Фотография, увы, из сети. Субботний, мой личный, Иван Павлов растворился в прошлом, как будто и не было, искала прицельно в памяти фотокамеры – не нашла; не удивилась, только вздернула плечами, да потерла по живому ушибленное колено (травмировала там же, в киевской «дурке»).  Давным-давно (в 2005?), почти, что в прошлой жизни, петербуржская москвичка Таня, моя первая лирушная развиртуализация, на месте встречи – у подножья Кирилловской церкви – жаловалась, что место обитания сказочного киевского Змия не то, чтобы гиблое, но фотокамер как-то не любит, шутит мелко и беспристрастно.

Да, в субботу я ходила за свои тридевять земель – в Кирилловку, в гости к Кириллу, Афанасию, Ангелу и Эмильке Праховой. Который месяц она во мне бродит (с прошлогоднего сырого и туманного ноября), бродит хмельным и страстным, несет-то к себе на кладбище, то в Город, то к иконам Врубеля, с которых глядит глаза в глаза, душа в душу, женским в женское: тс-сс! не кричи! Каждый раз встречаясь, здороваясь, молча спрашиваю: что хочешь, Эмилия Прахова? Молчит! Молчит-не кричит... Думала, передумала разное, все без проку.  Пусти! – Не пускает. Кричу – и она кричит. То выставкой в Св. Софии, то на вызовах страны волшебной ОЗ между анамнезами, диагнозами, назначениями и лечениями загораются яркими звездами книги, рассказы, пересказы былью, как чья-то бабка стирала Эмильке белье, стирала и крахмалила кружевное, еще французское... пока не пришли, не захватили большевики времена, не превратили жизнь в глухие дни и темные ночи...