... орієнтування Кубок
іщука 2013" ... Союзу Олега
іщука ( ... - просто "Кубок
... шляхами руху Кубку
іщука 2012 ... img alt="Кубок
іщука із ... " title="Кубок
іщука 2012 карта ...
... припозднившись, согласно отозвалась
на прозвучавшее предложение ... , продолжила: –
, конечно, с ...
Мы чинно сидели за столом, когда дверь настойчиво поскребли снаружи, и на общее:
– Войдите! – в хату, через порог, осторожно вошла Шурочка.
Она впервые пришла в столь ранний час, чем и озадачила. Впрочем, назвать этот час «ранним», по деревенским меркам, выглядело более чем спорно, но мы, праздные отпускники, ещё не успели до конца испить свой утренний кофий.
«Денег пришла просить», – и каждый представил себе всю наличность, исхудавшего за месячный срок, семейного кошелька.
Шурочка, переминаясь с ноги на ногу, замерла у порога. Она загадочно и светло улыбалась нам, чем озадачила еще больше; в мозгу вяло зазмеилась скучная мысль: сколько ж попросит?
– Чё стоишь? Говорят: в ногах правды нет, – муж предложил гостье присесть.
И та охотно устроилась на широком деревянном диванчике, стоящем вдоль стены, и, растянув губы волной с детского рисунка, с задорной живостью в голосе объявила:
– Толик мой нашелси!
Кто такой Толик, – мы не знали, но весь лучистый вид ее безошибочно подсказывал, что произошло нечто, что и делало ее открыто счастливой и радостной; вновь проклюнулась навязчивая мысль о деньгах.
Тетя Неля, наша хозяйка, вошла в хату почти следом, и тут же с нескрываемой долей иронии полюбопытствовала:
– И куды это ты, деушка, вырядилась? Да у белых карпеточках? Ну, ты, – с особым ударением: – прям, моделья!
Шурочка, и точно, выглядела щеголихой из щеголих. В голубом, с мелкими алыми цветочками по полю, легком платье, с широким атласным пояском по талии. В белых ажурных гольфах на сухих ногах. В белых же китайских парусиновых тапочках.
Гостья слегка качнула тщательно прибранной головой в сторону язвительно вопрошающей и уточнила нараспев:
– Муж мой нашелси! – И было видно, что сейчас ей, ой как, хорошо. – Жду к завтрему, а то, може, и сёдня к вечеру подкатит. Из Москвы на Курск поезда-то, считай, кажный час идут… – последнее произнесла на придыхании, полушепотом, ровно боясь спугнуть, волнующую трепетное сердце, надежду, а в нашем мозгу четко отфиксировалось, что денег точно попросит больше, чем обычно.
Своим сообщением Шурочка окончательно сразила, хотя смысл, сказанного ею, уяснить до конца удалось не сразу.
– По такому случаю, – решительно предложил муж, и тем удивил меня, – можно по бокальчику душистого чайку испить! Не так ли? – обратился он к женщинам, а мне глазами указал, чтобы ставила чайник.
Пока грелась вода, я заменила грязные чашки на чистые, досыпала конфет и печенья в вазочку, достала из холодильника сыр и колбасу, порезала хлеб и пригласила обеих к столу.
Шурочка поднялась с диванчика, и, вытягивая ножку мысочком вперед, подошла к столу. Степенно присела на выдвинутый для нее стул, а тетя Неля упала грузным телом на персональную табуретку.
– Можно и чайку! Почему ба и нет? – припозднившись, согласно отозвалась она на прозвучавшее предложение, обычно избегая ранних трапез.
Пододвинув поближе к каждой по чайной паре, я разлила кипяток по чашкам, в которые муж успел предупредительно опустить по пакетику.
– Сливочек не добавить? – спросила я и, не дождавшись ответа, всклень плеснула из сливочника неосторожно по чашкам.
– Через край-то пошто!? – одернула меня тетя Неля и, склонившись над столом, поспешила отпить, но, глотнув быстро, обожглась и поперхнулась.
Шурочка же, наоборот, подняла высоко блюдце, аккуратно отхлебнула из чашки и пила маленькими глоточками, жеманно поедая конфету за конфетой и всё также озаряясь кричащей радостью.
Прокашлявшись и простительно махнув рукой, тетя Неля попросила моего мужа:
– Отрежь-ка мне скибочку колбаски… – Он быстро порезал колбасу на кусочки, а хозяйка обратилась к Шурочке с вопросом: – Никак управилась по хозяйству, коли, по дворам лазишь? – Ответа, однако, не получила и, аппетитно пережевав и проглотив колбасинку, продолжила: – Оно, конечно, с таким-то хозяйством как скоро и не управиться? – И, обратившись к нам, пояснила: – У ей два поросёнка токо. Осень скоро, а оне усё, как два стручка, тощие по двору бегают. И чем кормит? Не знай!
Шурочка продолжала молчать. Весь отрешенный вид ее подсказывал, что пронеслись чужие слова мимо ушей, а она, молодо зардевшись лицом, не скрывала трепетного чувства, которым наполнено было всё ее существо, и влажно блестели, загустевшие чайным настоем, ожившие глаза.
Угадывалось, что она порывается сказать что-то своё, нечто важное и сокровенное, только всё не решается, но вот насмелилась и зачастила сбивчивой скороговоркой:
– Я ж искала его… И по знакомым скоко писала… И к родне, котору знала, обращалась… – А глаза всё лучились и лучились надеждой. Приумолкла было, но нет: – Лицом завсегда пригожий был… Справный был… а тута, смотрю, засивел весь… и худой, как моща худой… Но узнала сразу… И как не узнать? Свой же человек,… близкой… – И, видимо, представляя себе злоключения мужа, влажно всхлипнула, однако, оробев от внезапных слёз, осеклась. – И чё поехал тады, дуралей? Куды? Зачем? Поверил чужим людям… И скоко лет об ём ничего… – затененная щечка заметно дернулась.
Шурочка замолчала; в хате повисла гнетущая тишина, которую резко нарушила тетя Неля:
– Ну вот, теперь у всех мужевья будут! Осталось токо мне заваляшенького мужичонку где подобрать, а то и пособить некому… – но не договорив, сунулась в окно, через которое увидела, что во главе шумного, многоголосого выводка подтягивается к хате носатая индюшка. И, не сбавляя оборотов и сообщив на той же резкой ноте: – Вона идёть моё монгольское иго! – она стремительно перемахнула через порог.
Скоро сквозь толстые стены жилища донеслось воркотное, ласково-зовущее:
– Пыри-пыри! Пырички! Идите, мои хорошие!.. идите… Я вам зернышек подсыплю… Пыри-пыри!.. Поклюйте, пыречки мои… Поклюйте…
Следом и Шурочка, не проронив ни слова, быстро-быстро подхватилась и покинула хату, оставив нам облегчение от мысли, что денег не попросила.
Тем днем Шурочку мы больше не видели.
Сногсшибительная, поразившая спящее воображение, новость о том, что у Шурочки нашелся муж, пропавший еще при Советском Союзе, облетела округу в миг. С утра деревня лишь о том и судачила, перетирая новость до дыр.
– Свои мозги вывихнула, – сердечно сокрушалась тетя Неля после очередного пересуда с кем-либо из местных, – и другим голову набекрень сдвинула.
Мужа, как оказалась, Шурочка увидела днями по телевизору. Присела прочувствованно пережить новую серию кинотянучки, а увидела своего Толика в забубенной компании московских бомжей.
– Его на весь экран лицом показали! – будет говорить она, всякий раз вспоминая со слезами мимолетный кадр, а в тот миг закричала на разрыв сердца: – Толик!.. Толик тама! – И истошно позвала внука: – Васька! Тама сичас деда показали!
Однако ни тогда, ни позднее Шурочка не сумела толком объяснить, ни по какому каналу высмотрела мужа, ни какая то была передача. И всё молила, молила, захлёбываясь слезами, внука:
– Васинька, миленький, ты найди его у Москве-то!.. Найди да привези домой… Чё ему тама делать? Грязной… чумазой… а живой! Слава Богу, живой!
– Где ж я найду его? – парень был в недоумении, узнав, что дед, который с рождения был для него категорией несуществующей, где-то бомжует.
– Это надо ж скумекать тако-то? – Учитывая, что сведения о Шурочке, как боевые сводки, поступали к нам, обновленными каждый час, от хозяйки, то всё шло с ее же личными комментариями: – Ты, грит Ваське, у милицию зайди – пусть помогут… От чудная, а то не сообразит, что у той Москве милиций мульён и бомжей – все десять!
Мы знали, что Шурочка, после внезапной смерти дочери, поднимала внуков одна, старший из которых уже служил в армии.
– Толька, – обстоятельно рассказывала тетя Неля, – от матери остался лет десяти, а малой совсем сопляк был. Усё за братишкой гонялси, а тот никогда его без присмотру не оставит. Смлада ответственный рос. Он бабке и деньгами рано стал помогать. Кажно лето у Петьки-арендатора подрабатывал. И после школы, до армии, на тракторе робил. А Васька, – вздохнула тяжело, – тот бабкой избалованный вырос. Школу не дотянул. Год ваньку провалял, а сичас с дружком у Москву подались. Охранниками где-то… Уедут дня на два-три – потом неделю дома валяютси… – и, что-то размыслив про себя, продолжила: – Раньше в сторожа мужики немощны шли да бабы детные. Удобно было: сутки отдежурят, трое – дома, а нонче вон каких бугаев усё держат!
– Раньше охраняли народное, потому как всё народу принадлежало, – с некоторой иронией подсказал муж.
– Ну-ну! – отреагировала хозяйка как-то неопределенно… И вдруг вскрикнула: – Дак, выходит, Тольку-то они в честь деда назвали?
Мы долго сидели на крыльце в молчании, вслушиваясь в умилительное «звень-звень»: то окликала кого-то по-над речкой иволга, а далекая кукушка частым своим «ку-ку» спешила перебить ее.
Угасал день.
Солнце, опускаясь все ниже и ниже по небосклону, тянуло золотые нити к горизонту, где зрела зоревая сила. Вот-вот вспыхнет огнем-пожаром, запылает алым далекая западь, – и потухнет день.
В широком небе ни облачка. Синь небесная, что вода-водица ключевая, чистая-чистая, сквозь которую пробует пробиться ранняя звезда-вечерница. И густеет, густеет, набирая невесомую плоть, воздух, подпираемый полынной степной свежестью, а стрижи, со свистом разрезая ту плоть, стремительными парами летали над опустевшей улицей.
– Глянь, а она токо идёть! – тетя Неля зорко высмотрела в дальнем конце улицы мелькнувший силуэт. И нарушила тем благостное молчание: – Шурочка так и проторчала на шляху цельный день. Усё курские автобусы стерегла.
Странно: в очередном кукушкином «ку-ку» послышалось вдруг участливое «где-где», «где…»
Муж, поеживаясь, поднялся со скамьи:
– Посвежело, однако… – и уже направившись в дом, вдруг спросил: – А почему всё Шурочка да Шурочка?
– А кто ж его знат? – отозвалась тетя Неля. – Привыкли… а по-другому ее никто и зовет.
Тему продолжила дома:
– Это отец ее усё звал: Шурочка да Шурочка моя. Баловал дочь, а она сызмалу росла неумеха неумехой. Только обряжаться любила. После школы укатила в Ташкент, где землетрясение страшное было. Потом с мужем, с дитем вернулась. И как уехала Шурочкой, так Шурочкой и вернулась. Толик так-то и звал ее, что в глаза, что за глаза… Вообще-то он – мужик был работящий. Рукастый, но заводной. На одном месте усидеть не мог, усё куда-то рвалси. Оне, как из Ташкенту приехали, даже хозяйством обзавелись. Но – бестолковые! Завели корову, а она у их мочевиной объелась, и усё вздуло. Ладно, хушь, успели заколоть – мясо-то сдали, – покачала головой, вздохнула: – А он пожил-пожил год-другой да на БАМ завербовался. С БАМу вернулси, когда Люська-дочь уже в медучилище училась. Пожил-пожил с годок, и опять куда-то маханул. Вернулся через срок увесь больной. Шурочка давай выхаживать, а Толик, как на ноги поднялся, – познакомился на рынке с какими-то мужиками чужими. Те кооператорами назвались, предложили дело выгодное. Он клюнул... и пропал с концами… – и добавила неожиданное: – Такой вот селяви получилси!
Через сутки мы уезжали. Следующий день весь прошел в работе и заботе стремительно, и Шурочки не видели. Она, как рассказала за ужином тетя Неля, вновь просидела до вечера на шляху, а домой вернулась уже в дрыбодан. И с грустью добавила:
– Ели на ногах держалась, – вздохнула: – Известно: русская душа меры не знат… – И вновь глубоко-глубоко вздохнув, произнесла сокрушенно: – Разве то-то бабье дело? Ох, оплошала, девка моя, оплошала совсем… – и тут же добавила с укором тихо-тихо: – Судить да рядить мы усе мастера!
Рано-рано утром, когда еще не до конца погасли звезды, мы, распрощавшись с доброй хозяйкой, уезжали.
Машина тихо прокатила вдоль пустых обочин сонной улицы и быстро выехала за околицу, где седая полынь, кустисто разросшаяся вдоль дороги, колыхалась на слабом ветру и где кружил в воздухе сиреневый пух отцветшего чертополоха.
Одна за одной исчезали с высокого небосклона частые звезды. Слабо забрезжил тонкой стежкой утренний рассвет. Занималась заря – золотила небо. И широким пламенем поднимался над землей утренний эфирно-розовый свет, щедро выплеснувшийся из-под горизонта, зыбкой черты которого коснулось жаркой макушкой пробуждающееся солнце. И через край заливал округу вольный белый свет, а в высоком небе – звонкая чисть-красота!
Еще с вечера решивши встретить восход, муж вел машину к Пузатой горке напрямую через пустые пашни, заросшие густым злотравьем. Машина, груженная деревенской снедью под завязку, по бездорожью двигалась натужно. Мы спешили на горку, чтобы успеть уловить тот миг, когда солнце, оторвавшись от горизонта, начнет подниматься всё выше и выше в светозарном венце.
Наше место, однако, оказалось занятым: там стояла Шурочка. Мы узнали ее издалека. Вскинувшись тонкими руками к небу и раскачиваясь, женщина что-то громко тянула на распев.
Муж притормозил машину и очень-очень осторожно стал отъезжать назад. И хотя волшебный миг нами был пропущен, съезжая на грунтовку, мы искренне радовались, что не потревожили ее, а солнце, распушившись над сонной землей гигантским одуванчиком в полнеба, начинало новый день.
Мы долго молчали, одновременно переживая ощущение мгновенного счастья. И, уже выехав на трассу, щедро залитую солнечным светом, муж спросил:
– А карпеточки – это что?
Я не знала – высказала лишь предположение:
– Может тетя Неля так гольфы назвала?
– Похоже: белые… нарядные...
Анна КОЗЫРЕВА
ertata
... воспитанием ребёнка,
определённо решила ... Лидия Петровна почувствовала –
...
Преступление и наказание - Это просто катастрофа! – Лидия Петровна нервно заламывала руки, мелкими шажками семеня вокруг кухонного стола, за которым, невозмутимый как Будда и огромный как гора, восседал глава семейства.
Обычно Лидия Петровна не беспокоила мужа во время ужина. Это было святое правило. Глава семейства должен был в спокойной обстановке отужинать и отдохнуть. Но сегодня её возбуждённое состояние пересилило устои семейных традиций.
- Я сегодня была в школе… Сама Зоя Васильевна вызывала! – Замерев на мгновение, Лидия Петровна давала понять всю глубину трагедии. Василий Михайлович бросил на супругу короткий недовольный взгляд из под кустистых бровей, но промолчал, продолжая сосредоточенно поглощать жареную картошку с мясом.
- Это по поводу Коленьки! – Лидия Петровна порывисто присела на край стула и, аккуратно сложив руки на колени, трагическим взором впилась в мужа, рассчитывая вызвать у того хоть какую-нибудь реакцию.
Кто бы сомневался, что по поводу Коленьки! Старший то, Иван, уже на втором курсе училища Министерства внутренних дел, а других детей нет. Василий Михайлович пошевелил могучими плечами и слегка вздохнул. Это говорило о крайней степени недовольства. Лидия Петровна хоть и внутренне содрогнулась от страха, но с обречённостью самки, защищающей своего детёныша, решила довести дело до конца.
Они были странной парой. Настолько разные, что можно было просто диву даваться! Лидия Петровна – миниатюрная, хрупкая сотрудница института культуры и искусств, с двумя высшими гуманитарными образованиями, нервная и творческая, читающая перед сном стихи и Василий Михайлович – в прошлом десантник, а ныне майор милиции, огромный, но не растолстевший к своим сорока пяти годам, как большинство его коллег, а регулярно таскающий штангу в спорт зале, тщательно пережевывающий еду и всегда молчаливо-сосредоточенный. И при этом они были прекрасной супружеской парой! Лёд и пламень, соединившиеся в этой семье, давали свет, воду и тепло, сосуществуя гармонично и без катастроф.
Имеющая свой собственный твёрдый взгляд на вопросы, касающиеся искусства ренессанса и постмодернизма, Лидия Петровна безгранично преклонялась и, практически, боготворила супруга в вопросах, которые по её мнению относились к категории мужских. Так же безукоснительно не вмешивался в женские дела и Василий Михайлович. Гармоничные отношения, сложившиеся во всех сферах семейного быта, к тому же были скреплены весьма сильным, хотя и не выставляемым на показ, взаимным чувством любви.
И дети у них получились весьма разные. Старший был копия отец. И по телосложению, и по характеру. Уже в третьем классе он твёрдо решил пойти по стопам отца. Не блистая особыми достижениями в школе, он, тем не менее, сосредоточенно добивался своей цели. Хотя из школьных предметов его любимыми были турник и штанга, особых потрясений его учёба не принесла. Раз и на всегда усвоив, что для успеха ему потребуется хороший аттестат, он долбил все предметы с упорством шахтёра-рекордсмена до тех пор, пока не получал желаемую оценку, беря упорством там, где не смог взять умом.
Лидия Петровна пыталась со своей стороны прививать ребёнку чувство прекрасного, но, встретив стену удивлённого непонимания со стороны старшего сына и его отца, ретировалась с поля боя, решив отыграться на младшем.
А младший, по всем статьям, пошёл в мать. Хрупкая конституция и общая хилость организма с младенчества предопределила его под усиленную опёку мамы и бабушки. Да и по складу характера он больше предпочитал чтение книг, чем прогулки на улице. Василий Михайлович молчаливо разрешил супруге взять на себя всю ответственность за гармоничное развитие этого индивидуума, хотя и не совсем одобрял такое развитие ситуации.
Но и с младшим Лидии Петровне пришлось испытать разочарование. Показывая явные признаки недюжинного интеллекта и творческий полёт мысли, Коля, рано познакомившийся с компьютером, отдал ему безоговорочное предпочтение перед прелестями японской поэзии и русской прозы. Никакие усилия матери не смогли сломить этот деструктивный, по её мнению, интерес к бездушным железякам и, к девятому классу, Коленька уже был человеком, практически, потерянным для большей части нормального человечества, хотя и весьма известным, в широких кругах узких специалистов компьютерного ремесла…
- Зоя Васильевна рассказывала такие вещи!!! – Лидия Петровна выдержала драматическую паузу и, картинно закатив глаза, продолжила: – Я в это просто не могу поверить!
Продолжая помогать обществу путём тщательного пережевывания пищи, супруг приподнял левую бровь и слегка пожал плечами. Это была уже целая речь! И хотя Лидия Петровна явно услышала упрёк в свой адрес, мол, ты же занимаешься воспитанием ребёнка, она определённо решила привлечь отца семейства к этому разговору.
- Она считает, что у Коленьки полностью отсутствуют знания, даже в рамках школьной программы, по гуманитарным предметам!
Василий Михайлович опять молча пожал плечами. Ну, вот это, уже точно оскорбление! Лидия Петровна нервно вскочила и буквально крикнула в глубь квартиры:
- Коленька! Возьми дневник и иди сюда! Папа хочет с тобой поговорить!
А вот это уже перебор! Глава семейства, от удивления, даже на мгновение перестал жевать и удивлённо глянул на супругу. Понимая, что она перешла все границы, Лидия Петровна ответила пламенным взором человека, который, сжег за собой все мосты и готов на всё! Не часто в их семье бывали такие грандиозные ссоры!
То ли дали о себе знать двадцать два года супружеской жизни, то ли профессиональное чутьё милиционера, то ли действительно расстроенный вид любимой, хотя и излишне нервной, жены, но Василий Михайлович уступил. Хотя он всё так же молча продолжил свой ужин, Лидия Петровна почувствовала – она победила!
Окрылённая своим успехом она заговорила уже без пауз:
- Он абсолютно не интересуется ничем, кроме этого своего ящика! – испытывая животный страх гуманитария к вычислительной технике, Лидия Петровна суеверно называла компьютеры, да и любую другую технику, только ящиками. – По биологии, географии, истории и даже, представляешь, даже по литературе – он ничего не знает! И не хочет! Конечно, Зоя Васильевна не могла не отметить, что в точных науках Коленька весьма силён. Даже более чем весьма! Она не преминула отметить, что на городских олимпиадах по физике и математике Коленька занимал призовые места. А уж после победы на областной олимпиаде по… - Лидия Петровна пренебрежительно повертела руками - … по этой, как, её там?.. По информатике!.. Её вместе с Коленькой и несколькими другими учениками даже пригласили в областной департамент среднего образования для вручения грамоты!
В дверном проёме кухни нарисовался силуэт юноши, весьма хилого сложения, но с весьма горящим взором уверенно в себе человека. Лидия Петровна ещё активней зашагала по кухне:
- Представляешь? Она ещё так смеялась! Рассказала один забавный случай. Там, в департаменте, произошёл какой-то казус. Что-то повисло или отвисло, короче – что-то сломалось. – Лидия Петровна нервно хихикнула. - А починить никто не мог! Так вот, Коленька за пятнадцать секунд им всё исправил! Прямо на глазах у руководителя департамента! Зоя Васильевна сказала, что Пётр Иванович был очень доволен и хвалил Коленьку, звал на работу после школы!
Василий Михайлович вопросительно посмотрел на сына. «Подумаешь, - молча пожал плечами парнишка. - Проблема-то была пустяковая…» Всё-таки умение молча понимать друг друга было у них в крови. Не заметив этого диалога, Лидия Петровна продолжила свой взволнованный монолог. Ловко выхватив из рук сына дневник и потрясая им над головой, она возмущённо вопрошала:
- Но как же остальные предметы!!? Я, конечно, понимаю, что это не очень важно. Сейчас ЕГЭ и тебе надо только профильные предметы сдавать. Но двойки ещё никого не украшали! – Коленька презрительно дёрнул плечом и поднял нос.
- Но я же говорю сейчас о другом даже! Я говорю о всестороннем развитии человека! – Лидия Петровна положила дневник на стол и начертила руками большой круг, который должен был, по всей видимости, объяснить слушателям, какое всё-таки развитие должно быть. – Ещё Козьма Прутков говорил: «Специалист подобен флюсу: полнота его одностороння»! Но, помимо этого, есть ещё вообще понятия о человеческих ценностях!!! Василий, ты знаешь, что он заявил на последнем уроке литературы?
Глава семейства конечно не знал. Молчаливый вопрос, адресованный сыну, сразу получил такой же молчаливый ответ: «А я прав! И меня не интересует мнение Зои Васильевны!» Немного озадаченный столь дерзким ответом, Василий Михайлович подтянул к себе дневник и начал медленно его перелистывать.
Не дождавшись внятной реакции на свой вопрос от мужской части семьи, Лидия Петровна с интонациями прокурора в Бассманном суде продолжила:
- Он сказал, что не читал… - очередная драматическая пауза - … Достоевского!!! И не собирается! Поскольку это ему, в будущем, не пригодится!!!
Обессиленная этими страшными словами она рухнула на стул. На кухне повисла звенящая тишина. Коленька, с гордо поднятой головой, всем своим видом изображал стойкого оловянного солдатика, а глава семейства пристально разглядывал какую-то страницу дневника. Пауза уже превращалась в нечто безобразное, по длительности. Лидия Петровна переводила встревоженный взгляд с отца на сына и начинала понимать, что она чего-то не понимает. Ожидая несколько иной поворот событий, Лидия Петровна растерялась.
- Я сегодня был на совещании в управлении… – неожиданно прервал паузу Василий Михайлович.
Столь резкая смена темы ещё больше огорошила Лидию Петровну.
- А при чём здесь… - растерянно начала она.
И тут глава семейства слегка приложился своей лопатообразной ладонью по столу. Он себя сдерживал и старался сделать это не сильно, просто, чтобы привлечь внимание к своим словам, но посуда на столе подпрыгнула и жалобно дзынькнула. Лидия Петровна резко замолчала. За все годы совместной жизни муж никогда так на неё не повышал голоса! В глазах защипали слёзы обиды. Понимая, что он немного распустил нервы, Василий Михайлович смутился, но, попросив взглядом прощения у супруги, продолжил:
- Там нам рассказали, что случилось ЧП областного характера. Были взломаны сервера одной государственной конторы. – Слова тяжелыми камнями бухались в тишину кухни. – Работали очень профессионально. Брутфорс и трояны через мыло не прошли. Защита там нормальная – и ативирь стоит, и брэндмауэр грамотно настроен, порты закрыты, да и вообще - админы не лохи…
Заговоривший на тарабарском языке муж напугал Лидию Петровну до покалывания в кончиках пальцев. Но ещё больше напугал её Коленька, который внимательно слушал всю эту охинею и судорожно сглатывал.
- Ламеров там по сотню в день кушали. – Василий Михайлович пристально смотрел на сына, а тот очень быстро переходил в чёрно-белую расцветку. - Но нашёлся один, который очень грамотно подсадил хитрую программку, эдакий гибрид келоггера, трояна и вариативного вируса с изменяемой сигнатурой. Он только под рутом работал, да так тонко, что его ни одна защита не нашла. Через два транзита залез на серваки под паролем админа, зипанул какую-то инфу, зашифровал её сто двадцати восьми битным ключом и, пройдя обратно - сбросил куда-то, используя четыре анонимайзера. Что именно программа спёрла - узнать не удалось. Траф был маленький. Она потом почистила реестр, логии стёрла, убрала все свои следы и удалилась. Специалисты по информационной безопасности посчитали, что только свои это могли сделать. Если бы не одно но! – Василий Михайлович медленно поднялся из-за стола. Коленька, судорожно всхлипнув, начал пятиться в коридор.
- Взломщика подвела маленькая ошибка. Даже не ошибка, а так – мелка страстишка к дешёвым эффектам. На одном компе осталась безобидная программка. Настолько безобидная, что на неё даже не обращали внимания по началу. Запускаясь из обычного шедулера она периодически выводила на экран картинку с надписью: «Привет от весёлых кактусов!»
- Васенька! – жалобно пролепетала Лидия Петровна, – а к чему ты это рассказал?
- Если бы тремя днями раньше министерство образования не приняло решения о доработке материалов к ЕГЭ, – Василий Михайлович казалось, не услышал вопроса, - то в департаменте были бы очень большие проблемы. А так - просто обратили внимание на столь вопиющий факт. Так когда, говоришь, грамоту вручали?
Коленька слабо пискнул и рванул в свою комнату.
- А как же Достоевский? – полностью утеряв взаимосвязь между происходящими событиями, прошептала Лидия Петровна, в состоянии близком к обмороку.
- ПУШКИН!!! – рявкнул глава семейства.
- Что – Пушкин!? – мир рушился и круги плыли перед глазами растерянной женщины.
- Лидусь! Пушкин – тоже не читал Достоевского! - уже мягче сказал Василий Михайлович и, вытащив ремень, с грацией атакующего медведя, кинулся за сыном. Замерев, на мгновение в дверном проёме, он повернулся к супруге и ободряюще произнёс:
- А «Преступление и наказание» мы сейчас напишем по новой!!! – и скрылся в сумраке коридора…
… на столе лежал раскрытый дневник. На его полях, стилизованные под фигурки людей, шариковой ручкой были нарисованы десятки веселящихся кактусов…
© Laputa
tatasoz-
