Почти 25 лет назад, в апреле 1989 года, вышел в свет очередной номер журнала "Молодая гвардия". Тогда в обществе кипели страсти, которые выплеснулись на страницы журнала. И все же значительную часть номера заняла беседа с бывшим министром сельского хозяйства СССР И.А. Бенедиктова, которая была записана журналистом и экономистом В. Литовым за девять лет до публикации - в 1980 г. Правда, и в этом материале ее подавляющая часть была посвящена постоянно обсуждавшейся в 1989 году теме "культа личности Сталина и его последствий". Поэтому не все читатели журнала обратили внимание на несколько слов из этой обширной беседы…

 В них шла речь о подготовленном И.В. Сталиным решении назначить П.К. Пономаренко главой Советского правительства вместо себя. Бенедиктов говорил: "Документ о назначении П.К. Пономаренко Председателем Совета Министров СССР был завизирован уже несколькими членами Политбюро, и только смерть Сталина помешала выполнению его воли".

Очевидно, что интервьюер не был готов к восприятию этой важной и прежде неизвестной, а, стало быть, сенсационной информации. Поэтому его вопрос после этих слов Бенедиктова звучал так: "А как же все-таки с разоблачением культа личности?" Тем более не было готово к восприятию этих сведений общество весной 1989 г. Тогда в центре внимания были апрельские события в Тбилиси, "дело Гдляна", а также многие вопросы, решение которых связывали с открывавшимся в мае первым Съездом народных депутатов СССР. Хотя П.К. Пономаренко скончался всего за четыре года до выхода в свет журнала, о том, кем был человек, который чуть было не возглавил правительство СССР, уже многие успели забыть.

Как кубанец встал во главе Белоруссии

Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко родился 27 апреля 1902 года в кубанском казачьем хуторе Шелковском Белореченского района. В 16 лет Пономаренко вступил в отряд красных казаков и в 1918 году участвовал в боях за Екатеринодар, затем переименованный в Краснодар.

По окончании войны поработав слесарем, Пономаренко поступил на Краснодарский рабфак, который закончил в 1927 году. Он продолжил свое образование в Московском институте инженеров транспорта, который окончил в 1932-м. По окончании МИИТа Пономаренко был мобилизован в Красную Армию, где три года прослужил на командирских должностях на Дальнем Востоке.

В годы воинской службы Пономаренко продолжал заниматься и обретенной им профессией и вместе с В.А. Раковым написал книгу "Электровоз", которая вышла в свет в 1936 году, В том же году Пономаренко возглавил во Всесоюзном электротехническом институте группу, занимавшуюся разработкой электрификации железных дорог.

Однако в 1938 году Пономаренко перешел на партийную работу.

Вступив в ВКП(б) в 1925 г., Пономаренко принадлежал к тем 90%

тогдашних коммунистов, которые вступили в партию после Гражданской войны. В середине 30-х гг. почти все руководящие посты занимали те, кто стал членом партии до 1921 года (на их долю приходилось 80% делегатов XVII съезда партии). Подавляющее большинство из них вступили в партию в 1917 – 1920 гг. Их уровень образованности был низкий: в 1920 году 5% большевиков имело высшее образование, 8% – среднее. 3% анкетированных были неграмотны. Остальные (84%) имели "низшее", "домашнее" и прочие виды внешкольного образования.

 Даже через 10 лет пребывания у власти образовательный уровень правящего слоя не был высоким. Среди делегатов XVI съезда партии (1930 г.) лишь 4,4% имели высшее образование и 15,7% – среднее.

В то же время, став у рычагов управления страны в годы Гражданской войны, эти люди приучились руководить командными методами, характерными для тех лет. В то же время они держались за власть, стараясь остановить продвижение вверх более молодых и более образованных коммунистов, имевших опыт работы на современном производстве. Эти обстоятельства во многом объясняют сопротивление подавляющего старых кадров проведению тайных, равных, прямых выборов в Советы на основе Конституции СССР 1936 г. К тому же первоначально выборы предусматривали выдвижение нескольких кандидатов на одно депутатское место. Под предлогом того, что выборами воспользуются "внутренние враги" большинство членов ЦК выступили в конце июня - начале июля 1937 года с требованиями развертывания массовых репрессий. Помимо устрашения населения эти репрессии были использованы для устранения возможных конкурентов из числа более молодых и образованных коммунистов. Поэтому среди жертв репрессий стало немало членов партии.

Поскольку вслед за каждым репрессированным коммунистом из партии исключали "за потерю политической бдительности" тех, кто давал ему рекомендации о вступлении в партию, членов партийного бюро, и даже его родственников, то численность партии стала стремительно сокращаться. На январском (1938 г.) пленуме ЦК с докладом "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии и формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков", выступил заведующий отдела руководящих органов ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков. Вместе с "устранением недостатков" стали постепенно устранять и инициаторов репрессий. На их место приходили представители молодого поколения партийцев.

 В январе 1938 г. П.К. Пономаренко был отозван из научно-исследовательского института и стал инструктором ЦК, а вскоре – заместителем Г.М. Маленкова.

 В середине июня 1938 г. П.К. Пономаренко был избран первым секретарем ЦК компартии Белоруссии, а в марте 1939 он возглавил делегацию Белоруссии на XVIII съезде ВКП(б). В конце съезда он был избран членом ЦК партии. В докладе мандатной комиссии Г.М. Маленков сообщил, что делегатов, вступивших в партию до 1921 году, было лишь 19,4%, то есть в 4 раза меньше, чем на предыдущем съезде. Соответственно и вырос уровень образованности участников съезда: высшее образование имели 26,5%, а среднее – 46%.

Выступая с трибуны съезда, Пономаренко говорил об успехах Белоруссии в хозяйственном развитии. Он упомянул 1700 предприятий, построенных в ходе выполнения второго пятилетнего плана. Указав, что 24% территории республики составляют болота, Пономаренко в то же время заявил, что в Белоруссии "заново создана торфяная промышленность", а на "освоенных болотах" выращены высокие урожаи ржи, ячменя, овса и капусты. Пономаренко обратил внимание на прирост населения республики на 1,2 миллиона человек за две пятилетки, то есть на 25%.

В то же время Пономаренко заметил: "У Советской Белоруссии есть западный сосед", который "зарекомендовал себя известной близостью к так называемой оси Берлин - Рим" и "размечтался о некоторых землях, лежащих неподалеку от него". Поэтому руководитель Белоруссии напоминал о поражениях польских, шведских и французских захватчиков, которые "оставили свои кости на просторах русских, украинских и белорусских земель".

Первая стычка с Хрущевым

Всего через полгода после этого выступления мир стал свидетелем краха польского государства, запутавшегося в своих отношениях с Берлином, а 17 сентября 1939 г. части Красной Армии перешли государственную границу СССР, заняв земли Западной Украины и Западной Белоруссии. На всех этнографических картах Европы были четко прочерчены границы расселения белорусов и украинцев, а потому Пономаренко в своей беседе с академиком РАН Г.А Куманевым вспоминал: "Я не думал, что... могли возникнуть какие-либо осложнения" при установлении "административной границы между новыми областями страны".

Однако первый секретарь ЦК Компартии Украины Н.С. Хрущев представил свой проект размежевания между новыми западными землями страны, в соответствии с которым почти все они отходили к Украинской ССР. 22 ноября 1939 г. Хрущев и Пономаренко были вызваны в Кремль к Сталину. Еще до начала встречи в сталинском кабинете, Хрущев обрушился на проект, представленный Пономаренко. "Кто вам состряпал эту чепуху и чем вы можете ее обосновать?! – кричал он.

Сталин принял двух первых секретарей, сказав: "Здорово, гетманы, ну как с границей? Вы еще не передрались? Не начали войну из-за границ? Не сосредоточили войска? Или договорились мирно?"

После тщательного изучения и сопоставления двух проектов административной границы республик, Сталин поддержал в основном предложение Пономаренко. Правда, Сталин внес поправку, прочертив в одном месте границу севернее той, что была обозначена на карте Пономаренко. Сталин объяснил это "желанием украинцев получить немного леса".

Во время обеда, состоявшегося после совещания, Хрущев не скрывал своей обиды. Пономаренко вспоминал: "По лицу, по настроению Никиты Сергеевича чувствовалось, что он остался недоволен таким исходом и эту историю он надолго запомнит".

"Ахтунг! Партизанен!"

Через три часа после начала войны по телефону Пономаренко позвонил Сталин. Заслушав сообщение руководителя Белоруссии, Сталин сказал: "Сведения, которые мы получаем из штаба округа, теперь уже фронта, крайне недостаточны. Обстановку штаб знает плохо. Что же касается намеченных вами мер, они в общем правильны. Вы получите в ближайшее время на этот счет указания ЦК и правительства. Ваша задача заключается в том, чтобы решительно и в кратчайшие сроки перестроить всю работу на военный лад... Вы лично переносите свою работу в Военный совет фронта. Оттуда руководите и направляйте работу по линии ЦК и правительства Белоруссии".

Однако быстрое окружение частей Западного фронта, руководимого генералом армии Д.И. Павловом, и их разгром привели к тому, что 28 июня столица Белоруссии была захвачена немецкими войсками. В тот же день П.К. Пономаренко принял решение об организации диверсий на аэродромах, занятых противником и направил с этой целью 28 групп, общей численностью в тысячу человек.

 Через день, 30 июня, Пономаренко подписал директиву "О переходе на подпольную работу парторганизаций районов, занятых врагом". Одновременно началась переброска партизанских отрядов и диверсионных групп в тыл врага.

Только во второй половине 1941 г. в различные области Белоруссии было переброшено 437 партизанских отрядов и диверсионных групп, насчитывавших 7234 человека.

Активные действия партизан создавали огромные трудности врагу. Немецкий ефрейтор М. Грон писал летом 1941 года: "Пока мы доехали до Минска, наша автоколонна останавливалась и 4 раза обстреливалась из пулеметов и винтовок". По пути немцам пришлось чинить взорванный мост, а затем "началась такая пальба, что стало страшно. Это продолжалось, пока мы не выскочили из леса. Все же в нашей машине оказалось четверо убитых и трое раненых... Пока мы добрались до фронта, мы не переставали воевать с этими "невидимками". Недалеко от Березино мы имели с ними форменный бой, в результате которого в нашей роте выбыло из строя 40 человек".

Только за два летних месяца и только один Гомельский партизанский отряд "Большевик" уничтожил 30 автомашин и около 350 гитлеровцев. В сентябре партизаны Рудненского района организовали на дороге Минск – Бобруйск крушение немецкого воинского эшелона.

В октябре 1942 года штаб группы армий "Центр" доносил в германский штаб сухопутных войск: "Умножаются случаи налетов на железные дороги в дневное время. Партизаны убивают железнодорожную охрану. Особенно большое количество подрывов происходит на тех участках железных дорог, которые являются нашими главными путями подвоза и снабжения. 22 сентября участок Полоцк - Смоленск в результате трех налетов был выведен из строя на 21 час и затем на 10 часов. 23 сентября участок железной дороги Минск – Орша – Смоленск был выведен из строя на 28 часов и вторично на 35 часов".

Только с июля по ноябрь 1942 года в Белоруссии партизанами было пущено под откос 597 эшелонов, взорвано и сожжено 473 железнодорожных и шоссейных моста, 855 автомашин, 24 танка и бронемашины, уничтожено 2220 немецких солдат, офицеров и полицейских.

Будущий историк генерал Курт Типпельскирх тогда служил "в огромном, простиравшемся почти до Минска, лесисто-болотистом районе". Этот район, по его словам, "контролировалася крупными партизанскими отрядами и ни разу за все три года не очищался от них, а тем более не оккупировался немецкими войсками. Все переправы и дороги в этом труднодоступном районе, покрытом почти первобытными лесами, были разрушены". Там действовали советские учреждения, сохранялись колхозы, над зданиями сельсоветов реяли советские флаги, издавались советские газеты. Их деятельностью руководил ЦК Компартии Белоруссии во главе с Пономаренко.

 Главный партизан СССР

Неудивительно, что, когда в Кремле решили создать единый центр по руководству партизанским движением на оккупированных территориях, к разработке этого вопроса был привлечен П.К. Пономаренко. Как он вспоминал, "в декабре 1941 года и в первой половине 1942 года работа по созданию Центрального и республиканских штабов развернулась полным ходом. Но вдруг 26 января Г.М. Маленков сообщил мне, что ГКО решил приостановить все подготовительные мероприятия". Позже оказалось, что принятие важного решения было отложено по инициативе Хрущева и Берии. Лишь 30 мая 1942 года состоялось заседание ГКО, на котором с докладом о создании Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД), выступил Л.П. Берия. Он предложил поставить во главе штаба наркома внутренних дел Украины В.Т. Сергиенко, находившегося в подчинении у Хрущева, как руководителя Украины, и Берии, как руководителя НКВД СССР.

Однако это предложение было отвергнуто Сталиным. "А вам не жаль отдавать в Центр такие хорошие украинские кадры? – спросил не без иронии Сталин, обращаясь к Хрущеву и Берии. Вслед за этим, уже более резким тоном он сказал, смотря только на Берию: "У вас - узко ведомственный подход к этой чрезвычайно важной проблеме.

Партизанское движение, партизанская борьба – это народное движение, народная борьба. И руководить этим движением, этой борьбой должна и будет партия... Начальником Центрального штаба партизанского движения будет член ЦК ВКП(б)". "С этими словами, – рассказывал Пономаренко со слов Микояна, присутствовавшего на этом заседании ГКО, –Сталин взял синий карандаш, обвел стоявшую последнюю в представленном списке мою фамилию и стрелочкой поставил на первое место".

По словам Пономаренко, "Хрущев и Берия, особенно Хрущев, были недовольны таким решением и моим назначением, сосчитав это "поражением Украины и НКВД"... Хрущев... расценил это как "унижение Украины или "белорусский подкоп" под нее".

Чуждый узко ведомственному и ограниченному местническому подходу, руководитель Центрального штаба партизанского движения Пономаренко организовывал партизанские операции на всех оккупированных территориях. Под руководством штаба был разработан план боевых действий партизанских отрядов под командованием С.А. Ковпака и А.Н. Сабурова. Выйдя из Брянских лесов 26 октября 1942 года, отряды совершили 700-километровый рейд по глубоким тылам противника и вышли в середине ноября в Правобережной Украине. Подобные же рейды совершали партизаны Калининской, Смоленской, Ленинградской областей, Карелии, Латвии.

Особенно активно действовали партизаны по мере приближения советских войск. Говоря о военных действиях в ходе полного снятия блокады Ленинграда маршал Мерецков писал: "Наступление, предпринятое советскими войсками в последней декаде января, совпало с серией организованных Центральным штабом партизанского движения ударов, нанесенных партизанами по немецким тылам". Партизанские отряды атаковали вражеские части, и порой брал города до вступления в них частей Красной Армии. Так в период наступления Карельского фронта партизаны освободили 11 населенных пунктов и удержали их до подхода войск Красной Армии.

Партизаны Белоруссии были привлечены к участию в операции

"Багратион". П.К. Пономаренко, которому было присвоено воинское звание генерал-лейтенанта, стал членом военного совета 1-го Белорусского фронта. К тому времени в республике действовало 150 партизанских бригад и 49 отдельных отрядов, общей численностью свыше 143 тысяч человек. Накануне начала операции партизанские отряды предприняли действия по разрушению железнодорожных коммуникаций противника. Только в ночь на 20 июня партизаны подорвали свыше 40 тысяч рельсов. Вследствие этого были полностью выведены из строя и частично прерваны железнодорожные перевозки на многих маршрутах, проходящих через Белоруссию.

Роль Пономаренко в руководстве партизанским движением ныне широко признана. Поэтому в день его 100-летия 27 июля 2002 г. в Музее на Поклонной горе о нем вспоминали как о "Главном партизане СССР".

 Восстанавливая Беларусь

В июле 1944 г. после своего возвращения в Минск П.К. Пономаренко был назначен председателем Совета народных комиссаров Белоруссии. Ему предстояло заняться восстановлением разоренной республики. 74% жилого фонда Белоруссии было уничтожено. В сельской местности было сожжено 1 200 тысяч домов, Оккупанты вывезли в Германию или уничтожили сельскохозяйственную технику и 70% поголовья скота. Они убили 2,2 млн жителей и военнопленных. Свыше 380 тысяч людей угнали в Германию.

Уже через год во время беседы со Сталиным во время его поездки через Белоруссию в Потсдам на конференцию, Пономаренко сообщил, что республика восстановила 320 разрушенных машинно-тракторных станции и сумела выполнить план весенних полевых работ на 138%. Обратил внимание Пономаренко и на "восстановление детских домов в условиях, когда в Белоруссии осталось свыше 300 тысяч сирот", на "10 тысяч восстановленных и построенных школ, где уже начались занятия". Хотя из окон сталинского вагона были всюду видны развалины, Пономаренко сообщил, что жилищное строительство развертывается, а "из землянок в новые дома переселилось к настоящему времени около 100 тысяч семей защитников Родины".

Обсудил Пономаренко со Сталиным и будущее белорусской столицы. Сказав, что Минск "разрушен до основания", Пономаренко поставил вопрос: "Таким ли нужно его восстанавливать, каким он был? Можно задаваться любыми нереальными планами, если в Минске и около него не строить несколько крупных промышленных предприятий. Они потянут за собой всё – и жилье и благоустройство. Улицы надо будет делать пошире и попрямее, а в планировку города внести уже другие показатели. Великие усилия восстановления будут иметь великую цель".

Согласился Сталин и с предложением Пономаренко о строительстве в Минске мощного тракторного завода вместо запроектированного до войны авиационного. Так многие черты экономики Белоруссии и облик ее столицы были определены по инициативе Пономаренко.

 Примерно за год до этой встречи Пономаренко отстоял границы Белоруссии, сохранившиеся до наших дней. В августе 1944 г. он был вызван в Москву Г.М. Маленковым. Ему было сказано, что принято решение на территории Белоруссии образовать Полоцкую область и передать ее РСФСР.

Пономаренко возражал против этого, но Маленков говорил, что вопрос практически решен. Оказалось, что предложение Маленкова поддержал Сталин. На заседании Политбюро Пономаренко доказывал, что Полоцк "в сознании белорусов, особенно интеллигенции, является центром белорусской культуры". Он упомянул великого белорусского просветителя Франциска Скорину и других деятелей культуры Белоруссии, которые родились в Полоцке или творили в этом городе. Главным же, по мнению Пономаренко, было то обстоятельство, что в ходе войны белорусский народ понес "тяжелейшие жертвы на фронтах, в партизанской и подпольной борьбе... И вот к окончанию войны Белоруссия территориально и по населению сокращается за счет отхода ряда районов к РСФСР". Пономаренко считал, что "это не будет народом понято и многих обидит".

Как вспоминал Пономаренко, "Сталин нахмурился, наступила тягостная пауза, все молчали и ждали его решения. Наконец, он поднялся, медленно прошел туда и обратно вдоль стола, потом остановился и сказал: "Хорошо, покончим с этим вопросом, Полоцкую область надо образовать, но в составе Белоруссии. Народ хороший и обижать его, действительно, не следует".

По словам Пономаренко, "Маленков, главный инициатор проекта, был расстроен и мрачен... Плохо скрывал свою досаду и Н.С. Хрущев".

Несостоявшееся назначение

5 мая 1948 г. опросом членов ЦК Пономаренко был утвержден

секретарем этого высшего органа партии. Ему было поручено контролировать работу государственного планирования, финансов, торговли и транспорта. С 1950 г. Пономаренко стал также министром заготовок. Поэтому значительная часть выступления Пономаренко на XIX съезде КПСС была посвящена вопросам заготовок сельскохозяйственных продуктов, достижениям и недостаткам в этом деле.

К тому времени, несмотря на приток в руководство более образованных и подготовленных людей, в самом высшем органе партии - Политбюро были представлены лишь те, кто стал коммунистом до 1921 г. Лишь один из 11 членов высшего руководства (Г.М. Маленков) имел законченное высшее образование. Члены Политбюро заняли управленческие должности во время или вскоре после Гражданской войны, сохранив тот же уровень подготовки и привычки руководства тех лет.

По настоянию Сталина в состав вновь созданного после XIX съезда Президиума ЦК было избрано 36 членов. Почти все "новички" имели высшее образование. Впервые в истории партии в состав руководства были избраны три доктора наук. Среди новых членов Президиума ЦК был и П.К. Пономаренко.

В своем выступлении на октябрьском пленуме ЦК 1952 г., состоявшемся после завершения съезда, Сталин объявил о том, что он собирается уйти в отставку. К этому времени состояние здоровья Сталина, подорванное напряженной работой в годы войны, сильно ухудшилось. Это отражалось на его работоспособности. По словам Молотова, многие правительственные документы он подолгу не подписывал. Поэтому с февраля 1951 г. три члена Политбюро (Г.М. Маленков, Л.П. Берия, Н.А. Булганин) получили право подписывать различные документы вместо Сталина.

Однако ни одного из этих троих Сталин не собирался выдвигать вместо себя после своей отставки.

Как писал А.И. Лукьянов, который долгое время отвечал за секретный архив ЦК КПСС, в декабре 1952 г. был подготовлен документ, о котором упомянул в своих воспоминаниях И.А. Бенедиктов еще в 1980 г.

По словам А.И. Лукьянова, обычно проекты решений подписывались сначала первыми лицами в руководстве, а затем уже ниже стоявшими. На сей раз первые подписи поставили кандидаты в члены Президиума, а затем полноправные члены этого высшего органа ЦК. Лукьянов подчеркивал: "Под проектом решения не было лишь подписей четырех членов Президиума ЦК: Г.М. Маленкова, Л.П. Берии, Н.А. Булганина и Н.С. Хрущева".

Необычный порядок сбора подписей, вероятно, был вызван желанием Сталина поставить перед совершимся фактом тех, кто считал себя наиболее вероятными преемниками его на руководящих постах. Как свидетельствовал А.И. Микоян, в конце 40-х гг. Сталин, находясь на отдыхе, сказал в присутствии членов Политбюро, что на посту Председателя Совета Министров СССР его мог бы заменить Н.А. Вознесенский, а на посту секретаря ЦК – А.А. Кузнецов. Вскоре против того и другого Сталину были предъявлены компрометирующие материалы, а затем оба руководителя были обвинены в антигосударственном заговоре. Создается впечатление, что Сталин учел этот урок и старался скрыть свое предпочтение к Пономаренко. Он не был предложен Сталиным в состав президиума съезда, а его речь не казалась выступлением претендента на высшую правительственную должность.

Поэтому никто из тех, кто считал себя наиболее вероятными преемниками Сталина, не ожидал, что вместо них предпочтение будет отдано П.К. Пономаренко. К тому же, как следовало из вышеизложенного, у Хрущева, Берии, Маленкова были давние личные обиды на избранника Сталина.

Очевидно, решение о новом Председателе Совета министров СССР должно было быть поставлено в повестку дня сессии Верховного Совета СССР, которая должна была открыться, как это было и раньше, в первую среду марта. В 1953 году такая среда приходилась на 4 марта. За три дня до этого в воскресенье должен был состояться обед на сталинской даче, на которую ее хозяин пригласил руководителей партии, а также своих детей Василия и Светлану. Возможно, во время обеда он собирался поговорить о своем решении, уже одобренном подавляющим большинством членов Президиума ЦК КПСС.

Однако поздно вечером к Сталину на дачу приехали Маленков, Берия, Булганин и Хрущев. Они долго сидели за столом, попивая слабо алкогольное грузинское вино. Разошлись лишь в пятом часу утра 1 марта. Охранники свидетельствовали, что Сталин был в хорошем настроении.

Дальнейшие события известны.

Хотя обнаружить факт насильственной смерти Сталина не удалось, очевидно, что запрещение Г.М. Маленкова, Л.П. Берии, Н.А. Булганина и Н.С. Хрущева вызвать врачей нельзя расценить иначе, как уголовное преступление, связанное с неоказанием помощи тяжело больному человеку.

Со слов охранников они знали, что те перенесли Сталина с пола, где он лежал в бессознательном состоянии. "Не надо паниковать! Сталин спит! – объявили руководители партии охранникам. Врачи прибыли к парализованному Сталину лишь на следующее утро.

Опала Пономаренко

За два часа до смерти Сталина вечером 5 марта руководство партии поспешило принять решение о кадровых изменениях в правительстве и Президиуме ЦК. На деле это означало исключение из состава Президиума практически всех, кто был введен в его состав после XIX съезда. Из состава Президиума был выведен и П.К. Пономаренко.

Через 10 дней после смерти Сталина на сессии Верховного Совета СССР было объявлено о создании никогда прежде не существовавшего в стране министерства культуры. Министром был назначен П.К. Пономаренко. Очевидно, так пытались запутать тех, кто что-то слышал о назначении Пономаренко Председателем Совета Министров.

Не прошло и года, как Пономаренко был направлен в Казахстан на пост первого секретаря ЦК партии в этой республике. Однако и в Алма-Ате он пробыл недолго – до августа 1955 г.

 Затем последовали назначения на должности посла в Индии, Непале, Польше, Голландии, МАГАТЭ. Пономаренко не было еще 60 лет, когда его отправили на пенсию.

Тайна же о несостоявшемся назначении Пономаренко оказалась скрытой на долгие годы.

Детям видных политиков редко удается вырасти и прожить жизнь без особых проблем. Если их отцы находятся в зените славы, то множество людей пытается стать их друзьями. Естественно, чтобы быть ближе к источнику благ, каковыми испокон веку распоряжалась каста высших чиновников. Высокопоставленным чадам льстят так много и долго, что они начинают верить в свою избранность и исключительность. И это тяжело отражается на их характерах.

Однако самыми несчастными в СССР были те, чьи руководящие отцы рано ушли из жизни. Им оставляли малую толику благ - квартиры, приличные материальные пособия до окончания учебы в вузе, иногда кремлевскую поликлинику и распределитель. Некоторым слегка помогали в карьере. Но жизнь сановных сирот годами отравляла мысль о том, что их счастливое будущее осталось в прошлом. И это портило характер не меньше, чем потоки грубой, но эффективной лести.

«Позволял себе обсуждать и критиковать»

Одним из тех, кому отец уже не смог бы помочь стать командармом или наркомом, был Андрей Свердлов. Первый глава советского государства - председатель ВЦИК и руководитель секретариата ЦК РКП(б) Яков Свердлов, наверное, мог многое сделать для сына. Своего брата Вениамина он «продвинул» в наркомы, хотя тот даже не был коммунистом; более того, по всем пролетарским понятиям был чистейшим буржуем: эмигрировав в Соединенные Штаты, создал свой банк и владел им, пока Яков Свердлов не уговорил его приехать в СФСР и из американского банкира с сигарой и в цилиндре -так их изображали на карикатурах в Окнах РОСТа, сделаться советским наркомом.

Яков Михайлович умер в марте 1919 года, когда Андрей был еще мальчишкой. И повзрослев, он принялся доказывать всем и вся, что может добиться многого и без посторонней помощи. А потому должен участвовать в политической жизни. Правда, получилось это у него не слишком удачно.

«Вся моя жизнь неразрывно связана с партией,- писал он в августе 1953 года председателю Совета министров СССР Георгию Маленкову,- Будучи сыном Якова Михайловича Свердлова, я родился и вырос среди большевиков. Этим определялись все мои помыслы и устремления, самый смысл существования. Вся сознательная жизнь прошла в комсомоле и партии, в активной работе и борьбе с врагами партии и советского государства. Я не боялся трудностей и ответственности, старался в работе, поведении, личной жизни быть принципиальным, с честью носить высокое звание члена партии. Никогда я не спекулировал и не прикрывался именем отца, старался стоять на собственных ногах, работой, делом оправдать все, что было мне дано...

Будучи еще почти мальчишкой, 16 лет, политически незрелым и не в меру самонадеянным, я осенью 1927 г. поддался троцкистской демагогии и в школе несколько раз выступил в защиту троцкистов. Никогда с троцкистским подпольем связан я не был, не участвовал в его вражеской работе, не знал о его существовании. Осознав вредность троцкистских взглядов и осудив их, в 1929 г. я вступил в комсомол с единственной целью - стать настоящим коммунистом. С тех пор никогда я не сочувствовал взглядам троцкистов, правых и иных мерзавцев. Однако отличных недостатков - политического легкомыслия и словоблудия, критиканства - избавился не сразу, позволял себе обсуждать и критиковать среди сверстников личные качества руководителей партии. В результате в 1930 г. допустил гнусное высказывание в адрес товарища Сталина.
С 1930 г. я начал активно работать в комсомоле, в 1932 г. был принят в партию. Ни с одним троцкистом или правым не поддерживал с тех пор никаких отношений».

Бухаринские анекдоты

Однако, как оказалось, Андрей Свердлов обманывал Маленкова. Когда в 1935 году его арестовали, ему предъявили обвинения не в оскорбительной болтовне, а в террористических замыслах. Его приятель, аспирант Полиграфического института Азбель, дал следующие показания:

«В 1930 г., после 16-го партсъезда, я был на квартире Александра Слепкова, где собрались Андрей Свердлов, Дмитрий Осикский, Виктор Белов, Дмитрий Марецкий и куда пришел Бухарин. Он рассказал присутствовавшим, что только что был на бюро ячейки НТУ ВСНХ, где его заставляли высказать свое отношение к решениям 16-го партсъезда. Бухарин хвастался тем, что он обвел дураков вокруг пальца, по существу ничего не сказав им о своем действительном отношении к решениям съезда.
Тогда же Бухарин в злобно-издевательском тоне говорил о Сталине. Когда мы (я - Азбель, Андрей Свердлов, Дмитрий Осинский и Виктор белов) вышли из квартиры Слепкова и шли по улице Грановского, Андрей Свердлов под прямым впечатлением разговоров Бухарина о Сталине заявил следующее: «Кобу надо кокнуть». Эта мысль Андрея Свердлова встретила общее наше сочувствие».
Но, несмотря на это, Андрея Свердлова, в отличие от подавляющего большинства его товарищей, из ДОПРа выпустили,.. «Меня освободили только после вмешательства товарища Сталина,- писал он Маленкову,- которому был передан написанный мною еще в 1931 г. документ, характеризовавший мое отношение уже тогда к правотроцкистской сволочи».

Но вряд ли решающую роль сыграла некая бумага. За Андрея мог походатайствовать его родственник - глава НКВД Генрих Ягода. Не меньший вес имела в партийной иерархии и вдова Якова Свердлова; бежавший из СССР в 1928 году секретарь Сталина Борис Бажанов говорил, что она хранила драгоценности, которые помогли бы спастись и выжить членам Политбюро, если бы наступили тяжелые времена. По некоторым документам можно предположить, что Свердлова-Новгородцева занималась хранением тайной кассы Политбюро, как и покойный муж.
Вот ее слово для Сталина было поистине золотым.

Внутрикамерная разработка

Но вот что было странным... После освобождения Андрей Свердлов учился в Военной академии моторизации и механизации имени Сталина. И в документах ничего не писал ни о своем аресте, ни об освобождении. А в январе 1936 года он начал работать на заводе имени Сталина и, как писал в автобиографиях, трудился там до января 1938 года и прошел путь от сменного мастера до начальника цеха. А вот в письме Маленкову эта часть жизни Свердлова-младшего выглядела несколько иначе:

«Всей последующей жизнью и работой в комсомоле и партии, на заводе и в ЧК я стремился загладить прошлую вину, доказать, что давно осознал и полностью изжил ошибки ранней молодости. Тем не менее, в январе 1938 г. меня вновь арестовали и 11 месяцев держали в тюрьме без всякой вины с моей стороны. Только 6 декабря 1938 когда товарищ Сталин и руководство партии узнали о моем аресте, я был освобожден. Товарищ Сталин позвонил моей матери, сказал, что я ни в чем не виноват и виновники моего ареста будут сурово наказаны, а мне помогут в дальнейшей работе и росте. Я хотел вернуться на завод, но по указанию товарища Сталина был направлен на работу в НКВД. Руководство партии разобралось со мной, направило на острый участок политической борьбы, и у меня не было сомнения, что прошлое мое выяснено полностью и не будет уже больше никогда ломать мою жизнь и препятствовать плодотворной работе. Сознавая лежащую на мне ответственность, все силы, всю жизнь, всего себя отдавал я той работе, которая мне поручалась, никогда не преследовал корыстных интересов, честно и самоотверженно служил своей партии, своему народу».

Получалась странная картина. Во-первых, его снова арестовали за троцкистские заблуждения, во всяком случае, так он писал в анкетах. В отличие от дяди, Вениамина Михайловича Свердлова, который не числился троцкистом и не имел в прошлом террористических замыслов, но был репрессирован, Андрей Свердлов вновь вышел сухим из воды. А во-вторых, по официальным данным, он начал работать в НКВД в декабре 1938 года. Но, судя по письму, работал там и до второго ареста.

Разгадка нашлась в письме его бывшего непосредственного начальника по МГБ, написанном много лет спустя в Комитет партийного контроля. Там отставной генерал госбезопасности среди прочего описывал причины, по которым старые большевики, прошедшие царские тюрьмы и каторгу, оговаривали себя на следствии и открытых процессах:
«Несколько мыслей о возможных причинах, приводивших к самооговору видных деятелей партии и государства.
а) Не видя возможности к защите себя от обрушившихся на них обвинений, арестованные этой категории стремились хоть как-то облегчить свою участь, а особенно участь своих близких «чистосердечным признанием», чтобы не оказаться в роли «не разоружившихся врагов».
б) Касаясь процессов над лидерами оппозиции, следует учитывать, что следствие поручалось близким к руководству НКВД СССР сотрудникам, хорошо знавшим все подробности, относящиеся к деятельности оппозиционных группировок, обладавшим большим профессиональным опытом,
в) В случаях, когда от кого-либо из арестованных по групповым делам удавалось получить признательные показания, сразу же отбирались собственноручные показания или составлялся протокол допроса в присутствии прокурора. Практиковалось проведение очных ставок с теми, кто еще не встал на путь чистосердечного признания.
г) К тем подследственным, дела которых предназначались к открытым судебным рассмотрениям, меры физического воздействия не применялись, но выматывание многонедельных бессонных ночей практиковалось.
д) Психологическая обработка заключенных путем возведения в степень допускавшихся ими ошибок, особенно политических, или фактов прежнего участия в борьбе против ЦК партии, лично И. В. Сталина.
е) Так называемая внутрикамерная разработка подследственных через помещенных с ними в одной тюремной камере агентов органов государственной безопасности или, в ряде случаев, даже сотрудников-чекистов. При этом создавалась соответствующая «легенда» о том, кем является сокамерник подследственного, за какие преступления он арестован. Со слов бывшего начальника контрразведки МТБ мне известно, что по делу правотроцкистского блока в этих целях использовался Андрей Свердлов как чекист (сын Я. М. Свердлова)».

Страстно борющийся

Головокружительной карьеры на Лубянке Свердлов-младший не сделал, хотя и считался признанным мастером по работе с секретной агентурой. И этой работой он занимался до конца Отечественной войны. А затем получил назначение заместителем начальника отдела «К» МГБ, ведавшим безопасностью ядерных объектов. Судя по его письму Маленкову, у него оставалось и время для политической работы. По всей видимости, мысль о политической карьере не оставляла его.
Наряду с оперативной, он вел активную партийную, теоретическую, общественную работу. Неоднократно избирался в состав партбюро коллектива, был с 1939 г. делегатом всех партийных конференций министерства, в годы войны докладчиком МКВКП(б). В 1948 г. с отличием окончил заочную Высшую партийную школу ЦК. С 1940 г. беспрерывно читал лекции в Высшей школе МГБ и в 1950 г. написал учебник по спецдисциплине. Вел большую общественную работу во всесоюзных спортивных организациях и в спортобществе «Динамо».

Но вскоре его вновь арестовали. На этот раз как участника еврейского заговора в МГБ: «В октябре 1951 г. без всякой вины с моей стороны я был арестован, 19 месяцев находился под следствием, совершенно безосновательно обвинялся в самых чудовищных и нелепых преступлениях».

Его снова пыталась вытащить из тюрьмы мать, которая, можно сказать, по установившейся традиции писала Сталину:
«Дважды при подобных обстоятельствах вы своим личным вмешательством оставляли за ним право быть большевиком, находиться в рядах передовых строителей коммунизма. Андрей никогда не забывал об этом. Оправдать ваше доверие, быть достойным его он считал основной задачей своей жизни. Во всем и всегда Андрей стремился быть настоящим большевиком: страстно борющимся за дело партии, принципиальным, честным, непрерывно совершенствующим свой теоретический уровень, безупречно чистым морально.
При первом и втором освобождении Андрея вы указывали, что оснований к его аресту не было. Теперь прошло уже пять месяцев с момента третьего ареста сына, однако до сих пор я не могу осмыслить этого факта. Если даже причиной ареста явилась какая-либо серьезная служебная ошибка Андрея, если он где-либо что-то недопонял или проглядел, то разве необходимо было применить именно эту, столь жестокую и крайнюю меру наказания? Разве за ошибки в работе арестовывают людей безусловно честных и преданных (в коммунистическом понимании этого слова), людей, которые никогда ни делом, ни помыслом не обманули ни своей партии, ни своего государства, ни своего народа?
Дорогой Иосиф Виссарионович! В свое время вы сказали мне, чтобы я всегда, когда необходимо, обращалась к Вам за помощью. Умоляю Вас в память Якова Михайловича еще раз заинтересоваться судьбой его сына и в любом случае поставить меня в известность о ней».
Но на этот раз вождь не ответил.

Полковнику никто не пишет

Бывшего полковника Андрея Свердлова освободили только после смерти Сталина, да и то не сразу - 18 мая 1953 года. Но восстанавливать ни в партии, ни в госбезопасности не торопились.
«Сразу же по освобождении,-писал он Маленкову,- получив свой партийный билет, я обратился в партком МВД, где мне сообщили, что в феврале 1952 г. в числе других арестованных чекистов Комиссией партийного контроля я был исключен из партии. Мне разъяснили, что в КПК должно быть направлено сообщение о моей реабилитации и вопрос о восстановлении в партии будет рассмотрен без моего участия, как это было якобы в отношении освобожденных ранее меня. Сообщение в КПК было послано 19 мая. Так как решение КПК затягивалось, я, не добившись результата в парткоме МВД, сам обратился в КПК, звоню туда регулярно, но вопрос мой так и не рассматривается.

Также и с работой. Месяц после освобождения я добивался возможности начать работать, 19 июня получил назначение, 18 июля от работы отстранен. 22 июля по моей просьбе я был принят и внимательно выслушан тт. Шаталиным (секретарь ЦК КПСС) и Кругловым (министр внутренних дел), которые обещали ускорить разбор партийного вопроса, дать мне серьезную работу, помочь занять, как сказал т. Шаталин, надлежащее место в жизни. Я считал, что после этой беседы в отношении меня не осталось неясностей. Тов. Шаталин прямо заявил, что я стою на крепких большевистских ногах, сказал, чтобы я ничего не говорил матери и не волновал ее, так как вопрос о моей партийности и работе будет решен в ближайшее время. С тех пор прошел месяц. На днях я вновь обратился к т. Шаталину, но из его ответов понял, что он отстранился от решения моего вопроса. Ничего определенного не говорит мне и т. Круглов».

К ответу!

Но на Лубянке места для полковника Свердлова так и не нашлось, сколько он ни доказывал, что не был человеком Берии, Абакумова и всех остальных, а честно трудился на благо Родины. Только после вмешательства Маленкова его приняли в Академию общественных наук при ЦК КПСС. Но после окончания аспирантуры повторилась та же история. Его никто не хотел брать на работу. Время шло, и руководство академии запросило ЦК о том, что же делать с товарищем Свердловым. Вопрос действительно был деликатным. Оснований для дальнейшей выплаты стипендии больше нет, а выставить за дверь сына первого главы государства, в общем-то, неудобно.
В конце концов ЦК заставил Институт марксизма-ленинизма (ИМЛ) принять Свердлова-младшего на работу. Но и на этом его злоключения не завершились. После начала реабилитации стали возвращаться те, кого он сажал и допрашивал. Например, вдова Бухарина и дочь большевистского экономиста Юрия Ларина Анна, дочь видного большевика Ханна Ганецкая и другие. Они рассказывали о том, как вел себя на допросах друг их кремлевского детства. Поговаривают, что для того, чтобы ни с кем не встречаться, Андрей Свердлов на год слег в больницу -от такого можно было и вправду заболеть.

В ИМЛ он существовал примерно на тех же правах, что и его коллега по институту убийца Троцкого Рамон Меркадер - отсидев 20 (двадцать) лет в мексиканской тюрьме, Рамон Иванович получил звание Героя Советского Союза и рабочий стол в ИМЛ; он всем был интересен, как и Андрей, но тем не менее оставался отчужденным и нелюбимым. А тут ещё ко всем напастям добавились диссиденты, которые в самиздате опубликовали адрес и телефон Адрея Яковлевича - чтобы бывшим жертвам было легче его найти.

Вместо заключения

То место в жизни, которое ему досталось, оказалось не слишком уютным, и в 1969 году он умер. Смерть Андрея Свердлова была отмечена только на Урале, где он родился в 1911 году. Там одна из местных газет поместила обширный некролог. Его вспоминали как сына Председателя ВЦИК (формального главы РСФСР), умершего в 33 года 16 марта 1919 года.
В качестве чекиста уральцам он был вообще не знаком.
Кстати об отце: В 1994 году в бывшем архиве Политбюро было обнаружено письмо Генриха Ягоды к Сталину от 27 июля 1935 года. Нарком сообщал, что на складе коменданта Кремля обнаружен личный сейф Свердлова Я.М., который не вскрывался все 16 лет, прошедшие с его смерти. Там оказались золотые монеты царской чеканки на астрономическую сумму (108 525 рублей), свыше семисот золотых изделий с драгоценными камнями, множество бланков паспортов и заполненных паспортов на имя самого Свердлова и никому не известных лиц, облигации царского времени и пр.

Оприходовали...

Свердловском - помимо Екатеринбурга, был назван образованный в 1938 году город в Луганской области. Улице Прорезной в Киеве не очень давно вернули её историческое название - до этого она носила имя Я. Свердлова, который в Киеве никогда не был.

Источник: "Интересная газета. Тайны истории" №18 2013

http://www.liveinternet.ru/users/2503040/post178352663/

На пленуме Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) впервые был подвергнут критике пресловутый «Большой террор», жертвами которого стали сотни тысяч людей – коммунистов и беспартийных, руководящих работников и рядовых граждан.

1. Рыба гниёт с головы

Для начала упор был сделан не на самих репрессиях, но на необоснованных исключениях из ВКП (б), которые приняли характер разгрома партийных организаций. Доклад на эту тему («Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии») делал Г.М. Маленков – партийный функционер, который даже не входил тогда в состав ЦК. Здесь во всей полноте проявился кадровый подход Сталина, частенько любящего нарушать устоявшуюся партийную иерархию. И то, что доклад был поручен столь малотитулованному функционеру, было несомненным вызовом старым партийным бонзам. (Показательно, что пленум выдвинул на пост руководителя Госплана 35-летнего Н.А. Вознесенского).

Доклад Маленкова был посвящен партийным чисткам, однако он поднял и вопрос о репрессиях. Особенно досталось первому секретарю ЦК Компартии Азербайджана М.Д. Багирову. Маленков обрушился на него с обвинениями: «Ты расстреливаешь людей списками, даже фамилий не знаешь». Далее между двумя функционерами даже возникла перепалка:

«Маленков. ЦК КП(б) Азербайджана 5 ноября 1937 г. на одном заседании механически подтвердил исключение из партии 279 человек, и по городу Баку 142 человека.

Багиров. Может быть, кто-либо из них арестован?

Маленков. Я дам справку, сколько из них сидит. Сперва ты дай справку, а потом я.

Багиров. Сперва ты скажи, ты докладчик.

Маленков. Если угодно, я назову цифру. У меня имеется шифровка из ЦК Азербайджана».

Впрочем, во время своего выступления Багиров поблагодарил Маленкова за «правильную» и «своевременную» критику. При этом он всё свалил на «органы»: «Окопавшиеся в аппарате АзНКВД враги сознательно путали документы. Тов. Ежов теперь взялся за основательную чистку аппарата АзНКВД».

Однако переложить вину на чекистов не получилось. В постановлении пленума ЦК отмечалось: «Всем известно, что многие наши партийные руководители оказались политически-близорукими делягами, позволили врагам народа и карьеристам обойти себя и легкомысленно отдали на откуп второстепенным работникам разрешение вопросов, касающихся судеб членов партии, преступно устранившись от руководства этим делом». Оказывается, «обкомы, крайкомы, ЦК нацкомпартий и их руководители не только не исправляют антипартийную, чуждую большевизму практику в деле исключения коммунистов из партии, но часто сами, своим неправильным руководством, насаждают формальное и бездушно-бюрократическое отношение к членам партии и тем самым создают благоприятную обстановку для карьеристов-коммунистов и замаскированных врагов партии. Не было ни одного случая, чтобы обкомы, крайкомы, ЦК нацкомпартий, разобравшись в деле, осудили практику огульного, валового подхода к членам партии, привлекли к ответственности руководителей местных партийных организаций за необоснованное и неправильное исключение коммунистов из партии. Руководители партийных организаций наивно считают, что исправление ошибок в отношении неправильно исключенных может подорвать авторитет партии и повредить делу разоблачения врагов народа, не понимая, что каждый случаи неправильного исключения из партии - на руку врагам партии».

На самом пленуме были обозначены две группы, виновные в «перегибах». К первой отнесли «коммунистов-карьеристов», ко второй – «искусно замаскированных врагов», которые специально нагнетали атмосферу, пытаясь выбить из обоймы «честных партийцев». В последнем случае отдавалась дань «шпиономании», достигшей своего апогея в предшествующем 1937 году.

Здесь следует обратить внимание на то, что в «огульном, валовом подходе» обвинялись все региональные структуры ВКП (б). Иными словами, жесточайшей критике подвергся местный партийный аппарат как таковой. По сути дела, Сталин и другие устроители пленума указали на партократию, как на главного виновника «Большого террора». Это потом всю вину попытаются свалить на руководство органов НКВД – прежде всего, на Н.И. Ежова и Л.П. Берию. (Кстати, особенно настойчиво такой подход будет задействован во времена «хрущевской оттепели».) А тогда начали с головы, с которой, как известно, и начинает гнить рыба.

2. «Регионалы» против Сталина

Исторической наукой накоплено множество фактов, которые позволяют сделать вывод о том, что «Большой террор» был инициирован не «органами», и даже не Сталиным. Этим террором наша страна обязана региональной партийной бюрократии, упорно не желавшей проводить какие-либо преобразования и мечтавшей о консервации системы, сложившейся во времена гражданской войны и НЭПа. Важнейшей ее особенностью являлась монополия партийного аппарата на власть. В регионах – областях, краях и республиках – возникли мощные центры политического могущества. Региональные «бароны» вели себя как вожди, копируя Сталина. Их бюсты и портреты распространялись в огромных количествах, их именами назывались улицы, предприятия и радиостанции.

Самыми сильными из региональных князьков были – первый секретарь ЦК Компартии Украины С.В. Косиор, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома Р.И. Эйхе, первый секретарь Центрально-Черноземного крайкома В.М. Варейкис и др.

Вначале регионалы были за Сталина, поддерживая его в борьбе против левых и правых «уклонистов», чьи проекты пугали партократов. Однако, Сталин тоже был сторонником реформ – только уже в национал-большевистском духе. Его планы не устраивали регионалов, которые попытались сместить Иосифа Виссарионовича с поста генсека на XVII съезде ВКП (б). Тогда при выборах в ЦК Сталин получили триста голосов против.

Сместить Сталина не удалось, а генсек и не подумал отказаться от своих реформаторских планах. Он задумал провести в стране альтернативные выборы в Верховный Совет. На них кандидаты от партийных организаций должны были соревноваться с кандидатами от общественных организаций и беспартийными. Сохранились даже фотокопии опытных избирательных бюллетеней, в которых значились фамилии нескольких кандидатов, претендующих на победу в одном из округов. (С данными фотокопиями можно ознакомиться в интереснейшей монографии Ю.Н. Жукова «Иной Сталин».) Понятно, что такие выборы никак не входили в планы региональных партократов. Вот почему они стали нагнетать истерию, заявляя о наличии в стране огромного количества активных противников «советской власти» и «врагов народа». Таким образом, партократы пытались доказать, что свободные выборы будут только на руку обширному антисоветскому подполью, которое пользуется поддержкой иностранных держав.

Напротив, Сталин и его ближайшее окружение (В.М. Молотов, А.А. Жданов, А.А. Андреев и др.) делали упор не на борьбу с «врагами», а на необходимости совершенствования механизмов управления. И для того, чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать материалы февральско-мартовского (1937 года) пленума ЦК. Высказывания Сталина и его сподвижников отличаются умеренностью, в то время как регионалы говорили, прежде всего, о «врагах». В конце концов, партийные князьки, регионалы сумели навязать стране широкомасштабные репрессии.

Так, инициатором создания знаменитых карающих «троек» выступил Эйхе. Регионалы же постоянно присылали в Кремль запрос на увеличение репрессивных «квот».

И Сталин оказался в очень двусмысленном положении. Общество было донельзя наэлектризовано и объято шпиономанией (сказались и последствия недавней революционной горячки). Противиться репрессиям в этой обстановке означало подставить себя под удар и получить открытое обвинение в контрреволюционности. Поэтому сталинская группа активно включилась в террор, стараясь направить его против регионалов, в первую очередь. Само собой, о свободных выборах пришлось забыть.

Очень скоро «Большой террор» стал пожирать собственных инициаторов и вдохновителей. В октябре 1937 года был снят со своей должности и арестован Варейкис (последний его пост – первый секретарь Дальневосточного крайкома). В том же годы пали и другие видные регионалы М.М. Хатаевич (Днепропетровский обком), А.И. Икрамов (КП Узбекистана), П.Б. Шеболдаев (Курский обком) и др. А вот прямая атака на самого сильного «регионала» - Косиора – захлебнулась. В августе 1937 года на Украину прибыла руководящая группа в составе Молотова, Н.С. Хрущева и Н.И. Ежова. Группу сопровождал контингент спецвойск НКВД. Прибыв на заседание пленума ЦК ВКП (б), посланцы из Москвы потребовали снять со своего поста Косиора. Однако сталинская группа явно переоценила свои силы. Пленум взбунтовался и отверг требования Москвы.

3. Главная мишень пленума

Тогда Сталин решил действовать хитрее и тоньше. Он на время оставил в покое враждебных ему членов Политбюро, расправляясь с функционерами меньшего масштаба. А потом нанёс удар по первому секретарю Куйбышевского обкома, кандидату в члены Политбюро П. П. Постышеву. На январском пленуме его не просто подвергли критике, но и устроили что-то вроде перекрестного допроса, который длился полчаса.

Сам Постышев был деятелем из породы «старых большевиков» (член партии с 1904 года), которые сильно забронзовели после того, как получили власть над огромной страной. Вершиной карьеры Постышева был пост секретаря ЦК Компартии Украины. Туда его пристроил Сталин, заодно обеспечив кадровую поддержку в лице 5000 функционеров из Москвы. Тем самым Иосиф Виссарионович создавал противовес могущественному Косиору, претендовавшему на безраздельную власть в республике. О том, насколько большое значение придавалось миссии Постышева говорит тот факт, что он являлся кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП (б) – не будучи главой партийной организации.

С именем этого партийного деятеля был связан один громкий скандал, получивший огласку и сильно навредивший самому Постышеву.

Его жена занимала видный пост секретаря парткома Украинской ассоциации марксистско-ленинских институтов. Партийная челядь, естественно, бегала перед ней на задних лапках. А вот простая женщина, рядовой коммунист П.Т. Николаенко осмелилась покритиковать всесильную жену всесильного босса. Расправа со стороны разгневанной супруги последовала незамедлительно – Николаенко исключили из партии. Причем само исключение произошло в январе 1936 года, но путем подчисток в документации холопы Постышева датировали его сентябрем 1935 года. Николаенко не успокоилась, пошла искать правду. И она таки нашла ее, Комитет партийного контроля восстановил «настырную» женщину в рядах ВКП (б). Однако региональным князькам все было нипочем, в Киеве просто отказались отдавать назад партбилет. Волынку тянули до 1937 года.

Сталин предал это дело гласности, выразив своё восхищение твёрдостью Николаенко. Он уделил ей особое внимание на февральско-мартовском пленуме ЦК в 1937 году, представив ее поступок как образец принципиальности и смелости «маленького человека», не побоявшегося бросить вызов могущественным партийным бонзам. (Любопытно, что здесь вождь поступил подобно Ивану Грозному, который в своем известном обращении из Александровой слободы «клал гнев» на бояр, выражая при этом благосклонность к «низам».)

И вот пришло время, когда уже сам Постышев, травивший Николаенко, отвечал перед членами ЦК. Поначалу он настаивал на своём: «Я подсчитал, и выходит, что 12 лет сидели враги. Например, у нас в облисполкоме, вплоть до технических работников, сидели самые матерые враги, которые признались в своей вредительской работе. Начиная с председателя облисполкома, с его заместителя, консультантов, секретарей - все враги. Все отделы исполкома были засорены врагами. Возьмите облпотребсоюз. Там сидел враг Вермул.

Возьмите по торговой линии - там тоже сидели враги. Теперь возьмите председателей райисполкомов - все враги. 66 председателей райисполкомов - все враги.

Подавляющее большинство вторых секретарей, я уже не говорю о первых - враги, и не просто враги, но там много сидело шпионов: поляки, латыши, они подбирали всякую махровую сволочь... как по партийной, так и по советской линии. Уполномоченный КПК Френкель - тоже враг, и оба его заместителя - шпионы. Возьмите советский контроль – враги».

Участники сталинской группы (Маленков, А.И. Микоян, Н.А. Булганин, Л.П. Берия) выражали откровенное сомнение в данных, приведенных Постышевым, требуя их проверки. А сам Сталин охарактеризовал происходящее в Куйбышевской области следующим образом: «Это расстрел организации. К себе они мягко относятся, а районные организации они расстреливают... Это значит поднять партийные массы против ЦК». При этом Косиор, Эйхе и др. отмалчивались. Они не были склонны обвинять Постышева, однако то, что он делал, являлось перегибом даже с их точки зрения.

Верхом абсурда стал поиск фашистской символики на школьных тетрадках, проводимый лично Постышевым. Куйбышевский персек видел их даже в изображениях ромашек. Контуры свастик виделись ему даже внутри любительской колбасы.

К тому же у Косиора был «зуб» на Постышева – еще с украинских времен, когда тот составлял ему «противовес». То есть, Сталин нашёл фигуру, идеальную для начала чистки на самом-самом верху. Регионалы отдали Постышева на съедение. В январе его сместили со всех постов, исключили из партии. А 22 февраля он был арестован.

Падение Постышева создало необходимый прецедент. При этом Сталин прибегнул к известному аппаратному манёвру. Он соблазнил регионалов высокими государственными постами. Так, Эйхе стал наркомом земледелия еще в октябре 1937 года. А Косиор в январе 1938 года получил сразу два важных поста – первого заместителя председателя Совнаркома СССР и председателя Комитета советского контроля. Здесь Сталин использовал тенденцию к сращиванию партийного и государственного аппарата. Не исключено также, что «регионалы» ухватились за государственные посты с тем, чтобы получить дополнительные административно-политические рычаги для смещения Сталина. Однако они жестоко просчитались – работа в госаппарате ослабила их связь с партийным аппаратом.

Этим воспользовался Сталин, который нанёс два молниеносных убийственных удара. В апреле 1938 года был арестован Эйхе, в июне – Косиор.

Волна «Большого террора» накрыла Политбюро, после чего он пошёл на спад. Теперь перед партией и страной встала задача нормализовать ситуацию, исправив, насколько это было возможно, последствия массовых репрессий.