Есть такие вопросы, которые актуальны в любое время года. Один из них мы получили буквально накануне и не стали откладывать дело в долгий ящи

Компания Визарт (Co.Vizart): современные цифровые системы безопасности. Здесь помоuen Вам с любой задачей!

Капалабхайрава есть проявление преступного аспекта Калабхайравы. В традиции народного индуизма он парадоксальным образом превращается в охранителя северозапада. В ряде тантрических традиций к этой специфике Калабхайравы добавляется аспект олицетворения визуального восприятия, поэтому он может также именоваться Рупабхайрава или Агнибхайрава, Джйотибхайрава. Шакти Калабхайравы является Аиндри, она же Индрани. Посредством этого открывается то что Капалабхайрава есть Индра – любящий напиться хмельной суры буйный предводитель молодых арийских воинов, атакующих различные племена и похищающих их скот. И Бхайрава и Индра являются мастерами краж, грабежей, разбоя, вымогательства, афер, азартных игр и переправки краденого. Об этом свидетельствуют веды, священные мифы и предания. На юге Индии Капалабхайрава часто изображается красивым юношей, восседающим на слоне, держащим в руках ваджру-молнию, меч с пламенеющим лезвием, чашу и удавку-аркан. Его камень – алмаз, то есть ваджра, молния Индры. В ряде индийских традиций, распространённых по всей Индии, Капалабхайрава проявляется как бог с телом золотого цвета, держащий в руках палицу с железными зубьями, чашу, круглый щит и копьё. На самом севере Индии и в Непале Калабхайрава проявляется как бог с телом рубиново-красного цвета. Среди предметов которые он держит – стрекало для управлением слоном, а также рыба, символизирующая махасиддха Матсьендранатха, основателя традиции каул и натхов. То что Капалабхайрава идентифицируется с Индрой подтверждается его атрибутами, поведением, слоном-ваханой а также обликом его шакти. Аиндри, также известная как Индрани, Махендри, Шачи и Ваджри, а в ряде северных недвойственных тантрических традиций известная как Бхишани, вместе с Капалабхайравой восседает на слоне и имеет от двух до тысячи глаз, также как Индра. Аиндри обладает смуглым телом. Она вооружена ваджрой-молнией и удавкой-арканом, в руках она также держит слоновье стрекало и стебель лотоса, в некоторых случаях произрастающий из чаши-капалы. В ряде тантрических традиций Индрани олицетворяет видение и мир образов: божественное видение в нирваническом аспекте и заблуждение в сансарическом аспекте. То есть она может как освещать истину, так и вводить в заблуждение. Мы видим, что Капалабхайрава и Аиндри, как и очень многие божества индоарийского пантеона, являются амбивалентными божествами, могущими проявляться «дхармично», «адхармично» или «трансгрессивно-дхармично».
Капалабхайрава, отрезавший голову богу-творцу Брахме, олицетворяет собой царство духовной трансгрессии и преступности. Он и его шакти Аиндри-Дакшинакали могут помочь обрести дживанмукти, божественности радикальными путями. В преодолении кармических ограничений, в обожествлении трансгрессии и преступности, в свержении власти а также в сокрушении догм и авторитетов. Капалабхайрава и его шакти могут даровать успехи в аферизме, вымогательстве, рэкете, воровстве, бандитизме, разбое, грабежах, контрабанде, фальшивомонетчестве, наркоторговле, убийствах, проституции и уклонении от налогов. И, соответственно, могут защитить от всего этого. Помимо всего этого, Капалабхайрава является покровителем узников тюрем и лагерей, обеспечивая заключённым поддержку.

Бхайрава, в основном, олицетворяет стихию огня. Однако, поскольку Капалабхайрава является владыкой и охранником северозапада, как и бог ветра Вайу, то нередко он отождествляется с Вайу, что характерно, в частности, для Непала. В то же время, в тантрической традиции Пичумата-йамала, Капалабхайрава является не периферией тантрической мандалы, но её центром. В данном случае он именуется Капалишабхайрава, владыка черепа, и асоциируется не столько с Индрой, сколько с Калабхайравой. В Брахмайамала-тантре шакти Капалиши именуется не Индрани, но Рактачамунда (Кровавая Чамунда) и Чандакапалини (Яростная владычица черепа). В ряде тантрических и религиозных традиций, практикующихся в преступных кланах и кастах, это слияние Калабхайравы с Капалабхайравой и Индрани с Кали сопровождается разрастанием особых манифестаций этого бога и его шакти. Это разрастание связанно с такой формой Бхайравы как Бхикшатанамурти (Босяк-бродяга), и в особенности с такой его формой, как Канкаламурти (Бхайрава-скелет, или Бхайрава-скелетоноситель). В этой ипостаси Бхайрава обладает клыками монстра и либо пронзает воина копьем, либо изображается уже несущим на своём плече труп или скелет воина. В обоих случаях он либо обнажен, либо носит шкуру тигра или слона, гирлянду из человеческих черепов, змей вокруг его шеи и рук, обладает серой, темно-синей и реже золотой или кроваво-красной кожей и клыками монстра. Причёска Канкаламурти – коронообразная джатамукута. Справа она украшена полумесяцем, слева – цветком дурмана. При подчёркивании криминальной, разбойной ипостаси Капалабхайрава может изображаться с распущенными волосами и усами, и реже – с бородой. Свиту Канкаламурти составляют жёны ведических мудрецов, влюблённые в него женщины, полные сексуального вожделения, а также различные хтонические существа, образующие гангстерскую шайку – свиту Капалбхайравы.

Калабхайрава – бог времени, источник тантрических и религионых мистико-магических учений и отец преступного мира. Тело его чёрного цвета. В одной руке он держит кхатвангу или меч, в другой руке он держит за волосы голову Брахмы, из головы капает кровь. Кровь жадно слизывается волком (согласно другой версии — собакой) Бхайравы. Он продолжает проявлять священную дхарму мистико-магического преступного мира становясь Капалабхайравой, или носящим череп, и затем проявив себя как Канкаламурти. От этой ипостаси Капалабхайравы исходит ряд его манифестаций, оличающихся друг от друга акцентуацией проявления. Среди них манифестация мистической акцентуации, манифестация криминальной акцентуации и манифестация равного проявления обоих аспектов. Антропоморфная манифестация последнего типа имеет чёрное, серое или золотое тело, украшенное змеями, золотыми браслетами и чётками из рудракши, алмазов и кости. Капалабхайрава одет в тигровую шкуру и кроваво-красный плащ с чёрной изнанкой. Иногда – в чёрно-красно-золотой лунг. Он держит в руках палицу, меч, копьё с нанизанным на него трупом и чашу-капалу, кошель с деньгами и щит. Его шакти проявляется как Индрани, Дакшинакали и Чандакапалини,её внешний вид соответствует её проявлению. Шакти Капалабхайравы несёт на себе одновременно проявления роскоши и аскетизма, воинственности и спокойной созерцательной мудрости. На её плече сидит уллука – сова, что роднит её с богиней удачи и процветания Лакшми, а также с некоторыми проявлениями Чамунды, Кали.

Образ Канкаламурти иллюстрирует важный эпизод в скитаниях Бхайравы. После демонстрации ведическим мудрецам своей божественной мощи он передал им некоторые учения и практики Бхайрава-Кали-Дхармы. Однако некоторые учения и практики он предложил передать мудрецам через их жён, во имя усиления шактипата (обожествляющей силы) передачи. Согласно замыслу Бхайравы, чтобы шактипат был максимально сильным, учения и практики должны были быть переданы в жилище богини удачи и процветания – Лакшми. Бхайрава и жёны мудрецов вознеслись в мир Вишну и Лакшми и предстали перед их храмовым чертогом. Однако стражи дворца, возглавляемые могучим брахманом-воителем Виваксеной, не признали в Бхайраве божество, да ещё и дружественное Вишну, и отказались впустить Бхайраву и его спутниц внутрь. В следующий миг, взбешённый Бхайрава убил Виваксену на месте, после чего истребил всю охрану дворца Вишну и Лакшми. Вместе со своими спутницами он ворвался во дворец и устроил в нём тотальный террор и вымогательство. Когда Бхайрава увидел Вишну и Лакшми, он сказал им, что весьма оскорблён таким неуважением к себе и таким зазнайством своего друга Вишну, поправшим дружбу и нарушившим священный закон гостеприимства. Бешенство Бхайравы могло сжечь мир Вишну и Лакшми. Те пытались утихомирить Бхайраву, принеся свои извинения и предлагая любой дар на выбор. Гость заявил, что он жаждет крови. Вишну и Лакшми принесли в жертву Бхайраве кровь всех животных, которые жили вокруг дворца. Но вся эта кровь покрыла лишь донышко капалы Бхайравы. Чтобы удовлетворить гостя, Вишну устроил несколько войн, и поднёс Бхайраве всю кровь павших в боях. Но капала Бхайравы не наполнилась даже на четверть. Ситуация накаляется до предела. Вишну, чтобы любой ценой избежать выплеска смертоносного гнева Бхайравы, надрезает себе лоб и сливает свою кровь в капалу. Когда капала наполняется до половины, Бхайрава выпивает всю кровь, успокаивается и прощает Вишну и Лакшми.

После успешного завершения миссии похода, Бхайрава и жёны мудрецов возвращаются в лес гималайских кедров. Уходя из мира Лакшми и Вишну, Бхайрава прихватывает с собой в мир людей труп Виваксены. Увидев этот труп и узнав, что Бхайрава собирается вместе с ними и с их жёнами употребить мясо Виваксены в пищу, вместе с алкоголем и другими интоксикантами, риши крайне удивились и перепугались. Но Бхайрава объясняет им, что существуют такие духовные учения и практики, которые одухотворяют такую пищу и питьё, а пища и питьё, в свою очередь, одухотворят адептов и приблизит их к обожествлению. Бхайрава передаёт мудрецам и их жёнам эти доктрины и методы, после чего учит адептов как изготавливать чаши, горны и другие ритуальные предметы из костей, кожи и волос мертвецов. Мудрецы потеряли всякий смысл выполнения своей предыдущей аскезы и ритуалов и так освободились от ограничений, связывающих их. Оторвав голову бога-творца, убив и съев охранника в доме бога-поддержателя, Бхайрава прорвался сквозь все оковы и ограничения как официозной дхармы, так и адхармы. После этого Капалабхайрава обманул своих врагов и карму, совершил множество подвигов и обрёл высочайший духовный триумф. Он продемонстрировал мощь и принципы трансгрессивной дхармы преступного мира.

Повстанческий анархизм Бхайравы является неукротимым проявлением его безграничной божественной свободы и не обусловленности. Его святость так сильна и запредельна, что достигает точки перехода в противоположность. Оттого она и воспринимается ограниченными умами как нечестивое поведение и кощунство. Бхайрава является носителем своего особого духовного закона, воспринимаемого профанами как чудовищное беззаконие. Философы-мистики, такие как великий Абхинавагупта (X-XI вв.), кто произвел замечательный синтез индуистской культуры, отождествляют себя с высшим Бхайравой через тантрическое познание, которое часто включает в себя нарушение брахманистских норм. Калабхайрава и Кали, в лице Капалабхайравы и Аиндри, покровительствуют мистикам, аферистам, шулерам, вымогателям, разбойникам, ворам, убийцам, продавцам и перевозчикам запретного, сутенёрам, держателям притонов и подпольных игорных домов. Могут продвинуть адепта в иерархии преступного мира. Поддерживают арестантов. Помогают в рискованных делах, спасают от преследования полицией и государством, разрушают официальную магию. Наделяют огромной мощи преступной силой. Обеспечивают безнаказанность. Подсказывают хитрые и ловкие ходы. Мастера удара и обмана. Помогают в судебных делах. Могут способствовать успеху в любых криминальных делах и в различного рода теневом бизнесе. Могут помочь в свершении правосудия, в мести.

Стелла Крамриш, искусствовед, автор нескольких книг по индийской культуре, говорит: «Не существует ни адекватных противоречий, ни образных аналогов, достаточных, для того чтобы передать тотальную, потрясающую тайну Бхайравы. Осознания противоречивых качеств Божественности были собраны в интенсивно содержательный миф и выражены в разнообразных формах, в бронзе и камне».

Замечательный исследователь культа Бхайравы, Элизабет Шалье-Висувалингам пишет в одной из своих работ: «Смесь красоты и ужаса в шиваизме конечно взаимосвязано с примирением жизни и смерти. Это было тем смешением противоречивых ценностей, которое обеспечило соединение двух взаимодополняющих течений в рамках индуистского общества: радикальные брахманы, увидевшие высшую Истину в нарушении основ брахманической ортодоксии, и неприкасаемых (даже языческих) последователей, которые, тем не менее, соглашаются, их собственным своеобразным путем, следовать моделям, предписанным брахманическими книгами законов». Э. Шалье-Висувалингам признаёт, что «из-за его трансгрессивной сущности и дикого характера, Бхайрава послужил орудием, через его еретических, отверженных, даже криминальных адептов, в индуизации местных пасторальных и языческих божеств, которые постепенно стали идентифицироваться с тем или иным аспектом его различных форм... Как результат, часто у Бхайравы есть две жены, официальная происходит из оседлой сельскохозяйственной или торговой культуры высших каст, а неофициальная происходит из охотничьего или собирательного племенного сообщества и сохраняет все её дикие атрибуты».

Из Энциклопедии Брокгауза и Ефрона: «..Уже во времена Патанджали (II в. до н. э.) свирепость и распущенность этих фанатиков вошла в пословицу, а в конце XVIII в. они бродили по Бенгалу, вооруженные с головы до ног, со слонами и артиллерией, шайками больше чем в 1000 человек, нападая на города и осмеливаясь удерживать захваченное даже в присутствии британских войск... суровые мистерии аскетического, магического и оргиастического характера, скорее подходящие для тесного круга немногих посвященных.»

Для обращения к могуществу Капалабхайравы, Рактачамунды, Кали и Аиндри необходимы инициации принятия в семью этих божеств, установление правильного контакта с ними, умение понимать то что они говорят адепту, знание о том какие предметы, напитки и кушания надлежит приносить в жертву этим божествам. Надлежит знать ритуал подношений, включающий в себя правильную последовательность действий, правильное время и место, правильные ингридиенты и дары-талисманы, правильное оформление храмовой гарбхи или жертвенного алтаря, надлежащие мантры на санскрите, шабар-мантры и заклинания. Альтернативой погружения в жизнь этих божеств будет обращение к жрецу-адепту этого культа с просьбой оказать содействие в контакте с божествами и получения от Капалабхайравы и его шакти желаемой поддержки и помощи.

Adinath Jayadhar

Готовые Системы видеонаблюдения Оренбург, камеры видеонаблюдение. IP и аналоговые камеры видеонаблюдения. Квалифицированная консультация

   Книга анекдотов про Гершеле Острополера переносит читателя в еврейский мир Подолии, края, где в эпоху независимости польского государства Речи Посполитой распоряжались поляки, а позднее, с конца восемнадцатого века, — русские и украинцы. Более того, мы попадаем в гущу хасидской жизни, во двор великого цадика ребе Боруха из Меджибожа, известного также как ребе Борухл из Тульчина, городка, где он возглавлял еврейскую общину пока в Меджибоже был жив его знаменитый дед Бешт (Исраэль бен Элиэзер Баал Шем Тов), основатель хасидизма.

Как часто случается в отношении хасидских цадиков, разные источники предлагают разные версии их жизнеописаний. Известно, что в Меджибоже, где в обстановке еврейского мистицизма и всеобщего поклонения, прожил свои последние годы Бешт, основатель хасидизма, у его единственной дочери Адели родилось два сына. Исследователи называют даты их рождения: 1748 год для ребе Моше Хаима Эфраима и 1757-й — для ребе Боруха бен Иехиэля, а народное предание сблизило эти сроки и сделало братьев близнецами. Ребе Эфраим, цадик в Судилкове, около Шепетовки на Волыни, со временем стал еврейским книжником, автором труда «Дегель маханэ Эфроим» («Знамя колена Эфраимова»), где размышлял над учением и образом жизни деда, а также указывал на недостатки его прямых учеников и последователей. Из его книги видно, как много значило для хасидов фигура цадика вообще: «От мудрецов, сподвижников деда моего, я унаследовал великую истину, что людям, стоящим во главе народа, дана власть очищать души израильские, запятнанные тиной грехов, и что от них зависит сущность покаяния…Одних праведник приближает к совершенству своею молитвою и учением, других — будничною беседою и занимательными рассказами». Брат Эфраима, ребе Борух во истину был человеком, «стоящим во главе народа».

Братья родились примерно за несколько лет до смерти деда, их детство прошло среди экзальтированных и мечтательных мистиков, наблюдавших воочию творимые Бештом чудеса. Они воспитывались в уверенности, что «озаренный бесконечным светом их святой дед мог духовным оком видеть все, что делается в мире от одного конца его до другого». Эта способность к мистическому зрению отличала многих великих цадиков, в том числе и ребе Боруха. Но Боруха еще и завораживала внешняя сторона жизни: убежденность Беигга в своей святости, поклонение хасидов, беспрекословное подчинение приказу цадика, шумная, восторженная, до экстаза доходящая молитва. Позднее, уже будучи цадиком в Тульчине, ребе Борух молился неистово, исступленно — предание говорит, что со стороны казалось, будто он объят пламенем, а его голос потрясал собравшихся до глубины души.

Любимым чтением ребе Боруха была «Песнь Песней», которую еврейская традиция понимает и как рассказ о мистической любви души человека к Богу. Говорили, что в ребе Борухе живет частица души автора «Песни Песней» — царя Соломона. Говорили также, что и частица души царя Саула пребывает в ребе Борухе, и вспоминали об этом, когда цадика охватывали приступы меланхолии, мрачного уныния и сердечного смятения. Поговаривали даже, что эти приступы — наказание за дерзкое намерение ребе Боруха во что бы то ни стало привести Машиаха. В самом деле, ребе считал себя величайшим праведником и был уверен в своем от Бога полученном необычайном могуществе. Как-то раз, в празднование нового года деревьев «Ту-би-шват», ребе Борух рассказал своим хасидам виденный накануне сон, будто за длинным столом восседают в Царствии Небесном праведники всех времен, и председатель собрания, раби Шимон бен Йохай (которого хасиды считают автором каббалистической книги «Зохар»), читает присутствующим нравоучения. Под впечатлением резких слов раби Шимона ребе Борух убоялся и побледнел от страха. Тогда раби Шимон бен Йохай поднялся, подошел к цадику, который стоял в дальнем конце стола, дружески похлопал его по плечу и сказал: «Борухл-сердце, не тебя подразумеваю я, ибо ты — совершенный человек!»

Ребе Борух быстро сделался одним из влиятельнейших цадиков. Еще будучи в Тульчине, он много разъезжал по Подолии, беседовал с евреями, творил чудеса, помогал и оказывал покровительство, а хасиды платили ему восторженной любовью и одаряли его бесчисленными подношениями. Когда же после смерти Бешта ребе Борух вернулся в Меджибож, слава великого деда воссияла над ним. Подобно мудрецу древности, редактору Мишны раби Иегуде ха-Наси, ребе Борух из Меджибожа был сказочно богат. Он в прямом смысле слова имел «двор», сильно напоминавший дворы польских магнатов, разъезжал в великолепной карете. Десятки слуг, поваров и кухарок обслуживали никогда не прекращавшийся поток паломников, которых ребе принимал в особой зале, сидя в высоком кресле. При «дворе» ребе часто задавались пиры, на которых в паузах между переменами блюд цадик вразумлял и наставлял свою паству.

И тут нельзя умолчать об одной весьма малоприятной черте ребе: он был донельзя нетерпим и гневлив, язвительно говорил о других цадиках, а с основателем «хабада», ребе Шнеуром Залманом из Ляд и цадиком Леви-Ицхоком из Бердичева всю жизнь пребывал в конфликте. В идишских записках о ребе Борухе из Меджибожа находим, что «однажды он говорил о своих знаменитых современниках и гневался на них чрезвычайно, и утверждал, что они облекаются в неподобающие им ризы, что им не к лицу поучать народ в духе каббалы и сосредоточенно молиться», а также что «однажды он сидел за столом в присутствии многих цадиков и стал поносить и унижать праведников, умерших сто лет до того, и удивились все присутствующие».

Хасидам больно было наблюдать вспышки гнева «сварливого цадика», как называли его на расстоянии, и они истолковали их в положительном смысле, о чем свидетельствует такая, например, история:

«У ребе Боруха из Меджибожа был свой путь святого служения, и заключался он в том, что ребе Борух нещадно поносил своих учеников и изливал ярость на приходивших к нему за советом хасидов.

Как-то раз сидит он за столом, по правую руку от него сидит его кум, цадик Авраам Дов из Хмельника, а по левую руку — кум, цадик Йосеф из Ямполя. Сидят они и трапезничают, как входит в залу один богатый еврей. Вдруг ни с того ни с сего ребе Борух начинает его поносить на все лады да еще и приказывает своим слугам вытолкать еврея взашей. Слуги, понятное дело, повиновались. Тут заговорил его кум, ребе из Хмельника:

— А как же быть со словами Гемары: «срамящий ближнего прилюдно»?

Поглядел на него ребе Борух и говорит:

— Что говорит ученый муж? «Срамящий ближнего прилюдно»? Отчего же не закончить изречение: «…нет у такого доли в будущем мире»? Только я как увидел, что этому человеку грозит тяжкое испытание, и узнал, что, унизив и осрамив его перед всеми, я могу отвратить беду, мог ли я не отдать свой будущий мир ради благополучия сына Израилева?

Ребе из Хмельника извинился и сказал, что ему о том ничего ведомо не было».

В этой и других аналогичных историях гневливость и несдержанность ребе Боруха не только получили оправдание, как «меньшее из двух зол», но и предстали как великая жертва цадика.

Однако история историей, а почитателям ребе трудно было переносить цадика в гневе и больно было видеть его в мрачной угрюмости. Тем более что сам ребе Борух, хотя и заставлял евреев поститься, был поклонником веселья, так как «грусть вредит человеку даже в деле заработка». Более того, ребе наказывал евреям побольше бывать на людях, ибо «иной сидит по целым дням взаперти в своей комнате и постоянно учится и не выходит на улицу, чтобы разговаривать с людьми, — такой человек называется нечестивым, как сказано (Мишна Авот, гл.2): «Не будь нечестивцем про себя!», т.е. не сделайся нечестивым через то, что всегда живешь с самим собою». (В этом поучении очевидно негативное отношение к противникам хасидизма — рациональным талмудистам, которые во главу угла ставили изучение Талмуда и не признавали ни религиозного экстаза, ни чудодейства, ни авторитета цадиков и бессмысленного, как они полагали, поклонения толпы.)

Не удивительно, что воспитываемым в таком духе хасидам хотелось, чтобы кто-нибудь развеселил ребе, разогнал его тяжелую печаль. И такой человек нашелся. То был острослов и проказник Гирш из Острополя, более известный как Гершеле Острополер. О первой встрече Гершеле с ребе Борухом в народе рассказывается так:

«Случилось ребе быть в особенно подавленном настроении. Он никого не хотел видеть, заперся в комнате и строго-настрого запретил нарушать его уединение. Мрачный и раздраженный вышагивал ребе взад-вперед по комнате, когда туда неожиданно прокрался Гершеле и принялся ходить за ним следом, высоко поднимая фонарь.

— Что ты здесь ищешь, человече? — спросил изумленный цадик.

— Слышал я, где-то здесь ребе повесил свой нос, вот я и пришел его искать, — ответил Гершеле.

Ребе улыбнулся, и Гершеле остался при нем».

Что же за человек был Гершеле Острополер? До сих пор бытует мнение, что это фольклорный персонаж, плод народной фантазии. Но это не так. Гершеле — реальная фигура, хотя о его жизни нам известно совсем немногое. Он жил во второй половине 18 века и по названию родного волынского городка Острополя получил свое прозвище. В детстве Гершеле отличался поразительными способностями к учению, и ему прочили блестящее будущее еврейского мудреца, не иначе как раввина. Но надежды меламедов не оправдались: мальчик рано осиротел, и надо было думать о том, как прокормиться. Тогда он выучился на резника домашней птицы и некоторое время этим занятием зарабатывал себе на хлеб. Однако у Гершеле была неспокойная натура: с одной стороны, он любил учиться и углубляться мыслью в религиозные книги, постигая высшую премудрость каббалы, а с другой — не мог пройти мимо чьего-то недостатка, какой-то нелепой или неблаговидной ситуации, обязательно ему нужно было вмешаться и откомментировать событие — едко, метко и невзирая на лица. Только люди — всего лишь люди, и, даже сознавая справедливость слов Гершеле, они предпочитали его своеобразной критики не слышать и не видеть, ведь все замечания Гершеле были такими смешными и занозистыми, что их потом еще долго передавали из уст в уста. Гершеле нажил в Острополе слишком много врагов, вот почему, как говорят, ему пришлось довольно долго скитаться по Подолии, не брезгуя и попрошайничеством, пока, наконец, в какой-то корчме он не повстречался с ребе Борухом из Меджибожа и его хасидами.

Гершеле вовсе не был пустым скоморохом. Многие его шутки построены на игре словами из Священного Писания и других еврейских книг (такие шутки особенно трудны для перевода). В родословии Гершеле упоминают его прадеда, раби Шимшона из Острополя, который был раввином в Подолии накануне погромов Богдана Хмельницкого в 1648 — 1649 годах. Рассказывают, что к раби Шимшону ежедневно являлся ангел и посвящал праведника и каббалиста в тайны Учения, так что после этих «уроков» он написал свой комментарий к Торе. Однако заслуги перед Небом не помогли раввину спасти свою общину от погромщиков. Когда озверелые казаки ворвались в Острополь, раби Шимшон собрал евреев в синагоге, и все они погибли, освящая Имя Господне.

Видимо, Гершеле был первым еврейским шутом — не свадебным затейником и сочинителем экспромтов бадханом, не дурашливым или нарочито серьезным пуримшпилером, а именно шутом при дворе ребе Боруха в Меджибоже, тем, что на иврите называется лец, то есть насмешник и пересмешник. Шуты, как известно, имелись при дворах европейских монархов и крупных феодалов и обладали совершенно особым социальным статусом. В образе шута словно соединились два персонажа. Один — грубый, некультурный, не связанный никакими условностями. Другой — мудрец, насквозь видящий людей, читающий их мысли, маг и чудодей. Ясно, что чем более регламентирована жизнь общества, тем с большим нетерпением ждут в нем минуты раскрепощения, тем готовнее примут шута в его первой ипостаси. С другой стороны, в обществе, где мистика почитается высшей мудростью и наградой за благочестие, а магия воспринимается как удел избранных, осененных Высшей милостью, вторая ипостась шута вызовет душевный трепет и будет притягивать к себе людей, жаждущих прикоснуться к Святому. Хасидское бытие совмещало в себе и ревностное религиозное благочестие, и строго узаконенный церемониал во всем, что касалось цадика, и привычное, но всегда напряженное ожидание мистических откровений и чудес, а потому создавало идеальные условия для появления шута. Гершеле Острополер стал еврейским «придворным» шутом не только в силу собственного остроумия, дерзости и наблюдательности, но и благодаря существованию пышного двора ребе.

Давно замечено, что ивритское «лец» при обратном прочтении превращается в «цел», то есть «тень». Еврейский шут Гершеле во многом был «теневым отражением» своего патрона. Их объединяло несколько основополагающих черт: и тот и другой хорошо знали природу человека (ребе, бывало, говорил: «Для моей души нет ничего сокрытого»); и тот и другой были достаточно начитаны в еврейской религиозной литературе, однако в силу разных причин избрали мирскую жизнь в гуще людских масс, а не ученое затворничество. Оба не могли не отреагировать на человеческое несовершенство, потому что им были дороги мораль и исполнение заповедей. Может быть, благодаря этому глубинному сходству Гершеле так любил переодеваться в одежды ребе и пока тот бывал в разъездах или надолго исчезал в своей комнате — усаживался в кресло цадика и вместо него устраивал прием посетителей, как если бы он был сам ребе Борух. Не только приехавшие издалека, но и домашние не могли распознать подмены в осанистом и авторитетном «ребе», а полученные от Гершеле советы действовали безотказно.

Однако жало критики Гершеле Острополера не щадило и цадика, и тут мы имеем прямо противоположные сведения о характере их отношений. У маскилим, просвещенных евреев нового времени, сложилось резко отрицательное отношение к хасидам, и потому и ивритский поэт Авраам Дов Готлобер в своих «Воспоминаниях», и Семен Дубнов в «Истории хасидского раскола» сходятся на том, что «вообще, Борух представляет собою первообраз позднейшего украинского цадика, со всеми непривлекательными чертами этого типа. Внук Бешта, восседавший на престоле своего славного деда, в его резиденции, воплощал уже собою грядущее вырождение хасидизма». Поэтому они настойчиво повторяют историю о том, как гневливый цадик в конце концов потерял терпение и в ответ на особенно обидную шутку Гершеле приказал спустить шута с лестницы. А поскольку дело было в разгаре многолюдного пиршества и все были несколько навеселе, бросившиеся исполнять веление ребе хасиды переусердствовали, и Гершеле получил тяжелую травму, от которой вскорости скончался. Эта версия получила широкое хождение в художественной литературе о Гершеле, в частности, в рассказе Ицика Мангера.

В отличие от кругов еврейских просветителей хасиды благоговейно чтят память ребе Боруха. В сборниках хасидских историй, например, в том, что составлен раввином и ученым Шломо Йосефом Зевином (1890, Белоруссия — 1978, Иерусалим), ребе Борух из Меджибожа предстает великим провидцем, заступником хасидов и на небе, и на земле. В апологетических источниках мы не найдем обвинений цадика в гибели его шута, напротив, там говорится о снисходительности ребе и безнаказанности проделок Гершеле.

* * *

Истории о Гершеле в предлагаемой читателю книжке отобраны и переведены с идиш Хаимом Бейдером, и, как всякое извлечение из большого корпуса, композиция книги и ее состав отражают вкус и позицию составителя.

Хаим Бейдер родился в 1920 году в Подолье.

С 12 лет начал печататься на идише в детских журналах. Закончил педагогический институт в Одессе. Дважды, в 1941 и в 1948 годах, предполагал выпустить поэтические сборники на идише, но оба раза осуществить план не удалось — сначала из-за войны, потом из-за антисемитской кампании в СССР. На Украине Бейдера опекал Перец Маркиш, и в 1947 году в Киеве, на съезде писателей республики был устроен персональный вечер еврейского автора.

С 1941 года Хаим Бейдер был русркоязычным журналистом, и лишь с наступлением «оттепели» в 1961 году вернулся к сотрудничеству в идишских изданиях: газете «Биробиджанер штерн» и особенно журнале «Советиш геймланд», где проработал с 1973-го по 1991 год — заведовал отделом, а позднее был аместителем главного редактора. В 1991 году выпустил в издательстве «Советский писатель» книгу на идише об истории еврейской литературы на этом языке, а в 1991-м — издал хрестоматию для самостоятельно изучающих идиш. В 1992 — 1994 читал лекции в Еврейском университете в Москве по идишской литературе и публиковал статьи в «Вестнике» этого университета. С середины 1990-х годов Хаим Бейдер живет в США, где сотрудничает в еврейских газетах «Цукунфт» и «Форвертс» (последняя выходит также по-русски).

Зоя Копельман, Иерусалим

Удаленный видеоконтроль происходящего в помещении через камеру с охватом в 360 градусов, с возможностью видеосвязи и сигнализации, обеспечит мультисистема умного дома Branto.

... еще много интересных новостей на LediTech!

Основной задачей, которую помогает решить монтаж камер видеонаблюдения на объекте, становится контроль за территорией. В офисе камеры слежения помогают повысить дисциплину сотрудников, и сделать их более сосредоточенными на работе, а на производстве запись может стать весомым доказательством в случае ЧС. Видеонаблюдение в магазине помогает не только контролировать покупателей, пресекая кражу товара, но и служит в […]