В Португалии есть удивительные места, способные поразить даже искушенного путешественника. К их числу относится деревня Монсанто.

Недавно я с удивлением узнала, что есть молодые люди, которые ни разу не были в деревне. у них нет родственников и знакомых в сельской местности, и они совершенно не представляют современного села. А мне стало интересно: сильно ли отличается жизнь в деревнях разных областей? В нашей области практически во всех деревнях (я имею ввиду и [...]

Животный мир, в среду обитания которого мы беспардонно влезли без спросу со своими домами, гольфовыми полями, фонтанами и лужайками, ухитряется выживать в изменившейся обстановке. Поскольку народ здешний живность любит и борется за её права, она продолжает свою рутину: кормится, размножается, шныряет везде и, случается, пожирает более слабых представителей своего же животного мира. Прямо как у

[content]

От реки бегут две девочки, лет четырех и семи, в сторону деревни. У каждой в руках качается ведерко. В них, шустро изгибаясь, плещутся пескари. Много их развелось на песчаном берегу Теленки. Успевай - коряги убирай: ладошки лодочкой и рыбка в руках! Дома ее вместо аквариума ждет медный таз с водой и угощение "знатное" - травка зеленая, крошки хлебные и дождевой червяк. И почему они, усачики, на вторые сутки, брюшком вверх, погибают в медном тазу? Невдомек девчонкам…
- Может, хоть эти - то приживутся! - вопрошает младшая, Надюша.
Подружка ее, Танюшка, кричит:
- Радуга, радуга! Давай добежим, потрогаем ее руками! А вдруг клад найдем?
И они бегут, бегут наперегонки. Плещется вода в ведерках, а этот детский смех все так же ярко и беззаботно звучит, звучит сквозь годы…
Девочки неразлучны. Они всегда вместе.
Вот они уже в ближнем лесу, на Огорчике, собирают землянику.
- Ау!- кричит Надя.
-Уа! - отзывается подружка.
- Вот по этому мху ходит медведь,- Танюшка, встав на четвереньки, делает страшные глаза.
Наде становится жутко.
- Он рычит, рычит! Может за ногу поймать!
Младшенькая чуть не плачет, судорожно пытается схватить за руку подружку. Та со смехом увертывается!
- Нюни не распускай! Маленьких медведь не кусает! Пойдем лучше землянику поедим.
Елочки невысокие, полянки заветные… Земляника цветущая, словно солнышко желтое внутри, белыми лепестками поднакрылась. А рядом свесила головку спелая земляничина. Приоткроем листик рукой - и во рту тает сладкая сочная ягода.
Дома ладошки еще долго-долго хранят в себе запах свежей земляники…
-Танюшка, главная на свете девочка,- думает Надя,- сестрица моя и даже самого медведя не боится!

Лес детства - Огорчик не узнать! Мрачные высокие ели машут под дуновением ветра темно-зелеными ветвями. В этом угрюмом шорохе слышится мне:
- Не сюда ты пришла, не сюда…
И в самом деле, не сюда - все заросло. Где елочки, которые ростом были чуть выше меня? А полянки заветные, перелески светлые?  Лишь ели - великаны высятся хмуро. Под ногами не трава - мурава зеленая расстилается, а разлетелись пожухлые хвойные иголки. Мрачная лесная обитель! Благоденствуют лишь муравьи. Кучи муравейников на пути - то там, то сям на взгорках возвышаются, чуть не в рост человеческий! Бурелом. Деревья погибшие распластались по земле, коричневыми кронами опрокинувшись навзничь, преграждают путь. Нижние высохшие ветви елей, при встрече, то ли  корявыми пальцами проводят по щеке, то ли грозят мне и гонят из леса прочь! Прочь… Падаю, споткнувшись о корягу, подымаюсь… Споткнувшись, снова падаю…
Ну что за печаль на сердце? Подружка моя, Танюшка, где? Оборвана связь… Вот так и с Огорчиком. Оборвана связь. А связь, словно рубец, проходит через сердце мое и кровит…
Господи, какую ж ты силу дал человеку – вызывать образы: этот мелкий дождик, детский смех и запах земляничин -всегда со мной… А вот и речка Теленка. Но вместо чистой мелкой протоки, где под корягами прятались пескари и клонились к самой воде желтые кувшинки на длинных, скользких стеблях, камыши.
Стоя по горло в воде, кажется, что вчера, мы с Танюшкой разводили руками темно-зеленые сердечки листьев и срывали кувшинки вместе с ножкой. И уже на берегу пытались из них смастерить бусы. Бегали наперегонки в бусах и смеялись беззаботно от переполнявшей радости. И беззаботно меж нами летали стрекозы с прозрачными ажурными крыльями.
Куда же все подевалось? Может, ты, речка, ответишь? Рябью, рябью покрылось  мое отражение и кругами уплыло вниз по воде.
 
Отчего, когда мы по-настоящему счастливы, не замечаем того?.. Со времен Адама грустим о потерянном рае…
А я хочу осязаемо жить в прошлом, в рае детских счастливых грез... Вот несу в ладонях землянику из любимого леса. Вот проснувшись утром,  бегу, бегу босиком по росистой траве и кричу, и кричу что есть мочи:
- Здравствуй, здравствуй, Танюшка, сестрица моя!
 
(Двоюродной сестре - Татьяне Афанасьевой посвящаю эту зарисовку)

В одной из заброшенных деревень вятской глубинки с весны и до поздней осени можно встретить странную парочку.  Мужчину на вид лет сорока, широкоплечего, среднего роста с ампутированными пальцами на обеих кистях рук и женщину на две головы выше своего спутника, длинную, как жердина, с бельмом на правом глазу. В последние время кое - кто видал с ними худенькую девчушку лет пяти. Она, словно маленький воробышек прыгала на тоненьких ножках от одного к другому. На лице, как рассказывают - огромные веснушки. На затылке лоснящиеся волосы собраны в два "мышиных хвостика". С наступлением же первых заморозков, эта пара исчезла незнамо куда.
- Да это ж, перелетные птицы, на юг улетели!- смеется мой приятель - охотник. Именно он первый наткнулся на их одинокое жилище, охотясь по направлению к Вохме. Да, не парься ты! Если интересно, придет весна - познакомлю.

Прошла зима с лютыми морозами. Зацвела черемуха. Приятель не забыл обещания. И вот мы в пути.
Доехали на обшарпанном "Запорожце" сколь позволяла дорога.
- Глухомань, глухомань кругом!- радовался незнамо чему мой попутчик. Снег кое  где еще белел в ложбинках, отдавая приятной зимней прохладой.
Долго шли по бездорожью, извилистыми тропинками, лесами, заросшими  полями, что я не раз с тревогой спрашивала:
- Заплутали, небось? И компас как назло не захватили! Бывалый охотник смеялся вслед:
- Для меня все компас: солнце и звезды, да ты не пугайся - ветви деревьев укажут нам путь, да хотя бы этот муравейник, что перед глазами, глянь над пеньком возвышается.
Солнце садилось за горизонт, ноги гудели от многочасовой ходьбы, лицо Алексея вдруг оживилось:
- Дымком пахнуло, знать прилетели наши "перелетные птицы". На фоне мрачного леса и могучих громадин - тополей показалась покосившаяся избушка, ветхая, словно худое решето.
- И электричества  нет!- ахнула я, подходя ближе.
- А чего удивляться? Местные жители почитай лет эдак 40 назад выехали отсюда, задумчиво произнес мой спутник и постучал в перекрестие окна. Вместо стекол натянуты мутные целлофановые кульки. Скрипнула дверь. Раздался кашель и хриплый голос простуженного  человека:
- Если с добром - заходите. Заблудились, верно?
В избе топилась "буржуйка", бурлила кипящая вода в котелке, да несколько сморщенных, как сухое яблоко, картофелин лежало на раскаленной печурке. Пока глаза привыкали к полумраку, почему то показалось - мы попали в сказку и неведомая избушка на "курьих ножках" сейчас оживет.
- Вставай что ли, Марфуша, гости пожаловали!
С полатей спустилась женщина, одетая в черный, свисающий до пола балахон:
-А я, Ваня, уснула крепко. Присаживайтесь,- жестом она пригласила нас к столу. На крепких березовых чурбаках было удобно сидеть. Вспомнилась сказка о "Трех медведях", только там все сидели на стульях. Не терпелось скорей увидеть девчушку "мышиные хвостики" и рассказать эту сказку. Может, и зовут ее Машенька?
- Вы уж извиняйте! - оправдывалась хозяйка, ставя на стол две кружки с кипящей водой, и протянула каждому из нас по сморщенной картошине величиной с грецкий орех.
Алексей поднял тяжелый рюкзак и стал выкладывать продукты: рожки, сахарный песок, две бутылки подсолнечного масла. Подмигнув хозяину, вытащил пол - литру водки. Затем вывалил на стол килограмма два карамели и плюшевого зайца с длинными ушами:
- А это для дочки! Да что вы на меня уставились? Не признали? Два года назад леший кругами водил, заплутал впервые в жизни, вот на ваше жилище случайно набрел.
- Э-э-э!- обрадовано подскочил хозяин, - то то я смотрю, знакомое лицо, где -то виделись. Не забыл, зайчатиной тебя угощал? А нынче не пойму, - он огорченно улыбнулся, - не пойму куда капканы запропастились? Неужто звери повытаскивали. И яму в подполье, как назло, водой талой залило. Теперь картошки нет на посадку. Совсем беда…
Иван заметно повеселел и разговорился, то ли при виде спиртного на столе, то ли от встречи со старым знакомым.
- Расскажите о себе,- пользуясь моментом, обращаюсь к хозяину избы.

- А что рассказывать - то? Инвалид я и бомж наполовину. Он протянул к тусклому свету окна руки с ампутированными пальцами.
- Да так, попьяни обморозил! Трактористом работал в колхозе, на группу инвалидности не вывели. Что греха таить, сам виноват "загудел попьяни". Плюнул на все медицинские хлопоты и подался по стране путешествовать. Сейчас спохватился, да поздно, ни документов, ни прописки. В деревне круглый год не прожить. Пропитание зимой в городе легче раздобыть: в контейнерах роюсь, да и на свалку много хороших отходов везут. С первым снегом на электричках на юг уезжаю, а на лето домой возвращаюсь.
- А как поженились?
- Десять лет с той поры минуло. Думал, ну кому я инвалид нужен? Гляжу, бомжиха одна на московском вокзале проходу не дает, ходит и ходит следом. Я - то хоть вятский, но не безродный,- Иван машет рукой в сторону окна,- вон на погосте отец с матерью лежат. А эта, как из пробирки, ни роду тебе, ни племени - на свалке нашли младенцем, так в дет. доме и воспитывалась. А лицом, сами видите, только ворон пугать вместо чучела! Не смотрел я на нее, уж, думаю, легче одному пропадать. А приятели - бомжи, подшутить удумали. Моей Марфушке платье подвенечное на свалке подобрали, меня во фрак нарядили, шляпу - цилиндр на голову нацепили. Может, этот хлам кто с театра выбросил? И в каком - то подвале "обвенчали" нас. При этой церемонии "священник - фокусник" присутствовал…  Умора! Марфушка - то все за чистую монету приняла. Веселился ушлый народец жутко: кто фуфыри опустошал, кто наркоты себе вкалывал. А у меня перед глазами вдруг - отчий дом и поляна земляничная. .. Вскипело все в душе, думаю:
- Не бывать мне клоуном меж вами! Сбежал со «свадьбы». Марфуша, чистая душа, такою она и осталась до сих пор, бежит следом, за руку пытается ухватить:
- Ваня, свадьба в разгаре и гости не разошлись. Вернись! Хотел я ее прогнать, накричать, а не смог… Добирались до этой деревни вдвоем. Вспомнить - смех и грех! Я во фраке, она в подвенечном платье, все грязное. Больше продвигались пешком, иногда автостопом. Все нас принимали за сумасшедших - два урода, спешащие туда, где их никто не ждет…
Честно говорю, не любил свою жену, хоть с лица воду и не пить, а уж когда она родила мне ребенка, вот тогда и пришла настоящая любовь. Все отдам, лишь бы быть с нею, со своей женушкой.

Марфушка, молча слушавшая нас, всхлипнула еле слышно и стала забираться на полати.
-Эх, разливай, мать честная!- воскликнул Иван, обращаясь к Алексею,
И добавил еле слышно:
- Померла зимой наша дочурка...
-Из-за чего?
 - Дурак, ох, дурак! - застучал хозяин избы головой об стол.
- Ездил я в те годы на зимовку в Краснодарский край, а нынче решил с бабой зимовать на родине, в Кирове. С вокзала нас шуганули. Знаешь, где мы ютились? Под трубами, под землей… Умирала дочурка тихо, словно свечка таяла. Сытая она была,- бил себя култышками в грудь Иван, как бы оправдываясь перед кем -то,- лучший кусочек ей…Проснулся утром: лежит моя кровинушка у теплой трубы, а сама холодная. Вылез из канализационного люка и несу ее на руках в больницу. Бомжи остановили:
- Спятил что ли? Врачи не боги, с того света людей не возвращают! Не думал, что она умрет… Самое лучшее ей, а не уберег… Похоронил на берегу реки Вятки. Рыл один мерзлую землю, хотел зубами ее грызть, чтобы дольше с дочкой не расставаться…
Он не глядя, налил в кружку водки и выпил залпом.
- Значит, зря зайца везли? - огорчилась я. И чтобы не бередить сердца родителей, стала запихивать игрушку в рюкзак.
- Э-э-э! - это ты брось,- Иван стал вытаскивать зайца обратно, - аль не приметила, баба -то моя брюхатая снова…
Незаметно за разговорами прошла ночь, словно черный ворон взмахнул крылом. Пора уходить. Хозяева вышли нас проводить.
Марфа скоро станет матерью. Во-о-о, дела!

- Вам надо помочь, мир не без добрых людей! - вырвалось у меня на прощание. Иван гневно прервал:
- Помощь людская боком нам выйдет! Мы с Марфушкой не цыгане, мы свободней! Словно в поле, вольный ветер мы…
- А если люди захотят помочь вам, что тогда?
-Захотят помочь? Помогайте! Сколько нас бомжей и полуголодных инвалидов по городам и весям, вокзалам и мусорным свалкам?
Супруга стояла поодаль, согласно кивая головой в такт словам мужа. Черный балахон служил и платьем и пальто одновременно. Как на чучеле, неуклюже сидел он на ее тощей фигурке, только на уровне живота дыбился вверх, словно проглотила Марфуша огромный арбуз. Бельмо на глазу не казалось отталкивающим, оно, словно туман, покрывало око. И этот туман как бы сливался с туманом, окутывающий утренний лес. Мы шли, боясь вспугнуть, потревожить шорохом сучьев, чуткую весеннюю тишину предрассветного утра. Оглянулись: Иван стоял недвижно, а Марфа, словно высохшей веткой дерева, махала и махала вслед нам уходящим своей узкой ладошкой.
Эпилог. Года через три мы с Алексеем вернулись в заброшенную деревню проведать отшельников. Но не нашли знакомой избы. На ее месте - пепелище. И буйно цветет, алеет кипрей. И никогда, похоже, нам уже не узнать о дальнейшей судьбе Марфушки и Ивана…
В основе повествования лежат реальные события