Знаете, какое самое чуждое для меня описание любви в художественной литературе? Момент из "Поднятой целины", где опытная баба говорит юной влюбленной Варе, что, раз ей захотелось выстирать потную рубашку мужчины - значит, это настоящее чувство.

Я не смогла бы любить мужчину, если бы мне пришлось ему стирать (гладить, готовить, мыть за ним посуду, пришивать ему пуговицы, подавать ему еду, раскладывать его одежду - и так далее). Да, ради любви один раз можно это сделать. Даже два. Ну, может три. Или раз в год под настроение. Или вдруг еще какая волна будет - не вопрос. Но если бы для какого-либо человека мне именно регулярно и ежедневно пришлось бы совершать эти действия, никакими силами мне не удалось бы через короткое время такого существования сохранить к нему какие-либо чувства, кроме физиологической неприязни. Когда во мне поднимается волна невыносимой нежности на грани боли, последнее, чего мне хочется - так это бытовухи, в частности, постирушек.

При этом я не брезглива. Ту же больничную утку вынести - совершенно не вопрос, например. Речь о другом чувстве, но я не знаю, как оно называется. Другое восприятие любви и ее бытовых и каждодневных проявлений. В 21 веке я могу себе это позволить, и это очень приятно. Мои предки не были богаты и родовиты - вряд ли я могла бы позволить себе роскошь настоящего чувства в 17 или 18.

И немного забавно, конечно. Книги посвящать могу, отправиться за мужчину в тюрьму могу, работать сутками для него могу, могу планировать всю жизнь содержать неходячего, могу куда угодно улететь-уехать, даже жизнью рисковать могу, а вот того, что любая баба может - обстирать-обслужить - нет, не могу.