Преподобный Антоний родился в среднем Египте, в селении Кома, близ Гераклеополя Великого, в 251 году, от благородных и благочестивых родителей. Желая сохранить в чистоте сердце сына своего, родители Антония не позволяли ему никуда отлучаться из дому, кроме церкви. Потому Антоний не получил ученого образования. Но, по словам Афанасия, он дома внимал Писанию, и душеспасительным чтением укреплял в себе любовь к благочестию и страх Божий. Двадцати лет он сделался сиротою, лишившись отца и матери, и должен был принять на себя попечение о малолетней сестре. Но заботы домашние не ослабили в душе Антония ревности к благочестию. Он находил всегда свободное время для того, чтобы присутствовать при богослужении в храме. Однажды, придя в храм, он размышлял о том, как апостолы, оставив все, последовали за Спасителем, как первые христиане полагали к ногам апостолов все, что имели. С такими мыслями он вошел в храм и услышал слова Евангелия: "Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое, и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси" (Матф. 19, 21). Антоний в этих словах слышал голос с неба, относившийся к нему. Возвратясь домой, он немедленно продал свое имущество и роздал его нищим, оставив для содержания сестры небольшую часть. Но услышав в другой раз в церкви слова Спасителя: "Не пецытеся на утрей" (Матф. 6, 34), Антоний роздал нищим и оставшееся у него и, поручив сестру свою знакомым и благочестивым девам, сам решился вдали от мира подвизаться для единого Бога.
Подобно другим подвижникам, Антоний поселился сначала вблизи селения и отдался под руководство одного благочестивого подвижника-старца, с юности проводившего уединенную жизнь. Он посещал и других отшельников, как умная пчела, по словам Афанасия, унося с собою драгоценнейшую пищу, то, что находил лучшего и совершеннейшего в их образе жизни. Потом он поселился один подалее от селения, заключившись в гробнице, как живой мертвец. Пищею его был хлеб с солью, а питием – вода, и то он вкушал однажды в день по захождении солнца, а иногда через два дня и даже через четыре дня; одеждой его была грубая власяница, ложем – сухой тростник, а иногда и голая земля. Пропитание себе добывал Антоний рукодельем, которое брал у него благочестивый мирянин и взамен того приносил пищу.
Много искушений перенес Антоний в первые годы своей подвижнической жизни. Часто в душе его возникала мысль о трудности и суровости отшельнической жизни и о тех удовольствиях, которые соединены с богатством и славою мирскою. Иногда возникали нечистые пожелания плоти и в ночных видениях являлись искусительные образы. Но пламенною молитвою к Богу, строгим постом и бдением он очищал свое сердце и вначале отражал искушения врага. Чем мужественнее был Антоний в постигавших его искушениях, тем более усиливались против него нападения врага спасения. "Сколько раз, – так рассказывал сам Антоний своей братии для назидания, – сколько раз грозные демоны в виде скорпионов, лютых зверей и змей окружали меня и наполняли жилище мое, точно готовые на брань воины, а я пел: "Сии на колесницех и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего возвеличимся", и тотчас они, по милосердию Божию, обращались в бегство. Однажды они в ярком свете явились ко мне и сказали: "Мы пришли, Антоний, сообщить тебе свет наш". А я закрыл глаза, так как гнушался смотреть на свет диавольский, помолился и немедленно исчез свет лукавый. Потом, когда они пели передо мною псалмы и рассуждали между собою о Писании: "Аз яко глух не слышах". И когда они потрясали мою храмину, я спокойно воссылал молитвы к Господу. Часто злые духи производили шум около меня, часто скакания, часто свист; я пел псалмы, а их крики обращались в стоны и рыдания. Поверьте, чада мои, тому, что скажу вам. Однажды я видел диавола в образе высочайшего человека, который, дерзнув назвать себя Провидением и силою божественною, сказал мне: "Чего хочет от меня Антоний?" Я плюнул ему в лицо, устремился на богохульца, и тотчас этот великан исчез. Когда я постился, он предстал мне с хлебами и так склонял меня к принятию пищи: "И ты человек и также обложен немощию, вкуси сей пищи и отдохни немного от трудов, чтобы не сделаться больным". Я узнал в сем соблазнительный образ змия, и, когда прибегнул к защите Христовой, он исчез из окна, как дым. Нередко покушался он прельщать меня златом, которое для того и приносил, чтобы или обольстить мои глаза, или осквернить мои руки. Не умолчу о том, что часто демоны поражали ударами мое тело, а я пел: "Никто же разлучит от любве Божия, яже о Христе Иисусе".
Однажды приносивший Антонию пищу нашел его почти мертвым от множества ран, нанесенных ему рукою врага. Он взял Антония из гробницы и перенес в дом одной благочестивой вдовы. Все знавшие Антония думали, что он умер. Пришед в себя, ночью он попросил брата опять отнести его в гробницу, и там, не имея сил встать на молитву, он лежа призывал Господа на помощь. Во время молитвы Господь Своим явлением утешил подвижника, и он почувствовал себя здоровым. "Где ты был, благий Иисусе? – воззвал к Явившемуся Антоний. – Почто вначале не пришел Ты прекратить мои страдания?" – "Антоний! Я был здесь, – сказал Господь, – и ждал, доколе не увижу твой подвиг; добре ты подвизался, Я всегда буду помощником твоим и соделаю имя твое славным повсюду".
Однажды два беса сговаривались между собою, как бы ввести в искушение великого подвижника. Один из них сказал другому: "Братец Зерефер, как ты думаешь: если бы кто-нибудь из нас вздумал покаяться, то примет ли от него Бог покаяние, или нет?" Зерефер ответил: "Кто же может знать о том, кроме старца Антония, который нас не боится! Хочешь ли, я пойду к нему и спрошу его об этом?" – "Иди, иди, – сказал ему другой бес, – только смотри, будь осторожен: старец прозорлив, он поймет, что ты искушаешь его, и не захочет спросить о сем Бога; впрочем, иди, может быть, тебе и удастся получить желаемый ответ". Бес Зерефер принял на себя человеческий образ, пришел к старцу и начал пред ним горько плакать и рыдать. Богу угодно было утаить от св. старца притворство бесовское, и преподобный принял пришельца за простого человека и с участием спросил его: "О чем ты так плачешь, что и мне сердце сокрушаешь своими горькими слезами?" Бес отвечал: "Отец святой! Я не человек, а просто – бес, по множеству беззаконий моих!" Старец, думая, что пришелец по смирению называет себя бесом, сказал ему: "Чего ты от меня хочешь, брат мой?" – "Об одном умоляю тебя, отче святой, – говорил бес, – помолись Богу, чтобы Он открыл тебе: примет ли Он покаяние от диавола, или отвергнет его?
Если примет от него, то примет и от меня: ибо и я повинен в тех же грехах, в каких он". Старец сказал ему: "Приди завтра, я скажу тебе, что Господь мне откроет". Наступила ночь, старец воздел преподобные руки свои на небо и стал умолять Человеколюбца Бога, дабы открыл ему: примет ли Он покаяние диавола? И вот предстал ему ангел Господень и сказал: "Так говорит Господь Бог наш: почто умоляешь ты за беса державу Мою? Он только искушает тебя..." Старец сказал ангелу: "Почему же Господь Бог не открыл мне сей хитрости бесовской?" Ангел отвечал: "Не смущайся сим; тут было особенное намерение Божие, чтобы не предавались отчаянию грешники, много беззаконий соделавшие, а приносили покаяние пред Богом и знали, что Бог никого не отвергает к Нему притекающего, если бы даже и сам сатана пришел к Нему с истинным раскаянием: притом Бог не открыл тебе бесовского лукавства еще и для того, чтобы обнаружилось демоновское ожесточение и отчаяние. Итак, когда придет к тебе искуситель за ответом, то не отвергай его, а скажи: "Видишь, как милосерд Господь: Он не отвращает никого, кто приходит к Нему в покаянии, хотя бы и сам сатана пришел! Он и тебя обещает принять, если только исполнишь ты повеленное от Него." А когда он спросит тебя: что ему повелено от Бога? Скажи ему: так говорит Господь Бог: знаю Я, кто ты и откуда пришел с искушением, ты – злоба древняя и не можешь быть новою добродетелию, ты изначала начальник зла, и ныне добра делать не начнешь; ты ожесточился в гордости, и как ты можешь смириться в покаянии и получить помилование? Но, чтобы ты не оправдался в день судный, чтобы не говорил: я хотел покаяться, но Бог не принял меня, вот благий и милосердый Господь определяет тебе, если только сам захочешь, такое покаяние. Он говорит: стой три года на одном месте, обратись лицом к востоку, и день и ночь взывая к Богу: "Боже, помилуй меня – злобу древнюю!" и повторяй сие сто раз; потом говори: "Боже, помилуй меня – прелесть помраченную!" и это также сто раз; и еще: "Боже, помилуй меня – мерзость запустения!" опять стократно. Так взывай к Господу непрестанно, ибо ты не имеешь состава телесного, и потому не можешь утрудиться или изнемочь. Вот, когда сие исполнишь со смиренномудрием, тогда будешь возвращен в твой прежний чин и сопричтен к ангелам Божиим. И если бес обещается сие исполнить, то прими его в покаяние, но я знаю, что злоба древняя не может быть новою добродетелию". Так изрек ангел и восшел на небо. На другой день пришел и диавол и еще издалека начал рыдать голосом человеческим. Он поклонился старцу, и старец, не обличая его коварства, сказал ему так, как повелел ангел, – и что же? Зерефер, в ответ на его речи, громко захохотал и сказал: "Злой чернец! Если бы я захотел назвать себя злобою древнею, мерзостию запустения и прелестью помраченною, то уже давно бы это сделал и уже был бы спасен: ужели ты думаешь, что я теперь назову себя древнею злобою? И кто это тебе сказал? Да я и поныне у всех в большом почете, и все со страхом повинуются мне, а ты вообразил, что я назову себя мерзостью запустения или прелестью помраченною? Нет, чернец, никогда! Я еще царствую над грешниками, и они любят меня, я живу в их сердцах, и они ходят по воле моей; да чтобы я стал рабом непотребным ради покаяния?.. Нет, злой старик, никогда и ни за что! Никогда я не променяю своего почетного положения на такое бесчестие!" Сказал это диавол и – с воплем исчез. А старец стал на молитву и, благодаря милосердие Божие, говорил: "Истинно слово Твое, Господи, что злоба древняя не может быть новою добродетелию, и начальник всякого зла не будет делать добра!"
Проведши около пятнадцати лет подвижнической жизни вблизи селения, утвердившись в духовной жизни долгим рядом искушений, Антоний, давно жаждавший совершенного уединения, где бы никто и ничто не нарушало его безмолвия, начал склонять своего старца-наставника удалиться с ним в пустыню. Но преклонные лета сего подвижника и необычайность для того времени намерения Антония заставили старца отказаться от сего предложения. Антоний, имея отроду тридцать пять лет, в 285 году, оставив обитаемые места, перешел Нил и на восточном берегу его, в запустевшем укреплении избрал себе место для жительства.
Здесь, вдали от всех людей, без наставника и сотрудника, Антоний прожил около двенадцати лет. Чего не вытерпел он в продолжение этого времени? "Поистине, – говорит св. Афанасий, – достойно удивления, что один человек, живя в дикой пустыне, не боялся ни ежедневных нападений диавола, ни свирепости бесчисленных зверей, ни вреда от пресмыкающихся животных". Часто приходилось ему терпеть голод, жажду, холод и зной. Чем он был свободнее от внешних соблазнов, тем более духовная борьба его сосредоточивалась внутри – в области помыслов. Иногда сомнения колебали его душу, – сознавая чистоту своих стремлений и представляя множество скорбей и искушений, которым подвергался, Антоний вопрошал Бога: "Господи! Для чего одни умирают в молодости, а другие живут до глубокой старости? Для чего одни бедны, а другие богаты? Для чего нечестивые богаты, а благочестивые бедны?" Но Господь не оставлял верного раба Своего. Он услышал голос: "Антоний, себе внимай! А то – суды Божии, и тебе нет пользы испытывать их". Но искушения иногда до того доводили подвижника, что он впадал в уныние и обуреваемый помыслами недоумевал, что делать ему, дабы спастись. "Господи, – взывал он, – я хочу спастися, и помыслы не дают мне! Что мне делать в своей скорби? Как спастися?" Произнесши сию молитву, Антоний пошел по пустыне, и вот видит кого-то похожего на себя, который сидел и работал, потом встал из-за работы и молился; после опять сел и вил веревку; далее опять встал на молитву. Это был ангел Господень, посланный для наставления и укрепления Антония. И ангел сказал ему вслух: "И ты делай так – и спасешься". Услышав это, Антоний обрадовался и ободрился. Стал так делать и спасался. Упражняясь днем в рукоделии, ночи Антоний любил проводить в молитвах.
В течение двадцати лет подвижничества уединение Антония только на краткое время было нарушаемо усердными посетителями. Заградивши вход в свою пещеру, он только через малое отверстие беседовал с приходившими. Но настало время, когда он должен был сделаться отцом и руководителем для других.
Толпами стал стекаться к нему народ, когда он открыл к себе доступ. Чудодейственной силой веры он врачевал, а словом своим утешал печальных, учил неразумных, укрощал гневливых, внушал всем любовь ко Иисусу предпочитать всему. Он представлял величие будущих благ, бесконечное милосердие Божие, не пощадившее для спасения нас Своего единородного Сына. Слово Антония, солию растворенное, столь сильно действовало на сердца приходивших к нему в пустыню, что многие из них, презрев жизнь мирскую, тут же решались проходить вместе с Антонием пустынническую жизнь. Антоний открыл к себе доступ в то время, когда в Египте, как и в других странах Востока, свирепствовало жестокое гонение Диоклетиана. Как не любил Антоний свою пустыню, но участие к страданиям гонимых за святую веру превозмогло его любовь к уединению. "Поспешим, – говорил он, – к славному торжеству наших братий, дабы или с ними сподобиться мученического венца, или, по крайней мере, посмотреть на их победу". Он пришел в Александрию. Не имея доступа к темницам заключенных, он пред судилищем своими увещаниями подкреплял исповедников веры в мужестве и твердости, указывая им на будущее блаженство. Своими словами он проливал отраду в сердца их и в предсмертные минуты их жизни. Он сам рассказывал после Исидору пресвитеру, странноприимцу Александрийской церкви, о мученичестве блаженной Потамины, как сладострастный господин предал ее в руки мучителя, чтобы страхом мучений склонить к удовлетворению своего нечистого желания. Мужественная дева лучше желала сгореть с смолою вскипяченною, нежели лишиться невинности, умоляла лучше медленно опускать ее в котел, нежели, обнажив, ввергнуть в него вдруг. Судия, удивляясь неустрашимости Антония и бывших с ним, дал повеление, чтобы никто из монахов не являлся на судилище и совсем не жил в самом городе. Многие из монахов удалились из города. Но бестрепетный Антоний на другой день встал на возвышенном месте, прямо пред глазами судии, когда он в сопровождении воинов шел на судилище. "Антоний, – говорил Афанасий, - желал и сам мученичества, но Господь сохранил этого мужа для нашего и общего блага".
Возвратясь в пустыню свою, Антоний около себя собрал сонм другого рода мучеников – мучеников подвижничества. От монаха требовал Антоний полной нестяжательности. Один брат, отказавшись от мира и раздав свое имение нищим, оставил несколько денег для собственного употребления и пришел к Антонию. Узнав о сем, Антоний сказал ему: "Если ты хочешь быть монахом, то поди в такое-то село, купи мяса, обложи им нагое тело твое, и так приди сюда". Когда брат это сделал, то собаки и птицы терзали тело его. По возвращении к Антонию старец спросил его, исполнил ли его совет? Брат показал ему израненное тело свое. Преподобный Антоний сказал ему: так нападают демоны и терзают тех, которые, отрекшись от мира, хотят иметь деньги.
Опытный подвижник Антоний знал, что усиленные подвиги иногда не безопасны бывают для души. "Есть люди, – говорил он, – которые изнурили тело свое подвижничеством – и, однакож, удалились от Бога, ибо не имели рассудительности". Потому в обращении с иноками он позволял и послабление. Один зверолов, увидев, что Антоний шутил с братиею, соблазнился. Старец, подозвав его, сказал: "Положи стрелу на лук твой и натяни ее". Он сделал так. Старец говорит ему: "Еще натяни". Тот натянул еще. "Еще тяни", – сказал Антоний. "Если я через меру натяну лук, то он переломится", – сказал охотник. "Так, – сказал ему Антоний, – и в деле Божием, если мы сверх меры будем напрягать силы братии, то они скоро расстроются. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии".
Привлеченные славою Антония приходили к нему для беседы и мудрецы языческие. Незнакомый с ученостию мудрецов египетских, преподобный Антоний, просвещенный свыше, нередко изумлял мудрецов своею высокою мудростию. Не раз самонадеянные мудрецы, думавшие видеть в Антонии необразованного невежду, выходили от него посрамленные необыкновенными его ответами и сильными суждениями. Однажды пришли к нему два языческих философа, с намерением запутать его своими софизмами. Антоний по внешнему виду угадал в них философов. Не дожидаясь их вопросов, он сам спросил их: "Зачем вы, мудрецы, пришли ко мне – невежде?" – "Как невежде? – возразили философы. – Мы много слышали о твоей премудрости..." – "Послушайте, – прервал речь их Антоний, – если вы пришли к невежде в намерении посмеяться над ним, то это не стоило такого труда; если же к мудрецу, каким вы меня называете, то прошу вас подражать мне: мудрость добро, а добру как не подражать? Если бы я к вам пришел, то с вас бы взял пример. Но так как вы пришли ко мне, то будьте мудры подобно мне, будьте христианами". Философы, удивленные остротою ума Антония, удалились молча.
В другой раз пришли к нему диалектики. Между прочим разговором они упрекнули его в том, что у него нет книг. "Моя книга природа вещей, – отвечал Антоний, – она всегда готова, как скоро мне захочется читать слово Божие. Скажите вы мне, что прежде было – разум или письмена?" – "Конечно, разум", – отвечали диалектики! – "Стало быть, – сказал Антоний, – у кого есть неповрежденный разум, тому не нужны и письмена".
Слава Антония так была велика в пустынях египетских, что царь Константин назвал его своим другом, почтил посланиями и убеждал писать к себе о нуждах. Афанасий пишет также, что император Константин и дети его, Констанс и Констанций, письменно просили Антония, как отца, утешить их взаимным посланием. Долго Антоний, избегая славы мирской, не хотел исполнить сей просьбы. Потом, собрав братию своего монастыря, сказал: "Мирские цари пишут к нам письма. Христианам нечего удивляться тут, ибо хотя в мире различны состояния, но для всех одинакова участь рождения и смерти. То достойно всякого удивления, что сам Бог написал закон людям, и чрез Сына Своего обогатил Своим учением Церковь. Что инокам до посланий царских? Как принять мне сии послания, на которые я не умею отвечать обычными приветствиями?" По просьбе братии, представившей Антонию, что молчание его огорчит царей, решился писать к ним. Сначала Антоний хвалит их благочестие, потом дает совет не превозноситься тем, что они цари, не забывать, что они и при царском достоинстве подобные другим люди, и будут судимы от Христа. Наконец, внушает им быть правосудными и милосердными к подданным, прилагать попечение о бедных, и помнить о том, что един есть Царь над всеми и всех веков – Иисус Христос. Послание Антония, как говорит Афанасий, с великой радостью было принято при дворе.
Уже девяносто лет совершилось Антонию, когда пришло ему на мысль: есть ли в мире другой отшельник, столько лет подвизавшийся в пустыне. И в ту же ночь в сонном видении было открыто ему, что в глубине пустынь фиваидских есть старец, гораздо прежде его укрывшийся от мира и теперь совершенно забытый миром. Пробудившись, он тотчас взял свой посох и пошел искать дивного подвижника. Несколько дней блуждал он по страшной пустыне, с одним упованием на Бога, от Которого чаял указания пути к жилищу неведомого отшельника, – наконец, по следу зверя, дошел до вертепа, где укрывался Павел Фивейский. Свидание двух великих старцев было необычайно трогательно. Преподобный Павел, услышав шум шагов, заградил вход во свою пещеру; но великий пришелец, простершись у порога, пребыл до полудня в таком положении, умоляя затворника отворить для него пещеру. "Ты знаешь, – говорил он, – кто я, откуда и зачем пришел. Знаю, что я недостоин видеть тебя, но не отойду, пока не увижу. Умру здесь, у порога твоего, и ты, по крайней мере, погребешь мое тело!" – "Кто просит угрозами?" – отвечал голос из пещеры. Но вслед за тем вход был открыт, и оба великие старца, никогда прежде не видавшиеся и не слыхавшие друг о друге, облобызались, как давно знакомые, и даже назвали один другого по имени. После взаимных приветствий началась дружеская беседа, и св. Павел так говорил великому гостю своему: "И вот человек, которого ты с таким трудом отыскивал: дряхлый старец, с убеленными волосами, готовый сделаться горстью праха. Но скажи мне, что нового в роде человеческом? Поддерживаются ли древние города новыми зданиями? Как управляется империя? Есть ли и доселе чтители демонов?" Во время этой беседы внезапно прилетел ворон к пещере и положил целый хлеб пред святыми старцами. "Как благовременно! – воскликнул преподобный Павел. – Благ Господь: Он послал снедь рабам своим! Уже шестьдесят лет получаю я по полухлебу, но с твоим приходом Иисус Христос удвоил часть мою". Подкрепившись богодарованною пищею, свв. друзья провели ночь во бдении и молитве. На утро св. Павел сказал св. Антонию: "Брат мой! Я знаю, что ты давно в стране этой, и Господь обещал мне, что я узрю тебя. Теперь близок час моего успокоения, и Он послал тебя погребсти мое тело". Когда же преподобный Антоний с горькими слезами начал умолять его – не оставлять одного здесь, но взять с собою, тогда Павел отвечал ему: "Не ищи своей только пользы; твой пример нужен еще и для братии. Прошу тебя, иди и принеси мне мантию, подаренную тебе епископом Афанасием, и ею покрой мое тело". Последнее прошение было только предлогом к удалению Антония, потому что Павел видел, как трудно будет перенести ему кончину друга своего. Но св. Антоний поспешил исполнить волю его, и немедленно возвратился в свою обитель. Там радостно встретили его братия, не знавшие, куда скрывался от них авва; но на все их вопросы он отвечал восклицаниями: "Горе мне, бедному грешнику! Недостоин я имени пустынника! Я видел Илию, я видел Иоанна в пустыне, я видел Павла в раю!" Ученики хотели яснее узнать, о ком говорит он; но св. старец отвечал им: "Есть время говорить и время молчать", и снова устремился в путь, взяв с собою мантию. Но на пути узрел душу Павлову, возносимую на небо ангелами, и, припавши к земле, восклицал со слезами: "Павел! Зачем оставляешь меня? Еще я не простился с тобою. Зачем я так поздно узнал и так скоро лишился тебя?" Потом ускорил к пещере и там обрел св. мощи затворника в молитвенном положении. Львы ископали могилу для почившего праведника, а св. Антоний, погребши тело друга своего, взял с собою пальмовую одежду его и после облачался в нее во дни самых светлых праздников. В постоянных подвигах самоумерщвления и в заботе о спасении ближних протекла жизнь великого Антония. Почувствовав приближение кончины, он призвал своих двух учеников, пятнадцать лет служивших ему. "Наконец, любезные дети, – сказал он им уже слабым голосом, – наступил час, в который я, по слову Божию, отхожу ко отцам моим. Уже Господь зовет меня; уже я желаю видеть небесное. Заклинаю вас, чада сердца моего, не погубите плодов, приобретенных вашими долговременными трудами; помните, каким вы подвергались искушениям от демонов, и вы знаете, как злобные коварства их, так и бессилие против благочестия. Любите от всего сердца Господа вашего Иисуса Христа. Никогда не забывайте наставлений моих. Постоянно помышляйте о том, что вы всякий день можете умереть. Если имеете любовь ко мне, если считаете меня отцом своим, если хотите чем-либо ответить нежнейшей любви моей к вам, – заклинаю вас, не носите моего тела в Египет, дабы оно не осталось в каком-либо доме. Погребите меня здесь, и никому не говорите о месте моего погребения. Я уповаю, что в день воскресения оно восстанет нетленным. Прощайте, возлюбленные дети, ваш Антоний идет в путь, и более не будет уже с вами". После сих слов равноангельская душа его отошла ко Господу, на лице его сияла светлая радость. Это было 17 января 355 года.
Согласно завещанию преподобного Антония, тело его похоронено было учениками его в горе без свидетелей.
Источник: http://vsemolitva.ru
comments
