столицу, которая вдохновила Рязанова на строчки «У природы нет плохой погоды».

Выдав свои стихи за творение Уильяма Блейка, режиссер предложил Андрею Петрову положить их на музыку. Композитору поэзия понравилась, и он написал прекрасную «осеннюю» песню.

А вот у Андрея Мягкова оценка стихов «английского поэта» была сдержанной, и «злопамятный» автор припомнил ему эту оплошность, как шутил сам Рязанов, на следующей картине, дав роль в «Гараже» без права голоса. Зато в «Служебном романе» и Мягков, и Фрейндлих поют сами. Для Мягкова это была компенсация за «Иронию судьбы…», где он тоже хотел исполнять музыкальные номера самостоятельно, но режиссер доверил ему лишь открывать рот под фонограмму Сергея Никитина.

С натурными съемками покончили до середины ноября – через два месяца после начала работы над фильмом. А к 20 января расправились и с павильонными сценами тоже.
Кстати, первый блин оказался комом – старт съемок 5 сентября чуть ли не стал фатальным. Первой снимали сцену в столовой, когда Новосельцев в сердцах послал Шуру «в бухгалтерию» за то, что та сплетничала о письмах Рыжовой. Столовую соорудили на верхнем этаже того самого здания Министерства речного флота на Кузнецком мосту, которое в фильме было офисом статуправления. Снимать артистов на фоне окна приходилось с осветительной хитростью: чтобы за спинами героев была различима панорама Петровки, в потолок пришлось направить яркий свет. Мощные приборы свое дело сделали – операторская задача была выполнена. Но ценой этого достижения едва не стал пожар на площадке: к концу рабочего дня оплавились пластмассовые корпуса ламп министерского здания.

«Одним из действующих лиц картины я старался сделать город», - говорил режиссер. Разные части статуправления снимались в трех местах столицы. В нынешнем Федеральном агентстве морского и речного транспорта по улице Петровка, 3/6 снимался вход со стороны фасада. Крышу с горшечными растениями, на которую выходила из своего кабинета руководительница учреждения, нашли для съемок в доме Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке, 10. А все интерьеры дома статистики (общий офис и кабинеты) выстроили в павильонах киностудии «Мосфильм».

В разных уголках Москвы снимали и места обитания героев картины – в зависимости от своего социального статуса они жили в «номенклатурных» и «рабочих» районах. Если начальница Калугина жила в престижном доме на Большой Никитской улице, 43 с фасадом на Скатертный переулок,



а ее заместитель Самохвалов – в элитной высотке №9 в пяти шагах от Кремля на центральной улице Горького (Тверская),



то рядовые сотрудники ездили на работу из спальных районов. Патриархальный дом Новосельцева находился в переулке Чернышевского, 4/1 (в направлении Проспекта Мира) – там сейчас офисы Ассоциации «Агропромсервис».



Секретарша Верочка добиралась с улицы Чертановской.



А Рыжова вообще жила за городом и тряслась в электричке Ярославского направления. Кстати, игравшая Оленьку Рыжову актриса Светлана Немоляева снималась в реальном городском транспорте в часы пик, хоть и не повторяла маршрут своей героини буквально («загородной» станцией в картине была городская станция Лосиноостровская).

Невозможно отвести взгляд и от актуальных интерьеров в декорациях к фильму. Рабочие кабинеты и квартиры героев изобилуют модными светильниками и настольными лампами, креслами и стульями, отделочными материалами и цветовыми решениями.

А особо ценным реквизитом была электроника. Для современного зрителя компьютерный монитор на столе начальницы статуправления – вещь сама собой разумеющаяся, но в доинформационную эпоху этот «предмет мебели» только в кино и видели. Предвестник нынешних компьютеров стоил как автопарк – 440 тысяч советских рублей! Диковинную машину на съемочную площадку каждый день с сопровождающим привозили утром и увозили вечером – это была техника Центрального статистического управления.



Оттуда же брали для «антуража» и болгарские калькуляторы «Элка» стоимостью в полугодовой оклад советского инженера – 760 рублей за единицу. Одного экземпляра счетной машинки после съемок недосчитались: кто-то не удержался от соблазна и прихватил ценный «сувенир» на долгую память.

Интересна и история «бронзового коня», которого роняет Новосельцев. Этот реквизит вы видели и в «Бриллиантовой руке», и в «Семнадцати мгновениях весны», и в «Старом Новом годе», и в «Формуе любви», и в «Ширли-мырли», и в фильме «Пакет»...

В общем, посмотрите любимое кино еще раз – вдруг спустя 40 лет откроете для себя что-нибудь новенькое?..