Леонид Гайдай родился 30 января 1923 года в городе Свободный Амурской области. Его отец Иов Исидорович Гайдай был уроженцем Полтавщины, родился в семье крестьян, работал с 11 лет, имел три класса образования и он очень любил читать. В 22 года он был осужден на каторжные работы почти на семь лет. Другому каторжному ссыльному Егору Любимову понравилось его трудолюбие, и Любимов написал письмо домой в Рязань, выступив в роли свата для своей сестры — Марии Любимовой. В письмо для убедительности он вложил фотографию Иова Гайдая. В Рязани это письмо из каторжной Сибири читали всей родней. Старшие сестры Мани Любимовой, Зоя и Клавдия, разглядывая фотокарточку, сказли: «Он же лысый!» Однако кандидатуру жениха утвердили.
Каторга Иова Гайдая закончилась в апреле 1913 года, и он поселился в Амурской области, начав работу на постройке Амурской железной дороги. В 1923 году Гайдай с женой и тремя детьми — Александром, Августой и совсем маленьким Леонидом переехал в Читу, позже — в приангарский железнодорожный поселок Глазково, расположенный в предместье Иркутска, где Леонид Гайдай начал учиться в Иркутской железнодорожной школе №42.
В детстве Леонид очень любил кино, особенно фильмы Чаплина. В воскресенье, когда показывали Чаплина, Леня приходил на первый сеанс. В конце фильма он ложился на пол между рядами, заползал под сидения и, спрятавшись, пережидал перерыв между сеансами, чтобы снова посмотреть фильм. Иногда он проделывал этот номер несколько раз в день.
Леонид был озорным и непредсказуемым ребенком. Он неплохо учился, много шалил, задирал в школе девчонок. Любит разыгрывать, конфликтовать, лихо бренчал на балалайке, участвовал в художественной самодеятельности, ездил с культурным десантом от клуба железнодорожников по Кругобайкальской дороге, с удовольствием декламировал Маяковского и Зощенко. В 1940 году ему была вручена книга Чехова «По Сибири» с надписью: «Лучшему участнику художественной олимпиады Гайдаю Лене. 14.V.40».
18 июня 1941 года Леонид Гайдай окончил школу, а 23 июня 1941 года вместе со всеми одноклассниками он пошел записываться добровольцем в армию, но в военкомате им сказали, что они должны немного подождать. И тогда Гайдай устроился рабочим сцены в Иркутский театр, где в это время гастролировал Московский театр сатиры. На время войны Театр Сатиры остался в Иркутске в эвакуации. Гайдай смотрел все их спектакли, ездил вместе с ним на гастроли и одновременно занимался в театральной студии при Доме Культуры железнодорожников. Он играл там в нескольких спектаклях, в частности, «Свадьба» и «Медведь» по Чехову.
Позже в письме к брату Леонид Гайдай писал: «... 20 июня 1941 года в 42 ж. д. (школе. — В.Г.) был выпускной бал. Нам вручили аттестаты об окончании школы. А 22 июня, как известно, война... Мы узнаем о ней в 17 часов по иркутскому времени. Как раз в это время я с папой сажал тополя перед домом (вдоль забора, который смотрит на улицу сбоку). Почему—то в это время нам (я имею в виду нашей школе) было очень весело, каждый хотел быстрее попасть в армию, отправиться на фронт воевать с фашистами. Многих постепенно призывали. ...Я, зная, что обязательно буду призван, в сентябре 1941 года поступил на работу в Иркутский облдрамтеатр рабочим сцены. Моя трудовая книжка, которая сейчас на «Мосфильме», датирована сентябрем 1941 г. Так что мой трудовой стаж — 2 года. Вскоре в Иркутск был эвакуирован московский Театр сатиры, а иркутский театр уехал работать в Черемхово. Я был оставлен в Т—ре сатиры. Работал — ставил декорации, открывал и закрывал занавес... Почти все спектакли выучил наизусть (я имею в виду текст). Познакомился с такими замечательными актерами, как В.Я.Хенкин, П.Н.Коль, Н.И.Слонова, А.И.Любезнов, Е.Я.Милютина и др. Некоторым из них — бегал за водкой... 7—го февраля 1942 года, наконец, был призван в армию. Запомнился эпизод: нас уже погрузили в теплушки, вечер... и вдруг я слышу: «Леня!» Выглянул и увидел маму с узелочком. Как она меня нашла — уму непостижимо... Принесла свежеиспеченных пирожков...».
Первоначально его служба проходила в Монголии, где он объезжал лошадей, предназначенных для фронта. Высокий и худой Гайдай на приземистых монгольских лошадях смотрелся комично, но со своей работой справлялся успешно. Несмотря на то, что новобранцев часто забывали накормить, и они сильно голодали.
Еще один отрывок из письма брату: «Я был на хорошем счету. Начальству нравилось, как я «поставленным голосом» подавал команды. Бывало, устраивался такой спектакль. В выходной день, когда все отдыхали в казарме (а казарма была огромная, вмещала два эскадрона — целый дивизион), а я был дежурным по дивизиону, мне один из дневальных сообщает, что идет командир полка. Я специально уходил подальше от входных дверей и ждал. Вскоре раздавался крик дневального: «Дежурный к выходу!» Я, придерживая шашку (ее полагалось носить только дежурному), стремглав бросался к выходу. Увидев командира, я на всю казарму орал: «Дивизио—он, встать! Смирно!» Грохот встающих и... тишина. Строевым подхожу к командиру и четко докладываю. Командир не торопится отдавать команду «вольно», медленно идет по проходу, образованному двухэтажными нарами, вглядывается в стоящих по стойке смирно красноармейцев... Только наши шаги. Пройдет командир этак метров 30, а потом тихо скажет мне: «Вольно». Тут я благим матом (хотя тишина) орал: «Вольно—о—о!» Снова шум, говор... Начальству нравилось. Активно участвовал в самодеятельности...»
Гайдай, как и другие его сверстники, хотел попасть на фронт. И когда приехал военком отбирать пополнение в действующую армию, на каждый вопрос офицера, Гайдай отвечал «Я». «Кто в артиллерию?» «Я», «В кавалерию?» «Я», «Во флот?» «Я», «В разведку?» «Я» — чем вызвал недовольство начальника. «Да подождите вы, Гайдай, — сказал военком, — Дайте огласить весь список». Из этого случая, через много лет родился эпизод фильма «Операция «Ы».
Гайдая направили на Калининский фронт. Он рассказывал: «Когда я услышал о Калининском фронте, я подумал, что нас обязательно провезут через Москву. Я думал, что в Москве живут только красивые люди, и очень хотел ее увидеть. Нас действительно провезли через Москву, но пересекли ее ночью под землей, в метро. Поезд с солдатами шел, не останавливаясь, ни на одной станции, и я Москвы так и не увидел».
Гайдай попал во взвод пешей разведки, неоднократно ходил во вражеский тыл, брал языка и был награжден несколькими медалями. В 1943 году, возвращаясь с задания, Леонид Гайдай подорвался на противопехотной мине и был тяжело ранен в ногу. Он провел в госпитале около года и перенес 5 операций. Врачи хотели ему ампутировать ногу, но он категорически отказался, ссылаясь на то, что «одноногих актеров не бывает». Последствия этого ранения преследовали его всю жизнь. Время от времени рана открывалась, из нее выходили осколки, воспалялась кость и начинались сильные боли. Он был инвалидом, хотя никогда не говорил об этом. Посторонние об этом не только не знали, но и не догадывались. Леонид Иович терпеть не мог показывать свои болезни или недомогания.
Выписавшись из госпиталя, Леонид Гайдай пришел в Иркутский областной драмтеатр, и поступил при нем в студию, которую окончил в 1947 году, несмотря на то, что с детства не выговаривал буквы «р» и «л».
Он играл в спектаклях драмтеатра два года, был хорошим актером и пользовался успехом у публики. О его работе в спектакле по роману Фадеева «Молодая гвардия» писали в газете. Но Леонид достаточно трезво оценивал потенциал своей специфической внешности. И он начал присматриваться к работе режиссеров.
Вопрос об отъезде младшего члена семьи в Москву решался на семейном совете. Иов Исидорович пообещал сыну регулярную материальную помощь от себя. Александр Гайдай также заверил младшего брата, что будет выделять из своего офицерского жалованья деньги на столичное житье—бытье Лелика.
В 1949 году Гайдай поехал в Москву и поступил на режиссерский факультет ВГИКа в мастерскую Григория Александрова, оказавшись на фоне остальных студентов одним из самых заметных. Гайдай поступал со стихотворением Ярослава Смелякова «Про девочку Лиду», которое позже Демьяненко читал Селезневой. Признанных мэтров он удивлял свои актерским талантом. Пырьев и Барнет на просмотрах его студенческих работ сползали со стульев от смеха.
Однажды Гайдай с приятелем выходили из института, и молодая сотрудница ВГИКа, боясь идти по темным улицам, пошла с ними. Через несколько минут Леонид, стараясь говорить как можно развязнее, обратился к девушке: «А ну, снимай шубу!.. Я что, непонятно сказал? Или тебе помочь?» Когда та, растерявшись, начала раздеваться, студенты рассмеялись. И тут же с первого же курса начинающий режиссер был отчислен за профнепригодность. Гайдаю стоило немалого труда восстановиться во ВГИКе с испытательным сроком.
Еще будучи студентом, Гайдай поработал режиссером—практикантом и снялся как актер в комедии Барнета «Ляна». В 1958 году Гайдай снялся еще в одном фильме — в оптимистической драме «Ветер». Это была последняя его работа в качестве актера в чужих фильмах. С середины 1950—х годов Леонид Иович обратился к режиссуре и с тех пор на экране появлялся лишь изредка в эпизодических ролях в собственных фильмах.
Во ВГИКе Леонид Гайдай познакомился с Ниной Гребешковой, на которой женился и с которой прожил всю жизнь. У супругов родилась дочь Оксана.
Ухаживая за будущей женой, как много позже Шурик в его фильме, Гайдай много рассказывал — о фронте и об Иркутске. Гребешкова и Гайдай ходили пешком из института до Гагаринского переулка, где жила Нина (так зовут и героиню комедии), он неизменно опаздывал на последнюю электричку, а когда спустя несколько дней Гребешкова высказала ему по поводу несвежей рубашки, Гайдаю ничего не оставалось, как сделать ей предложение.
Сама Нина Гребешкова вспоминала: «Мы учились во ВГИКе на одном курсе. Он пришел после фронта — раненый, длинный, худой. Не могу сказать, что сразу в него влюбилась... Вот репетируем. Сижу спиной к двери. Ребята заходят (у нас учились и Кулиджанов, и Ордынский) — один, второй... Вроде ничего не происходит. А входит Гайдай — я чувствую его просто кожей. Вообще я его стеснялась. Боялась сказать глупость. Он ведь старше на восемь лет, прошел фронт. А мне было 17 лет... Свадьба была скромная, дома, у нас в коммунальной квартире. Пришли родственники, знакомые, студенты. Мы сняли комнату. Леня был сталинский стипендиат, получал 800 рублей. А я уже снималась, у меня были свои деньги. Как актриса уже была востребована. Кстати, Леня очень обиделся, когда я отказалась взять его фамилию. Потому что стать Гайдай... Не то мужчина, не то женщина».
С 1955 года Гайдай — режиссер киностудии «Мосфильм». Первый фильм «Долгий путь» Гайдай поставил совместно с В.И.Невзоровым в 1956 году. Каким—то образом Михаил Ромм разглядел в молодом режиссере талант комедиографа и посоветовал ему работать в этом направлении. Именно в мастерской Ромма в 1958 году появилась первая комедия Гайдая «Жених с того света» с Вициным и Пляттом в главных ролях. Картина была встречена чиновниками в штыки, фильм обругали, сократили и пустили вторым экраном.
Леонид Гайдай испытал сильное душевное потрясение. Следующий его фильм «Трижды воскресший» вышел через два года, и не имел к комедии ни какого отношения. Картина с треском провалилась, начинающий режиссер впал в отчаяние, не зная, что снимать и уехал к родителям в Иркутск, где и произошел решающий поворот в его судьбе.
На чердаке деревянного дома он обнаружил номер «Правды» с фельетоном в стихах «Пес Барбос» Степана Олейника. Фельетон необычайно увлек его. Он тут же рассказал сюжет жене: «Нинок, ты послушай, как это смешно! Бежит Пес — 2 метра пленки, за ним Бывалый — 3 метра, оглядывается — 1,5 метра. Общий план — бегут все...» Родные только плечами пожали: «Три дурака бегают от собаки со взрывчаткой, которую сами же и бросили. Что ж тут смешного?» Но Гребешкова, знающая характер мужа, вздохнув, сказала: «Потрясающе!»
На роль Балбеса в фильме «Пес Барбос и необычный кросс» поначалу был утвержден Сергей Филиппов, но к началу съемок он находился на гастролях, а потому ассистенты стали подыскивать других претендентов. Искали также и двух других актеров. Когда на студию пришел Юрий Никулин, Гайдай сказал: «Все, Балбес у нас есть. Не надо никаких проб».
Что касается грима, то Гайдай сказал:
— Гримироваться вам ни к чему. У вас лицо и так глупое, моргайте только почаще.
Многие придумки Гайдая были выброшены в корзину, во—первых, по соображениям цензурным, а во—вторых, ради ритма, ради цельности произведения.
К примеру, «Пес Барбос и необычный кросс» должен был начинаться так: к высокому сплошному забору подбегает Балбес, пишет мелом громадную букву «X», затем к нему присоединяется Бывалый, выхватывает из рук Балбеса мел и пишет следующую букву «У» и передает мел Трусу. В этот миг слышится трель милицейского свистка. Трус быстренько дописывает мелкими буквами «дожественный фильм», и тройка срывается с места. Но, посовещавшись, решили, что такое начало сочтут пошлым, и благоразумно отказались от него. Был также выброшен эпизод, когда, убегая от собаки с динамитом, тройка несется мимо бабушки, которая сидит на опушке и держит корзину яиц. Все трое перескакивают через эту корзину, а затем Никулин, как бы одумавшись, возвращается и, подпрыгнув, попадает точнехонько в корзину. Сцена в общем—то соответствовала стилистике фильма, но было непонятно, что делала старушка с корзиной яиц на опушке леса.
В снятом Гайдаем незадолго до «Операции «Ы» и других приключения Шурика» фильме «Деловые люди» по новеллам О’Генри также было много режиссерских находок. Гайдай чуть ли не помешался на звуках: ходил, стучал по всяким предметам и прислушивался. Когда в «Деловых людях» похищенного паренька трясут за ноги, раздается металлический звон. На вопрос, зачем он это сделал, Гайдай пожимал плечами:
— Не знаю. Нравится, и все... А зачем — критики что—нибудь придумают...
Тем временем 9—минутный фильм «Пес Барбос и необычный кросс» имел огромный успех. Гайдай нашел настоящую «золотую жилу». Приемы эксцентрической американской комедии приобрели у него вполне советское звучание. Незатейливая короткометражка породила уникальный феномен трех суперпопулярных героев—масок советского кинематографа — Балбеса, Труса и Бывалого, которые потом были задействованы в следующей короткометражке «Самогонщики», снятой в 1962 году, в третьей новелле комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», снятой в 1965 году и в «Кавказской пленнице» в 1966 году.
В фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» Леонид Гайдай пригласил юную актрису Наталью Селезневу. Нужно было как—то добиться того, чтобы в новелле «Наваждение», где они с Шуриком готовятся к экзамену по физике, она естественно и без стеснения разделась перед камерой до купальника. Нужно отметить, что в то время подобные сцены для режиссеров и актрис были весьма проблематичны. Леонид Гайдай нашел ловкий ход. Он сказал, что в кадре актрисе нужно будет раздеться...
— Но у вас, возможно, не очень хорошая фигура, — как бы засомневавшись, добавил он.
— Как это не очень хорошая! — возмутилась Селезнева и одним движением скинула с себя платье.
После этого актрисе было уже гораздо проще и легче сниматься в этом эпизоде.
«Операция «Ы» и другие приключения Шурика», «Кавказская пленница» и комедия «Бриллиантовая рука», снятая в 1968 году, и удостоенная Государственной премии в 1970 году, образовали лучшую комедийную трилогию 1960—х годов. Эти фильмы за 15 месяцев проката посмотрели 222,8 млн. зрителей, то есть практически все население СССР. Всего аудитория в советских кинотеатрах на фильмах Гайдая составила без учета повторного проката около 600 миллионов человек. Для сравнения — у Стивена Спилберга в США зрителей было раза в полтора меньше.
Во избежание ненужной критики, Гайдай часто шел на разнообразные ухищрения. В фильме «Бриллиантовая рука» Нонна Мордюкова, обращаясь к жене Семена Семеновича Горбункова, произносила такую фразу: «Я не удивлюсь, если узнаю, что ваш муж ходит в синагогу», но фразу эту Гайдай убрал, опасаясь обвинения в антисемитизме.
В 1971 году на экраны вышла комедия Гайдая «12 стульев». Сам Леонид Иович не раз признавался, что это одна из его самых любимых картин. Экранизировать роман Ильфа и Петрова режиссер решил в 1967 году, до съемок «Бриллиантовой руки». Однако руководители Госкино велели ему подождать, пока Михаил Швейцер поставит «Золотого теленка», и работа Гайдая над картиной начались лишь в 1970 году. Самой большой трудностью стали поиски актера на роль Остапа. Гайдай перепробовал 22 артиста, среди которых были В.Басов, В.Высоцкий, А.Баталов, О.Борисов, Е.Евстигнеев, А.Миронов, пока не остановился на ни кому неизвестном Арчиле Гомиашвили. Сам Гайдай сыграл в этом фильме эпизодическую роль Коробейникова.В 1970—е годы Гайдай поставил еще две комедии, вошедшие в золотой фонд отечественного кино — «Иван Васильевич меняет профессию» в 1973 году и «Не может быть!» в 1975 году. Песня «Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь...» из кинофильма «Иван Васильевич…» стала визитной карточкой всех ресторанов страны 1970-х и 1980-х годов. А фильм стал одним из лидеров проката в том году.
«В кинокомедии должно быть как можно меньше слов, а те, которые есть, обязаны быть лаконичными, отточенными, бьющими точно в цель», — говорил Гайдай. И был верен своим пристрастиям. Трюки сыпали в его фильмах, как из рога изобилия, монтаж был жесточайшим, темп не позволял зрителю перевести дыхание, а слова и фразы сразу становились крылатыми.
У Гайдая был дар работы со словом, что встречается у режиссеров не так часто. Он варьировал выражения и интонации, пока не добивался такого звучания фразы, что она становилась заразительной и ее подхватывали все, кто слышал. Так, сразу же после выхода на экран фильмов Гайдая разошлись многие реплики: «Сядем усе», «Клиент готов», «Наши люди на такси в булочную не ездят», «У вас ус отклеился», «Не виноватая я...» и т.п. Актеры вспоминают, что фильм «Кавказская пленница» еще находился в стадии съемок, а уже повсюду повторяли вслед за В. Этушем: «Шляпу сними». Подсобные рабочие ходили и бормотали друг другу при встрече: «Бамбарбия! Кергуду!»
— Если рабочие смеются, значит, будет смеяться вся страна! — говорил Гайдай и был абсолютно прав.
В начале 1980—х годов на экраны вышли комедии «За спичками» и «Спортлото—82». Эти картины были последними, которые имели большой успех у зрителей. Последующие работы Гайдая «Опасно для жизни!», «Частный детектив, или Операция «Кооперация» и «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон—Бич опять идут дожди» пользовались меньшей популярностью у зрителей.
Прожив с Ниной Гребешковой 40 лет, в конце жизни Гайдай признался: «Мне с тобой очень повезло... Что бы я ни делал, тебе все нравится». Секрет семейного счастья был прост — Нину Павловну отличала необыкновенная женская мудрость. Она никогда не просила мужа, чтобы он снимал ее в своих фильмах. Но если предлагал, не отказывалась. Был случай, на Киевской киностудии предложили главную роль, а Гайдай в это время начал съемки «Кавказской пленницы», где Нине Павловне предстояло сыграть эпизодическую роль врача—психиатра. Гребешкова выбрала работу у мужа.
«Каким был Леня? Посмотрите на Шурика, и вам все станет ясно», — говорила Нина Гребешкова. Леонид Иович был большим наивным ребенком, совершенно неприспособленным к быту. Ему не нужны были ни шикарная квартира, ни машина — ее всегда водила Нина Павловна. Чтобы заработать на кооператив, она снималась на Алма—Атинской студии, там платили больше. Сама же потом делала ремонты. «Зачем? — спрашивал муж. — У нас и так все хорошо!.. Ну, тебе это надо? Делай!» И она шла в магазин за краской и обоями. «Нинок! У тебя там лампочка перегорела», — обращался Гайдай к жене, имея в виду настольную лампу на... своем рабочем столе. «Нинок! По—моему, у тебя в машине что—то капает», — говорил он о семейных «Жигулях».
Нина Гребешкова рассказывала еще один случай, который очень точно характеризует режиссера. Однажды в Москве пропал из магазинов лук. И вот она видит, что на улице торгуют луком с машины, но стоит огромная очередь. А Гайдай имел книжку инвалида войны. Жена бегом домой:
— Леня, там гигантская очередь! Пожалуйста, сходи, купи хотя бы килограмм.
Гайдай отправился за луком и пропал на несколько часов. Вернулся с килограммом лука. Оказывается, он все это время отстоял в очереди, поскольку стеснялся воспользоваться удостоверением.
— Почему всего один килограмм, ведь давали по три? — спросила Гребешкова.
— Но ты же велела один килограмм! — ответил Гайдай...
Нина Гребешкова рассказывала: «Равнодушный к званиям, он имел их все — до народного СССР. Помню, когда ему давали очередной орден, он приходил и говорил: «Слушай, меня опять записали на какую—то цацку». Он не понимал, зачем артисту вообще звания. Как их можно просить? И он меня в какой—то мере воспитал. Если заслуживал — то дадут. А сама я хлопотать не буду... Зачем? Я от этого ни лучше, ни хуже не стану...»
О последних годах жизни Гайдая вспоминает Нина Гребешкова:
«Последние годы ему тяжело работалось. Он не был лежачим больным, но страдал — на ноге открылась рана плюс эмфизема легких. Причем он курил. Но он был счастливый человек — жил только тем, что его интересовало. Например, любил играть в карты или на «одноруких бандитах». Он проигрывал огромное количество денег.
— Леня! Так никто не живет! — пыталась я остановить его.
— Как никто? Я так живу.
Бороться было бесполезно. К тому же я всегда работала сама, и у меня водились свои деньги... В 1993—м году Волович и Инин написали для него комедийный сценарий о подводной лодке. Но вдруг он сказал: «Ребята, я, наверное, не смогу...»
В 70 лет у него началось воспаление легких... Сначала было плохо — в легких накапливалась жидкость. Потом он уже лучше стал себя чувствовать. Я бывала у него в больнице каждый день, даже ночевала. И вот 19 ноября 1993 года. Стемнело... Я с ним. Он вздохнул — и все. Прибежали врачи, надели маску... Все бесполезно. Он ушел. Тромбоэмболия легочной артерии — оторвался тромб. Произошла закупорка. К тому же он страдал сердечной аритмией. Спасти его было невозможно».
Сразу после смерти режиссера началась переоценка творчества Гайдая, запоздало признанного безусловным классиком, неповторимым мастером советской эксцентрической и сатирической комедии.
отели с рейтингом 4+
