* * *
При цадике состоял габе — самодовольный злой человек. Все его побаивались и предпочитали не связываться — габе во всем угождал цадику, и тот к нему благоволил. Ничего и никого не боявшийся Гершеле (даже самому цадику от него доставалось) не упускал случая поиздеваться над габе. Тот, конечно, затаил на Гершеле досаду и не упускал случая шута унизить.

Однажды за столом зашел разговор о характере и внешности человека. Собеседники сходились в том, что тощие люди, как правило, злонравны, а толстяки, наоборот, добродушны, мягки, покладисты и не расположены к злу.

— Если так, — заметил ребе, — мой староста сама доброта — он, чтоб не сглазить, весьма дородный.

Габе заулыбался, слова цадика ему польстили. Все с готовностью согласились, только Гершеле был иного мнения.

— А мне кажется, — сказал он, — что габе жирный по другой причине…

— Вот как, — заинтересовались все, — это почему бы?

— А я сейчас расскажу вам, — продолжил Гершеле, — кое-что из жизни зверей и птиц.

У орла, как вы знаете, жирный хребет. Почему? Потому чтр сверху он опасности не ждет — выше орла никто не летает. Охотнику тоже сверху в него не попасть. Поэтому за хребет он спокоен и там нарастает жир. А вот утка ходит низко к земле и за хребет очень переживает — тот же орел может в него вцепиться. И человеку она со спины доступна. Живот же у нее в безопасности — тут ей бояться нечего, поэтому на животе полно жира. Теперь возьмем свинью — она жирна со всех сторон. Почему? Потому что и низко к земле держится, и слишком тяжеловесна, чтобы можно было ее уцепить сверху.

— Какой же вывод, Гершеле? — загалдели слушатели.

— А такой, — ответил Гершеле, — что последнее вполне приложимо к нашему старосте. Он не боится ни Бога на небе, ни людей на земле, то есть в безопасности сверху и снизу, и оттого тучен со всех сторон. Так не схож ли он поэтому со свиньей?

Кабинет депиляции «Эпил Стайл»: депиляция воском москва. Узнайте секреты удаления нежелательных волосков!

У цадика подали к столу жареного индюка. Один из гостей, какой-то раввин, подвинул птицу к себе и, не обращая внимания на присутствующих, стал ее жадно поедать. Неподалеку сидел Гершеле. Увидев, что раввин никого к индюку не подпустит, Гершеле принялся громко рассказывать:

— Однажды меня пригласили на свадьбу веселить людей. Выхожу из дому, встречаю раввина. «Куда, ребе, идете?» — спрашиваю. «На свадьбу», — говорит раввин. «А кумовья кто?» Отвечает, что такие-то и такие. «Тогда, — говорю, — я тоже с вами пойду». «Пожалуйста, — говорит он, — пойдемте вместе».

Идем мы вдвоем и встречаем индюка. «Куда идешь, индюк?» — спрашиваем. «На свадьбу», — говорит индюк. «К таким-то и таким-то?» — интересуемся. «Да, — отвечает индюк, — к таким-то и таким-то». «Пошли вместе», — предлагаем. Идем уже втроем и встречаем черта. «Куда, черт, идешь?» — спрашиваем. «На свадьбу», —говорит. «К таким-то и таким-то?» — уточняем.

«Да, к ним». — «Пошли вместе». Черт согласился, и мы уже идем вчетвером — я, раввин, индюк и черт. Пришли к реке. Мне перейти реку — раз плюнуть. Черту — тоже. А у индюка и раввина вряд ли получится. Как быть? Думали мы, гадали и придумали: черт взял раввина, я — индюка, и мы благополучно перебрались на другой берег».

С этими словами Гершеле придвинул к себе блюдо с индюком.

А раввин сидел разинув рот и таращил глаза.
Вот вам ложка ребе!

Однажды Гершеле восседал вместе с хасидами за праздничным столом у ребе. Всем подали к супу ложки, одному только Гершеле забыли. Ребе, заметив такое, сказал: «Гершеле, ты кашляни — и тебе дадут ложку». Гершеле кашлянул, и прислужник тут же принес ложку.

После трапезы ребе понадобилось побывать в уборной.

Спустя малое время оттуда раздался кашель. Гершеле схватил ложку, бросился к уборной и сунул ее в щель.

— Вот вам ложка, ребе!

Цадик рассердился и, воротясь к столу, сказал присутствующим:

— За грубую шутку следует Гершеле наказать. Придумайте как.

Тут как раз внесли жареного гуся, и у Гершеле слюнки потекли.

— Отдадим гуся Гершеле, — решили хасиды, — и что он станет делать с гусем, то мы сделаем с ним: отломит крылышко — мы ему сломаем руку, возьмет ногу — вырвем ногу.

Услыхав такое, Гершеле поворотил гуся и принялся целовать его в гузку.

Хасиды обомлели, а цадик рассмеялся.