Два года уединенной жизни на Кавказе Толстой считал необыкновенно значимыми для своего духовного развития. Там он и создал свою первую повесть "Детство", опубликованную в журнале "Современник" под инициалами Л.Н., и сразу отмеченную серьезной критикой. Вместе с появившимися позднее повестями "Отрочество" и "Юность" эта повесть образовала знаменитую трилогию, актуальную на все времена.

В этом посте будет три книги вместо традиционных четырех. Они настолько меня впечатлили и до сих пор переполняют, что четвертая уже не влезает. Забавно, что все три о безумной любви, то есть, казалось бы, совсем не мои перчатки – а вот поди ж ты.

Альбер Коэн, «Любовь властелина». Совершенно уникальная вещь, ни на что не похожая, безумный микс разнообразных жанров, стилей и тем. Автор – невероятно тонкий психолог и философ, гениальный болтун, как и герой его Солаль. А как он умеет забираться в извилины подсознания и мысли-мыслишки своих героев! Подглядывает за ними, как в замочную скважину, а кажется, что подглядывают за тобой. Проникает не только в голову, но в сердце и печенки одновременно. Заставляет задуматься о странных вещах. Цинично покушается на святое (любовь!). Испытывает терпение читателя бесконечными монологами. Эти потоки сознания умеет превратить в настоящее орудие пытки в момент, когда надо спасать героев от опасности. Прекрасный юмор, только лишь изредка надоедливый, как родственники Солаля. Жесткая сатира на всех понемногу, на чиновничество особенно безжалостная. Не исключено, что книга все же для сильных духом: вот Л. споткнулся где-то на середине и долго собирался с силами, чтоб продолжить. А я даже от занудных потоков сознания не могла оторваться, готова роман читать и перечитывать, и все будет нескучно. Хотя если сократить его примерно на треть, хуже точно не станет. Стоит еще отметить прекрасный перевод – настолько, насколько сложна для перевода эта вещь. Узнав, что сын Саркози назвал сына Солалем, несколько прибалдела. А что, если подумать – красивое имя. Да и сам был хоть куда.

Одри Ниффенеггер, «Жена путешественника во времени». Сюжет сильно нетривиален, и довольно сложно рассчитать так, чтоб сходились все концы с концами. Они, как ни странно, сходятся. Кажется, лишь где-то что-то все-таки недорассчитано, но разбираться не с руки – душа занята переживанием за героев. Ох, за этих двоих тоже болит душа, как и за тех. Даже еще больше, нервы Одри потрепать умеет. Особенно под конец так умело и довольно безжалостно завернуто. Помимо душещипательности, задуматься тоже есть о чем. Ниффенеггер сказала, что источником названия был эпиграф к роману Дж. Б. Пристли «Человек и время»: «Время на часах – наш банковский управляющий, сборщик налогов, полицейский инспектор; наше внутреннее время – наша жена». А, вот как? Это еще какая-то десятая мысль, не добравшаяся до моей головы. А что мне казалось в процессе чтения – что эти вот путешествия во времени могут читаться как метафора чего угодно. Любовь, разлука, непонимание, уходящее время, болезни… особенно последнее. И то, что сначала кажется просто фантастикой, впоследствии оказывается всем на свете: любовный роман, семейный роман, освещающий отношения в семье во всех ее ипостасях (муж – жена, родители – дети), и все это с хорошей такой эмоциональной глубиной. Интересно мне, кстати, второй роман Ниффенеггер, «Соразмерный образ мой», так же ли он хорош? Спрашиваю тех, кому понравилась «Жена» – а то я поглядела тут отзывы читателей и с удивлением обнаружила, что большинство не в восторге, и некоторые даже в ужасе. А меня ох как забрало! До сих пор не отпускает.

Дина Рубина, «Русская канарейка». Я вообще предпочитаю прозу скупую и лаконичную (чтоб если страсти бушевали, то где-нибудь поглубже), так что вначале мне сильно мешала цветистость и кудрявость письма. Однако очень скоро не только привыкла, но вообще оторваться не могла. Мы с Л. слушали книгу вместе в машине, и я так полюбила кататься! Чем дальше кататься, тем лучше. Л. очень переживал за разведку нашу, как теперь им работать, когда все секреты раскрыты. Одна, говорит, надежда, что тамошние контрразведчики книг не читают (и не слушают). Время от времени мы замечали какое-то несоответствие, но в последующем все логично объяснялось. (Кроме того места, где Айя разговаривает по телефону, как такое может быть? Могу объяснить, но с большой натяжкой.) Концовка – эээ... не знаю. Задним числом понятно, что другой она быть не могла, все ниточки к тому сводились. Читает сама Дина Рубина – совершенно замечательно. Еще Л. предположил (сегодня много Л.), что впечатление от чтения глазами было бы наверное хуже. И что местами роман чисто женский. А я считаю, что если «местами», то уже не «чисто женский», а то и женский пускай будет – какая разница, коли так захватывает. В предыдущем прослушанном романе Рубиной («Белая голубка Кордовы») тоже все было хорошо, но концовка ужасная, поэтому следующий («Синдром Петрушки») мы читать не рвались. Теперь же – всенепременно.

ПС1. В «Жене путешественника» приятно порадовали эпиграфы из «Обладать». А ведь полгода назад я и понятия не имела об этой книге.

ПС2. Да, еще одна вещь объединяет эти три книги. Если на первых двух третях (примерно) ждешь не дождешься, когда сможешь вновь продолжить чтение (слушание), то потом наступает момент, когда боишься открывать книгу (включать плейер). Это не должно отпугнуть потенциального читателя. То есть, если что-то и должно – то не это.

ПС3. Если кто читал «Любовь властелина» и может мне объяснить эпизод с карлицей, было бы здорово. Я не поняла, когда это было и было ли вообще.

«Инструмент языка» — еще одно доказательство того, что исследователь и литератор могут прекрасно уживаться в одном и том же человеке.

Книга «Граф ноль» (Count Zero) является продолжением произведения «Нейромант» и входит в серию «Муравейник», который представлен Уильямом Гибсоном. В центре событий оказывается Тернер.