stoletie.ru/print.php?ID=110811
Беседа с известным публицистом, генеральным директором Центра политической конъюнктуры
- Сергей Александрович, есть два предположения. Либо западные советчики считают Россию сегодня слишком слабой, либо, наоборот, страной, с которой вновь приходится считаться. В любом случае, в последнее время нам все чаще и чаще, в довольно жесткой форме, назидательно пытаются указывать: куда идти, с кем и зачем...
- На самом деле, если смотреть в исторической ретроспективе, то ничего нового в подобном желании «сделать добро» России нет. Запад всегда стоял перед дилеммой: либо нашу страну покорить, либо приручить, все наши отношения с Европой и Соединенными Штатами сводились исключительно к этому. Правда, сейчас меняется форма подобных рекомендаций, Запад ищет новые, как ему кажется, оригинальные варианты «убеждения».
Давайте поймем: никогда «там» не считали отношения с нашей страной малозначащими, это выдумки доморощенных экспертов, по сей день продолжающих уверять, будто Западу на нас наплевать, и никакого дела до России нет. В действительности, дело было, есть и будет – во всяком случае, до тех пор, пока мы обладаем ядерным оружием, контролируем нашу территорию и природные ресурсы. Тем более что в отличие от Китая или Латинской Америки, у Запада с нами общая граница – так что над вопросом «как им обустроить Россию» они думают постоянно. Соответственно, периодически принимаются искать ответ на тот самый вопрос: покорить или приручить? Видимо, сейчас наступил новый этап рефлексии. В девяностые годы Запад праздновал свою полную и окончательную победу над Советским Союзом: без развязывания войны им удалось достичь целей, которых они в свое время не смогли добиться с помощью оружия. В тот период Россию «удалили» с поля глобальной игры и ослабили. Но время идет, минувшие двадцать лет кое-что изменили, и, судя по всему, Запад начал усматривать в нашей стране амбиции к возрождению. Естественно, это вызывает у него испуг, оставляя только два пути: либо подавить эти самые амбиции в зародыше, либо, если это невозможно, направить их в выгодное Западу русло. Один из методов – возобновить поток словоизлияний о возможной интеграции России в евроатлантическое сообщество. Условия приема в «демократическую семью» будут уточняться, но попытаться интегрировать проще, чем воевать или начать жесткий прессинг против Москвы.
- Раньше в наших газетах Збигнева Бжезинского именовали не иначе, как советологом или кремленологом. Это считалось высшей степенью неодобрения его оценок советских реалий. Потом – логично – выяснилось, что его в равной степени не устраивает и «новая Россия». Ладно, не стоило бы о нем и говорить, если бы, к примеру, Барак Обама не привлекал его в своей предвыборной кампании в качестве советника по внешней политике. Недавно «наш друг Збиг», которого мы пригласили даже на сентябрьский Мировой политический форум в Ярославле, выступил во Франции, после получения премии имени Алексиса де Токвиля. Он размышляет о России, о проблемах Соединенных Штатов, объясняет всем: Америка должна возобновить «амбициозные усилия» для трансформации и укрепления атлантического сообщества. При этом он включает туда и США, и Евросоюз, а в долгосрочной перспективе и Россию. Что он, собственно, ждет от Москвы?
- В идеале Западу интересна Россия, которую бы он мог держать на коротком поводке. Не интегрировать в реальный «клуб управляющих миром», а приобщить на правах союзника второго или третьего сорта. Который будет лоялен и от которого, быть может, даже удастся получить какую-нибудь пользу. Но который, в любом случае, уже не будет опасен. Вот так выглядит схема отношений с Россией, полностью устраивающая Запад. Да, надо добавить: при этом в нашей стране им необходимо иметь прозападную элиту, которую примутся кормить обещаниями и подачками. Это и есть голубая мечта «добропыхателей». Собственно, в девяностых годах примерно это и произошло.
- Но ведь мы уже вступили во все возможные международные объединения, разве что пока остаемся за бортом НАТО. Куда нам дальше-то двигаться?
- Жесткого, поэтапного плана у Запада, скорее всего, нет, поскольку сам Запад не абсолютно монолитен, а ситуация не так проста, как бы ему хотелось, нельзя нажать на клавишу компьютера, чтобы тот мгновенно выдал ответ. Тем более, присутствуют факторы, которые простым мановением руки не устранишь, такие, как мировоззренческие архетипы. Но есть основные направления работы с Россией, а конкретные формы и интенсивность могут меняться в зависимости от ситуации. Думаю, сейчас нам принялись читать второй или третий том сказок, рассчитанных на российскую элиту и более широкие слои населения, претендующие на то, чтобы называться «средним классом». Им – в очередной раз! – хотят сказать: элита может быть интегрирована в «клуб управляющих миром», а «средний класс» получить новое «качество жизни», радикально повысив стандарты потребления. Впрочем, далее следует длинный список условий и оговорок. Этой самой российской элите хотят втолковать, что не следует ставить перед страной каких-то собственных целей, формулировать задачи развития государства как самостоятельного цивилизационного проекта – ей предлагают уже готовый маршрут, объяснив, что Запад пойдет впереди, а Россия побежит следом за ним. И найдет она в конце пути свое счастье, молочную реку с кисельными берегами... Вот он, метод действий западной элиты – причем не только применительно к России, но и ко всем государствам на постсоветском пространстве, да и другим тоже - не надо собственных проектов, просто делайте, что вам говорят, и ориентируйтесь на западную модель жизни как на конечную и единственную цель. А если еще точнее – как на истинный смысл этой самой жизни. Об этом Збигнев Бжезинский и говорит: слова здесь лишь фантик, содержимое то же самое.
- Есть такое заскорузлое, но точное выражение: «рупор правящих кругов». Как вы считаете, Бжезинскому поручают говорить то, о чем сегодня думают, но не хотят публично произносить в Белом доме?
- Конечно, полностью отождествлять его мнение с установками администрации президента США нельзя, ясно, что западная элита неоднородна. Но в целом Бжезинский олицетворяет то, что сейчас называется «мейнстримом», то есть генеральной линией. Наша элита, конечно же, реагирует на подобную риторику, и в обществе возникает повод для внутренней дискуссии. Когда наши условные «патриоты» вступают в полемику с не менее условными «либералами», последние пользуются подаренным Западом тезисом о том, что он открыт для партнерства, предлагает проверенную столбовую дорогу для движения вперед, к процветанию и светлому будущему. А вот вы, мол, замшелые и квасные, говорят «патриотам», все время тянете нас назад! То есть игра идет и на внешнем, и на внутреннем полях, внутреннюю российскую либеральную фронду снабжают мировоззренческими клише, чтобы поддерживать образ некоего привлекательного Запада как конечной цели движения России. Давайте признаем: в целом получается. Не так успешно, как хотелось бы «добропыхателям», с оговорками и ошибками, но получается. Российская элита и пресловутый «средний класс», как говорят сегодня, «ведутся», хотя я не стал бы красить всех одним цветом, внутри существует много противоречий.
- Кстати говоря, применительно к американским реалиям Бжезинский расставил акценты очень точно. США, объявляет он, стали страной социальных крайностей, где один процент самых богатых семей владеет 35 процентами всего богатства страны, в то время как 90 процентов нижней части спектра владеют примерно 25 процентами национального благосостояния. Ничего хорошего он от этого не ждет, плюс к этому уверяет, что Европа отчаянно нуждается в убедительной концепции для завтрашнего дня. Итак, на Западе видят и признают существующие огромные проблемы, при этом предлагая России присоединиться к «демократическому сообществу». Чтобы эти проблемы вместе решать – или чтобы вместе утонуть?
- Западу в целом важно: а) устранить потенциальную опасность и возможных конкурентов; б) постараться решить свои проблемы за счет использования ресурсов других государств, которые он приглашает присоединиться к евроатлантическому сообществу в том или ином качестве. Вот об этом, собственно, если очистить его идеи от красивой словесной оболочки о «равноправном партнерства», Збигнев Бжезинский и говорит. В девяностые годы, повторю, Западу казалось, что он одержал победу над нами. Сейчас, когда стало ясно, что американцы в одиночку вытянуть глобальное доминирование неспособны по причине нехватки сил, «евроатлантисты» начали поиск новых союзников. Неполноправных, повторю. Россия в этих условиях рассматривается как потенциальный партнер – прежде всего, донор, который может за счет своих ресурсов помочь Америке управиться с ее проблемами. Собственно говоря, уже 20 лет помогаем. Это и сегодня происходит. Мы уже – зачем-то… - то ли выкупили, то ли собираемся выкупить долговые обязательства Испании, а помощник президента Аркадий Дворкович объявляет, что Россия протянет руку помощи европейцам и вложит 10 миллиардов долларов в восстановление экономики Евросоюза… Деньги, по меркам мировых финансовых организаций, не самые большие, только разве нам некуда их потратить в своей стране? Вот он, частный результат западного приглашения в «клуб избранных».
Конечно, Збигнев Бжезинский – откровенный русофоб. Но в части формулирования проблем Соединенных Штатов он проявляет себя как умный и информированный аналитик – каковым и является. Диагноз, который он в своей речи ставит Старому Свету, Америке, да и всему евроатлантическому сообществу в целом, очень интересен. Запад находится на этапе утраты внутренней энергии для своего развития и движения вперед. Ему нужна «свежая кровь». И что, мы должны кидаться Западу на помощь? Полагаю, действовать следует очень аккуратно и разумно. Если уж такие люди, как Збигнев Бжезинский диагностируют большие проблемы у евроатлантического проекта, то будет в высшей степени идиотизмом идти след в след с Западом, выполнять все его рекомендации и перенимать образ жизни. Неужели не ясно, что в этом случае и мы зайдем в тупик аналогичных проблем? Наш путь в любом случае должен быть своим, самобытным.
- Есть у Бжезинского еще одна идея. Я говорю о его выражении насчет того, что политика поддержки более тесных связей Украины с Евросоюзом есть необходимая предпосылка и стимул для более тесного сближения и России с Западом. Туманно? Да, потому что еще шесть лет назад, оценивая «оранжевые события» у наших соседей, Бжезинский заявил, что украинцы продемонстрировали политическое мужество и европейские стандарты, и вот их-то и захочет обрести следующее поколение россиян...
- Естественно, Украина не продемонстрировала России ни одного положительного шага, не предъявила нам ни одного позитивного примера. Ни в чем. Разговоры о «становлении демократии» у наших соседей и отсутствии таковой в России ведут лишь полные профаны или манипуляторы сознанием. Никакой демократии на Украине не было, нет, и не предвидится. Существует олигархат: правление нескольких могущественных бизнес-структур в их меркантильных интересах, сопровождающееся бесконечными политическими скандалами.
Разумеется, есть у нас отдельно взятые, не очень адекватные «эксперты» либерально-прозападного толка, которые ставили нам Украину в пример. Но сейчас даже они предпочитают молчать – совершенно разумно, надо сказать. Говорить о том, что все мы горим желанием следовать примеру Украины смешно. Скорее, правда, глядя на последние события у соседей, грустно.
- Есть такое выражение - «политическая воля». Сегодня она проявилась в нашем намерении реализовать «Евразийский проект». То есть мы заявили, что пойдем своим путем. Что такое, на ваш взгляд, политическая воля и велика ли дистанция от демонстрации воли до ее воплощения в жизнь?
- Политическая воля есть наличие осознания проблемы, а также желание ее решить, способность сформулировать четкую цель и способы ее достижения, то есть механизмы реализации заявленных устремлений. При этом действовать вне зависимости от мнений «добрых советчиков» или откровенных недоброжелателей. Есть политическая воля у нас или уже ничего не осталось от нее – история покажет...
Что касается создания Евразийского союза, то процесс этот очень непростой. Здесь многое зависит не только от политической воли российского руководства. Если бы все решали в Москве, путь, возможно, был бы не очень длинным, но, поскольку есть и другие участники процесса со своими взглядами, интересами и своей спецификой, то дистанция может оказаться стайерской. От Кремля потребуется в полной мере задействовать не только искусство дипломатии и лавирования, но и способность проявлять жесткость. Причем, в первую очередь в отношениях с Западом, который уже крайне негативно высказывается по поводу российских планов на постсоветском пространстве.
- Так будем ли мы слушать западных советчиков и куда мы пойдем после выборов президента в 2012-м?
- Нельзя совсем уж игнорировать то, что говорят о нас на Западе, не следует отмахиваться от их предложений, даже не дослушав. С другой стороны, идти по указанному нам пути было бы, мягко говоря, опрометчиво. Тем не менее, прозападный вектор в России реализовываться будет – это очевидно уже сегодня.
К примеру, лично я поддерживаю призывы того же Запада к построению гражданского общества в России. Оно будет отражать реальный спектр наших политических настроений, именно тогда всем станет ясно, что доля «истинных либералов» в России ничтожно мала. Если наше общественное мнение будет представлено адекватно, все мы увидим: почитателей бжезинских у нас единицы. Реально у нас либералов-западников процентов пять от силы, но им уделяется такое внимание, будто они составляют чуть ли не половину населения страны! А это происходит, в том числе, по причине отсутствия адекватного представительства доминирующих общественных настроений в среде правящего класса и наиболее влиятельных групп элиты.
Вопрос – в балансе. В девяностые годы нас практически полностью накренило на «западный борт». Сегодня нам следует подходить к решению проблем и выбору курса с точки зрения здравого смысла, задавать себе вопросы выгодно-невыгодно, нужно-не нужно. Вне зависимости от того, какие рекомендации нам будут предлагать на английском, немецком или французском языках.
Беседу вел Виктор Грибачев
Специально для Столетия
— Россия в лице Владимира ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Росбалту политолог Андрей Окара.
— Россия в лице Владимира Путина предложила окружающим ее странам новое интеграционное объединение — Евразийский союз, который должен прорасти из Таможенного союза и Единого экономического пространства. Зачем это Путину? — Месседж Путина о создании Евразийского союза или, условно говоря, «СССР 2.0», стержнем которого планируется сделать союз России, Беларуси и Казахстана, носит программный характер и может стать идеологическим и политическим мейнстримом нового путинского президентства. Путин уже достиг всего того, чего можно достичь в масштабах российской политики — номинального статуса, реальной власти, денег, восторга девушек, которые «готовы порвать за него». Логично, что ему хочется большего. Создав Евразийский союз, Путин может войти в историю. Подозреваю, что это желание — сейчас для него главная мотивация.
— Но ведь сама идея не нова. О Евразийском союзе говорил Назарбаев во времена Ельцина. Где гарантия, что это не очередной предвыборный розыгрыш? — Важно обратить внимание на то, что будет сказано на тему постсоветской интеграции в инаугурационной президентской речи Путина в мае следующего года. Тем более, что теперь нам предложено жить не по концептуальным программам развития, а по программным речам наших двух лидеров.
Пока диапазон оценок идеи Евразийского союза широк — от «нуля» (бессмысленная предвыборная «обещаловка») до «бесконечности» (Россия «встает с колен» и приступает к восстановлению евразийской империи). Похоже, сам Путин мечтает о втором сценарии — вспомним его оценку развала СССР как величайшей геополитической катастрофы XX века. Но что в идее Евразийского союза мечта, а что — реальная возможность, будет определено в ближайшие полгода.
Пока по характеру информационной кампании вокруг этой темы можно заключить, что власть в ней достаточно сильно заинтересована. Но главное для империи или наднационального объединения — не деньги, а витальная энергия, сверхидея, люди, одержимые новыми перспективами будущего. А что сейчас? А сейчас одна из самых дебатируемых в российском обществе тем формулируется так: «Хватит кормить Кавказ!». Я не оцениваю сейчас причины этих настроений, но вряд ли страна с подобными настроениями способна к какому-либо имперостроительству.
— Может ли Евразийский союз быть восточным аналогом ЕС? — Нет, и сразу по нескольким фундаментальным причинам. Потенциальные участники Евразийского союза — это страны с авторитарными политическими режимами, с неофеодальными политическими системами, с доминированием экстенсивного развития, с сырьевыми или полусырьевыми экономиками. В России неблагоприятный климат для бизнеса, для внедрения инноваций, не говоря уже о какой бы то ни было политической или социальной активности. На российской модернизации фактически поставлен жирный крест. Россия в нынешнем виде фактически отказывается от инновационного развития, хотя пропаганда говорит о модернизации и Сколково.
Кроме того, Европейский союз — это объединение государств, в котором нет одного-единственного доминатора. В Евразийском союзе никаких альтернатив России как доминатору быть не может хотя бы в силу естественных географических и исторических причин. Ну не могут отношения России и Беларуси (России и Казахстана, России и Киргизии) строиться как отношения Германии и Франции!
Ну и еще — вопрос этический. В Евразийском союзе каждая из стран захочет обогатиться или, по крайней мере, решить свои вопросы за счет других. Иначе говоря, пока что нет представления об общем благе, общей выгоде, общих интересах. Впрочем, если учесть, что современная Россия — это государство-корпорация, в котором все ресурсы и возможности принадлежат небольшой группе «акционеров», иначе и быть не может. Акционеры думают, прежде всего, о рентабельности и прибыли, а народ своей страны воспринимают как «непрофильные активы». Что же тут говорить о народах других стран?
Можно перечислить ценности, на основе которых существует Европейский союз. И эти ценности привлекательны для тех, кто хочет в него вступить. А на основе каких ценностей будет существовать союз Евразийский?
Общее в Европейском и Евразийском союзах — это, по всей вероятности, форма. ЕС — это не федеративное государство, не конфедерация, не обычный международный союз, а некая квазиимперская интеграция нового типа: есть общая валюта (евро), но у некоторых участников — своя (скажем, у Великобритании и Чехии); есть наднациональные органы, но сохраняется суверенитет всех членов, есть Шенгенское соглашение, но не во всех странах оно действует. Возможно, Евразийский Союз тоже станет чем-то таким новым, что сложно определить в категориях современной политической науки и международного права.
— Многие эксперты полагают, что ключевой вопрос для Евразийского союза — «украинский». Может ли новое образование состояться без Украины?
— Может. Но это будет абсолютно иное объединение, чем если бы Украина в него вступила. Хотя бы потому, что для всех российских имперских проектов Украина — «золотая акция» и «критическая масса». Даже СССР умер после того, как УССР провела 1 декабря 1991 года референдум о независимости, а в Москве случилось горбачевско-ельцинское двоевластие. Кстати, и сама идея Российской империи пришла в Москву из Украины: автор «Синопсиса» Иннокентий Гизель, гетман Иван Мазепа, Феофан Прокопович, Стефан Яворский — это люди, создавшие имперский дискурс и модель новой российской государственности.
Но на данный момент я не знаю в Украине политических элит, готовых вступать в объединения, в наднациональных органах которого будет заправлять Россия (точнее, Кремль), — за исключением нескольких откровенных политических фриков и маргиналов, которые уже давно ни на что в украинской политике не влияют. Для одних элит вступление и в Евразийский союз, и даже в Таможенный союз невозможно по идеологическим и политическим соображениям. Для других (нынешних соратников Януковича) — по экономическим мотивам: «донецкие» олигархи искренне боятся, что «питерские силовые олигархи» их порвут в клочья. Насколько оправданы подобные опасения, вопрос сложный и умозрительный, но то, что они боятся, — это факт.
Думаю, если надежд «вступить» Украину в Евразийский союз не останется вовсе (а лично у меня их нет), а в Европейском союзе страну не особо ждут, необходимо разработать максимально приемлемый для всех формат, при котором уменьшался бы риск российско-украинских торговых войн и взаимного геоэкономического шантажа. Вероятно, этому может способствовать подписание Украиной договоров о Зоне свободной торговли и внутри СНГ, и с ЕС.
— Подобное российско-украинское взаимопонимание возможно?
— Теоретически да, но на практике главная проблема в российско-украинских отношениях — не политическая, и не экономическая, а, скорее, из области политической психологии. На частном уровне россияне и украинцы замечательно друг друга воспринимают. Но когда речь идет о межгосударственных отношениях — сразу возникает бетонная стена. Российские политики пытаются «наказать», «додавить» Украину: мол, почему вы от нас ушли? Украинские политики время от времени делают в адрес России какие-нибудь мелкие пакости. В результате — когнитивный диссонанс, абсолютное непонимание и нежелание слышать друг друга.
На рациональном уровне очевидно, что Россия и Украина имеют очень много общих интересов. Но лично я не вижу возможностей для российско-украинского взаимопонимания еще лет десять, а то и больше — пока в российской элите не появится поколение, способное воспринимать Украину «на равных», а в украинской элите — поколение, способное мыслить субъектно, самодостаточно и понимающее, что Западная Европа — это вовсе не «земной рай».
— Не является ли Евразийский союз продолжением концепции «Русского Мира», которую пропагандирует РПЦ?
— Очень правильное сравнение! Путинский Евразийский союз, конечно же, следует сравнить с любимой идеей святейшего патриарха Кирилла о «Русском Мире». «Русский Мир» — это немного модернизированная традиционная панславистская концепция, призывающая объединить под властью Московского патриарха всех постсоветских православных славян. И опять-таки, этот концепт «споткнулся» об Украину. Евразийский союз — концепция не панславистская, а евразийская, мотивированная не геокультурными, а геоэкономическими и отчасти геополитическими аргументами.
— Будет ли отличаться Евразийский союз от тех интеграционных моделей, какими были Российская империя или СССР?
— Несомненно. За последнее десятилетие произошла радикальная мутация российского имперского дискурса. Главное концептуальное отличие: Россия 500 лет была империей континентального типа, а теперь возжелала стать империей торгового (морского, островного) типа.
— Идея «либеральной империи» Чубайса — об этом?
— Судя по всему, да. Чубайс ведь проговорился о новом самосознании политической элиты. Разумеется, речь не столько о его статье восьмилетней давности о «либеральной империи», а обо всем новом политико-экономическом укладе. Во-первых, российская политическая элита рассматривает себя как закрытую корпорацию, которой принадлежит вся страна — точнее, все капитализируемые ресурсы страны. И, во-вторых, российский империализм, российская имперская идентичность и воля к экспансии если и существуют, то не в форме традиционного континентального империализма, а в форме торговой колониальной империи.
— А в чем между ними разница?
— СССР, Российская империя, а ранее Московское царство являлись континентальными империями и «тягловыми» государствами. В их основе лежали некие абсолютные сверхидеи — торжество Православия или победа коммунизма, которыми обосновывалась внешняя экспансия. Когда в XVII веке происходило «воссоединение Великороссии и Малороссии», мотивация была такая, что все православные должны жить в одном царстве. А уже потом смотрели — сколько это будет стоить. Также и в СССР — сперва распространение коммунизма во всем мире, а потом — где взять деньги на поддержку просоциалистических режимов в Африке (ясно, что отбирали у собственного народа).
Континентальные империи, как правило, не колонизируют народы. Они пытаются сохранить, словами Константина Леонтьева, «цветущую сложность», но при этом — победить варварство и установить общий для всех цивилизационный порядок. Ну, например, Советский Союз исходил из того, что в Средней Азии должно быть не только всеобщее образование и здравоохранение, но и опера с балетом, и киностудии — как в Москве, Ленинграде или Одессе. Идеология такого государства исходит из некоторых универсалистских предпосылок. Московское царство ощущало себя «катехоном» — последним бастионом, преграждающим путь злу, Российская империя строилась на более рациональной основе, но считалась именно православным идеократическим государством.
Это не значит, что все должны быть православными (хотя император и императрица обязаны), но именно православные считались имперообразующим стержнем. Причем в XVIII–XIX веках империи выстраивались именно по конфессиональному признаку: Австро-Венгерская империя была католической империей, Османская империя была исламской суннитской, Персия — исламской шиитской. В XX веке государства имперского типа уже начали выстраиваться на идеологической основе: Советский Союз — это коммунистическая идеократия, гитлеровская Германия — социал-националистическая.
Как правило, имперская государственность не преследует цели создать единый народ: когда в Российской империи при Александре III очень жестко взялись за русификацию или в СССР при Брежневе заговорили о «едином советском народе», это стало знаком того, что эти государства скоро лопнут. Континентальная империя, в отличие от торговой колониальной, как правило, не исходит из предпосылок, что имперообразующий народ должен существовать за счет эксплуатации всех остальных. Нередко бывает ровно наоборот: имперское ядро живет хуже провинций. Но главное в континентальной империи — это сверхидея, на основе которой имперское ядро «цивилизует» провинции и присоединенные народы. Именно в подобном формате российская государственность существовала на протяжении последних пяти столетий.
— Хотите сказать, что Российская империя на протяжении последних 500 лет не опиралась на критерий экономической рентабельности?
— Было по-разному. Например, современные сибирские автономисты и сепаратисты считают, что Москва всегда относилась к Сибири как к «внутренней колонии». Но критерий рентабельности никогда не был единственным или главным, как это было в торговых империях. Там всегда было четкое разделение на центр и эксплуатируемые колонии, которые включены в империю ровно до тех пор, пока их эксплуатация рентабельна. Как только необходимые ресурсы для удержания колонии превышают уровень дохода от ее эксплуатации, империя распадается. Рентабельность — это главный принцип существования торговых империй, вроде Британской, Испанской, Французской, Голландской или Португальской.
Российская империя и Советский Союз не исходили из критерия рентабельности: в союзных республиках зачастую жилось лучше, чем в имперском ядре — РСФСР (разумеется, за исключением Москвы и Ленинграда). Невозможно себе представить, чтобы на государственном уровне существовали программы по ликвидации дагестанских, грузинских, казахских или белорусских селений, а программа по утилизации «неперспективных» великорусских деревень существовала. Нечерноземье было превращено в пустыню, великорусская деревня Центральной России как фактор общенациональной жизни перестала существовать, об этом — вся советская «деревенская проза» (Белов, Распутин, Астафьев). Недавно попалось совершенно циничное сравнение: нынешние деревни и райцентры Нечерноземья — это хосписы. Звучит убийственно, но я не знаю, что возразить.
— Значит, Евразийский союз — это первая в наших краях империя торгового типа?
— Пока рано говорить о нем с большой долей определенности. Но больше аргументов в пользу того, что он может стать именно торговой квази-империей. Россия не будет вкладываться ни в какие инфраструктурные и «цивилизаторские» проекты в Центральной Азии (с чего бы, когда в самой России — демодернизация и нехватка ресурсов), но получит оттуда приличную волну уже вполне легальной трудовой и прочей миграции — как ее получила вполне успешная Западная Европа: бывшие колонии жестоко мстят своим метрополиям.
— Почему именно сейчас заговорили о Евразийском союзе? Только лишь из-за нового срока Путина или есть объективные причины?
— В начале 1990-х Россия не имела сил и энергии для поддержания имперского статуса — она сжалась до формата середины XVII века. Сейчас ситуация иная: ресурс экстенсивного развития исчерпывается, а конъюнктура мировых цен на нефть и газ такова, что для самосохранения необходимы новые ресурсы, которые можно привлечь в формате торговой империи.
— И все-таки, Евразийский союз способен сделать жизнь на постсоветском пространстве лучше?
— Хотелось бы в это верить. Однако сделать жизнь лучше может только переход к субъектному и инновационному развитию — спрыгивание с «иглы» ресурсной экономики, переход к новому технологическому укладу, создание возможности для самореализации энергичных и конструктивных людей, выстраивающих точки и очаги роста. А собирание нескольких экстенсивных проектов под одним скипетром едва ли способно дать интенсив и синергетический эффект. Хотя, конечно, если акция «Порву за Путина» будет проходить в масштабах всего будущего Евразийского Союза, — это будет грандиознейшее герлз-шоу!
