На данный момент в Украине происходит реформирование экономики, а также целенаправленная борьба с коррупцией. Тем не менее, она все еще сплошь и рядом, о […]

Алексей Миллер готов идти на уступки для того, чтобы подписать газовый договор с Украиной. Цены будут учитываться по тем показателям, которые определяют ценовую политику […]

Господин президент, от лица российских СМИ – телеканалов RT, Первого канала, «России 24», НТВ, а также РИА-Новости и «Российской газеты» благодарим Вас за возможность пообщаться с Вами в этот сложный период сирийского кризиса.

Есть много вопросов, касающихся направления политического процесса для достижения мира в Сирии.

Каковы последние изменения в борьбе с ИГИЛ? Каково состояние российско-сирийского партнерства? Какова ситуация с огромным числом сирийских беженцев – эта тема в последнее время доминирует в европейских СМИ?

Сирийскому кризису скоро будет 5 лет. Вопреки всем предсказаниям западных лидеров о том, что Ваш уход близок, Вы остаётесь президентом САР. Недавно возникла волна спекуляций в связи с сообщениями о встречах высокопоставленных лиц из вашего правительства с Вашими противниками из Саудовской Аравии. Это заставило предположить, что политический процесс в Сирии вошел в новую стадию. Однако последовавшие за этим заявления Эр-Рияда, который продолжает настаивать на Вашем уходе, показывают, что практически ничего не изменилось, несмотря на угрозы и опасности, которые группировки вроде ИГИЛ создают даже в отдаленных от сирийских границ регионах.


Вопрос 1:

Итак, какова Ваша позиция в отношении политического процесса? Как Вы относитесь к тому, чтобы разделить власть и работать вместе с оппозиционными группами, которые продолжают открыто заявлять, что в Сирии не будет никакого политического решения, если оно не предусматривает Ваш незамедлительный уход?

Сигнализировали ли они Вам, что готовы работать вместе с Вами и Вашим правительством? Также известно, что в начале кризиса многие из этих группировок требовали от Вас проведения политических реформ и преобразований. Однако возможно ли осуществить эти изменения в настоящее время на фоне нынешней ситуации, продолжающейся войны и распространения терроризма в Сирии?

Башар Аль-Асад: Позвольте мне ответить на Ваш вопрос по частям, так как он включает несколько пунктов. Что касается первой части вопроса – политического процесса, то мы с самого начала кризиса выступали за диалог. Было проведено несколько раундов внутрисирийского диалога в Сирии, Москве, Женеве. Фактически единственный трек, на котором мы добились успеха – это «Москва-2». Не «Женева» и не «Москва-1». В то же время, этот шаг был неполным. И это естественно, так как кризис очень масштабный. Невозможно найти решение за несколько часов или дней. Однако это шаг вперёд, и мы ждём «Москвы-3». Я считаю, что параллельно с борьбой с терроризмом необходимо продолжать диалог между сирийскими политическими партиями и образованиями, чтобы прийти к единогласному мнению относительно будущего нашей страны. Нужно продолжать двигаться в этом направлении.

Отвечая на вторую часть Вашего вопроса относительно возможности какого-либо прогресса с учетом распространения терроризма в Сирии, Ираке и в регионе в целом. Как я уже отметил, мы должны продолжать диалог во имя достижения консенсуса. Однако если мы хотим реальных успехов, это невозможно, пока гибнут люди, пока продолжается кровопролитие и пока люди не почувствуют себя в полной безопасности.

Допустим, мы смогли договориться с политическими партиями и силами по политическим и экономическим вопросам, по науке и здравоохранению или любым другим темам. Но как мы можем реализовать эти договоренности, если приоритетный вопрос для сирийского гражданина – безопасность?

Таким образом, мы можем достичь консенсуса, но не можем ничего реализовать, пока не победим терроризм в Сирии. Мы должны побороть терроризм, а не только ИГИЛ. Я говорю о терроризме, потому что существует множество организаций, в первую очередь ИГИЛ и «Джебхат Ан-Нусра», которые СБ ООН объявил террористическими группировками. Это к вопросу о политическом процессе. Что же касается разделения власти, мы изначально осуществили его с частью оппозиции, которая согласилась на это. Несколько лет назад они вошли в состав правительства. Несмотря на то, что разделение власти регулируется Конституцией и выборами, и в первую очередь парламентскими выборами, и конечно, насколько эти силы представляют народ, в связи с кризисом мы приняли решение разделить власть сейчас, чтобы предпринять какой-то шаг вперед – не акцентируя внимание на эффективности такого решения.

В отношении проблемы беженцев я хочу сказать, что позиция Запада и проводимая информационная кампания, особенно на прошлой неделе, подчеркивает, что эти люди бегут от сирийского правительства, которое западные СМИ именуют не иначе как «режим». Однако западные страны оплакивают беженцев одним глазом, а другим – смотрят в прицел автомата. Дело в том, что фактически эти люди покинули Сирию в основном из-за террористов и под страхом смерти, а также из-за последствий терроризма. В условиях террора и уничтожения инфраструктуры отсутствует возможность удовлетворить самые первоочередные потребности. В результате люди бегут от терроризма и ищут возможность заработать на жизнь в любой другой точке мира. Поэтому Запад оплакивает беженцев, одновременно поддерживая террористов с самого начала кризиса.

Изначально Запад называл сирийские события мирными протестами, затем – выступлениями умеренной оппозиции, а сейчас уже говорит о существовании терроризма в лице ИГИЛ и «Джебхат Ан-Нусры», но по вине сирийского государства, сирийского режима и президента Сирии. Таким образом, пока продолжается такой пропагандистский курс, им придется принять еще больше беженцев. Вопрос не в том, что Европа принимает или не принимает беженцев, а в том, что необходимо устранить первопричины данной проблемы. Если европейцев волнует судьба беженцев, пусть они прекратят поддерживать террористов. Это наше мнение по данной проблеме. В этом суть вопроса беженцев.

Вопрос 2:

Господин президент, собственно, Вы уже затронули вопрос касательно внутренней сирийской оппозиции в Вашем первом ответе. Но, тем не менее, мне хотелось бы вернуться к нему снова, поскольку он очень важен и для России очень интересен. Скажете, пожалуйста: внутренняя сирийская оппозиция – что она должна сделать, чтобы как-то скооперироваться с властью и поддержать Вас в борьбе – о чем они, в общем-то, заявляют и хотят сделать? И как Вы оцениваете перспективы «Москвы-3» и «Женевы-3»? Будет ли это полезным для Сирии в данной ситуации?

Башар Аль-Асад: Как вы знаете, мы находимся в состоянии войны против терроризма, который пользуется поддержкой внешних сил. Это означает, что ведётся тотальная война. Я полагаю, что любое общество, любые патриоты, любые партии, которые на самом деле являются народными, в таких ситуациях объединяются против общего врага – независимо от того, внутренний это терроризм или внешний. Если сегодня мы спросим любого сирийца, чего он хочет сейчас, первый ответ будет – безопасности и стабильности для всех и каждого. Таким образом, мы как политические силы как внутри правительства, так и вне власти, обязаны консолидироваться вокруг требований сирийского народа. Это значит, что, во-первых, мы должны объединиться против терроризма. Это очевидно и логично. Поэтому я говорю, что политические силы, правительство или незаконные вооруженные формирования, которые воевали против правительства, должны объединиться ради борьбы с терроризмом. И это случилось: некоторые группировки ранее воевали против сирийского правительства, а сейчас выступают против террора на нашей стороне. В этом направлении уже сделаны определенные шаги, однако я хотел бы воспользоваться нашей сегодняшней встречей, чтобы обратиться ко всем силам с призывом объединиться в борьбе с терроризмом. Поскольку это – путь к достижению политических целей, поставленных сирийцами, через диалог и политический процесс.

Дополнительный вопрос:

А что касается «Москвы-3» и «Женевы-3» — это, на Ваш взгляд, перспективный путь?

Башар Аль-Асад: Важность «Москвы-3» заключается в том, что это подготовительная площадка для «Женевы-3». Международное коспонсорство Женевской встречи не было беспристрастным, тогда как Россия в этом вопросе непредвзята и руководствуется принципами международной законности и резолюциями СБ ООН. Кроме того, имеются кардинальные разногласия относительно пункта о переходном правительстве в Женевской декларации. От «Москвы-3» требуется преодолеть данные расхождения между различными сирийскими силами с тем, чтобы выйти на «Женеву-3» с консолидированной позицией. Это обеспечит условия для успеха «Женевы-3». Считаем, что «Женева-3» вряд ли будет успешной, если не будет достигнут успех в рамках «Москвы-3». Поэтому мы поддерживаем проведение московской встречи после успешного завершения подготовки к этому форуму, что особенно зависит от российской стороны.

Вопрос 3:

Господин президент, хотелось бы продолжить тему внешнего содействия урегулированию сирийского кризиса. В этой связи хочу спросить: очевидно, что после решения иранской ядерной проблемы Тегеран будет играть всё более активную роль в делах региона. В связи с этим как Вы расцениваете последние иранские инициативы касательно урегулирования ситуации в Сирии? И вообще, насколько для Вас важна поддержка Тегерана? И есть ли, например, военная помощь, и какая?

Башар Аль-Асад: В настоящее время нет оформленной иранской инициативы. Однако есть предварительные идеи и принципы для неё, которые опираются в основном на принцип суверенитета Сирии и, конечно, на решение сирийского народа, а также на борьбу с терроризмом. Естественно, отношения между Сирией и Ираном имеют продолжительную историю и насчитывают более 35 лет. Нас связывают союзнические отношения и большое взаимное доверие. Поэтому мы считаем, что Иран играет важную роль. Иран выступает на стороне Сирии и её народа. Эта страна поддерживает сирийское государство в политике, экономике и военной сфере. Под военной поддержкой понимается не то, что некоторые западные СМИ стараются преподнести как отправку в Сирию иранских военных подразделений – это неправда. Тегеран поставляет нам военную технику. Естественно, имеет место обмен военными специалистами между Сирией и Ираном, однако этот обмен осуществлялся всегда. Конечно, подобное двустороннее сотрудничество активизируется в условиях войны. Да, помощь Тегерана была основным элементом, который способствует стойкости Сирии в этой непростой и варварской войне.

Вопрос 4:

В рамках нашего разговора о региональных факторах и региональных игроках Вы недавно говорили о координации с Каиром в области безопасности и борьбы с терроризмом, о том, что обе страны находятся на одной стороне баррикады борьбы с терроризмом. Каковы сегодня ваши отношения с Каиром, где встречаются некоторые оппозиционные структуры? Это прямые контакты или через российское посредничество, особенно учитывая стратегический характер российско-египетских отношений? Президент Ас-Сиси сегодня желанный гость в Москве.

Башар Аль-Асад: Отношения между Сирией и Египтом не прерывались. Даже в прошлые годы, даже когда президентом Египта был Мухаммад Мурси, который принадлежит к террористической организации «Братья-мусульмане», различные египетские ведомства настаивали на сохранении отношений хотя бы в минимальном объеме. Во-первых, это объясняется тем, что египтяне осознают, что происходит в Сирии. Во-вторых, тем, что битва, которую мы сейчас ведем, — это битва против общего врага. Естественно, сейчас это стало очевидным для всех, ведь терроризм распространился в Ливии, Египте, Йемене, Сирии, Ираке, в некоторых других государствах, в том числе исламских, таких как Афганистан, Пакистан и др. Поэтому сейчас я могу сказать, что у нас с Египтом есть общее видение. Однако в настоящее время отношения – только на уровне органов безопасности. Политические отношения отсутствуют: например, нет никаких контактов между министерствами иностранных дел двух стран. Осуществляется сотрудничество только на уровне органов безопасности. При этом мы учитываем, что и на Каир, и на Дамаск может оказываться давление, чтобы между нами не было крепких связей. Конечно, эти контакты не проходят через Москву, как Вы предположили. Отношения не прекращались, однако сегодня мы с удовлетворением наблюдаем за улучшением отношений между Россией и Египтом. В то же время Дамаск и Москву связывают исторические, крепкие и хорошие отношения. Естественно, что Россия будет довольна любым поступательным развитием сирийско-египетских отношений.

Вопрос 5:

Господин президент, позвольте вернуться к теме борьбы с терроризмом. Как Вы относитесь к идее создания зоны, свободной от террористов ИГИЛ на севере страны, на границе с Турцией? И в этом контексте как Вы можете прокомментировать косвенное взаимодействие Запада с такими террористическими организациями, как «Джебхат Ан-Нусра», другими радикальными группировками? И с кем Вы готовы идти на сотрудничество, готовы вместе бороться против террористов ИГИЛ?

Башар Аль-Асад: Если мы говорим, что на границе с Турцией не будет террористов, то это значит, что в других районах они останутся. Подобная риторика для нас неприемлема. Терроризм должен быть уничтожен везде. Более трех десятилетий мы призываем к созданию международного альянса для борьбы с терроризмом. Что касается сотрудничества Запада с «Джебхат Ан-Нусрой», то это – достоверный факт. Мы все знаем, что «Джебхат Ан-Нусру» и ИГИЛ оружием, деньгами и добровольцами снабжает Турция, у которой тесные отношения с Западом. Реджеп Эрдоган и Ахмет Давутоглу и шага не ступят без согласования, в первую очередь, с США, а также с другими западными странами. Ростом своей мощи в регионе и «Джебхат Ан-Нусра», и ИГИЛ обязаны покровительству западников, воспринимающих терроризм как козырную карту, которую можно периодически вытаскивать из рукава и использовать. Сегодня они хотят использовать «Джебхат Ан-Нусру» против ИГИЛ, может быть, из-за того, что ИГИЛ в какой-то мере вышло из-под их контроля. Однако это не значит, что они хотят уничтожить ИГИЛ. Если бы хотели, то могли бы это сделать. Для нас ИГИЛ, «Джебхат Ан-Нусра» и другие подобные им вооруженные группировки, убивающие мирное население, являются экстремистами. С кем вести диалог? Это – очень важный вопрос. С самого начала мы говорили, что мы готовы вести любой диалог, если он может привести к снижению террористической угрозы и, как следствие, к укреплению стабильности. Естественно, это касается политических сил. Мы также вели диалог с некоторыми вооруженными группировками и заключали с ними договоренности, в соответствии с которыми в проблемные районы приходил мир. В других местах боевики влились в ряды Сирийской армии, они воюют наравне с другими и отдают свои жизни за Родину. То есть, мы ведем диалог со всеми, кроме тех, кого я упомянул – ИГИЛ, «Джебхат Ан-Нусры» и им подобных. По одной простой причине – эти организации основаны на идеологии террора. Это не просто организации, выступившие против государства, как некоторые другие. Нет. Они питаются идеями терроризма. Поэтому диалог с ним и не может привести ни к какому реальному результату. С ними необходимо бороться, вести войну на уничтожение. Никакого диалога с ними быть не может.

Дополнительный вопрос:

Если говорить о региональных партнерах, с кем Вы готовы сотрудничать в борьбе против террористов?

Башар Аль-Асад: Конечно же, мы сотрудничаем с дружественными странами, прежде всего, с Россией, Ираном. С Ираком, который так же, как и мы, подвергается террору. Что касается остальных государств, то мы открыты к сотрудничеству с любым из них при наличии у него воли бороться с терроризмом. Мы этого не видим в случае с так называемой международной антитеррористической коалицией, ведомой США. Реальность такова, что, несмотря на то, что эта коалиция начала свою операцию, ИГИЛ продолжает экспансию. У них ничего не получается. Эта коалиция никак не влияет на ситуацию «на земле». В то же время такие страны как Турция, Катар, Саудовская Аравия, а также Франция, США и другие западные государства, покровительствующие террористам, не могут сами вести борьбу с терроризмом. Нельзя одновременно быть против террористов и вместе с ними. Однако если эти страны примут решение изменить свою политику – ведь терроризм как скорпион: если положить его в карман, он обязательно тебя укусит – мы не станем возражать против сотрудничества с ними при условии, что это будет реальная, а не иллюзорная антитеррористическая коалиция.

Вопрос 6:

В каком состоянии сейчас находится Сирийская армия? Вооруженные силы страны воюют более 4-х лет, они обескровлены войной или стали сильнее в результате боевых действий? Есть ли резерв, для того чтобы увеличить активность? И еще один очень важный вопрос: Вы сказали о том, что бывшие ваши противники и противники Сирийской армии перешли на вашу сторону и воюют сейчас в рядах правительственных сил. Насколько их много и насколько они помогают в борьбе против радикальных группировок?

Башар Аль-Асад: Конечно, война – это плохо. Любая война разрушительна, любая война ослабляет общество и армию, какой бы богатой и сильной ни была страна. Однако не это является мерилом, потому что всегда имеются положительные стороны. Война должна сплотить общество перед лицом врага, а армия становится самым важным символом для любого общества, когда страна подвергается агрессии. Общество заботится об армии, обеспечивает её всей необходимой поддержкой, в том числе человеческими ресурсами, такими как добровольцы и призывники, чтобы они защищали Родину. В то же время война дает любым вооруженным силам большой опыт проведения военных операций. Иными словами, всегда есть как положительные, так и отрицательные моменты. Нельзя ставить вопрос в таком ключе – ослабла армия или стала сильнее. Народная поддержка обеспечивает армию добровольцами. Отвечая на Ваш вопрос, есть ли резерв, скажу: конечно, если бы у армии не было резерва, было бы невозможно выстоять на протяжении 4,5 лет в крайне непростой войне, особенно когда наш сегодняшний враг имеет неограниченные человеческие ресурсы. В Сирии воюют боевики-террористы из более чем 80-90 стран мира, то есть, враг пользуется многомиллионной поддержкой в разных странах, которые отправляют сюда людей сражаться на стороне террористов. Что касается армии, то наши резервы – в первую очередь исключительно сирийские. Поэтому да, конечно, резервы имеются. И это позволяет нам защищать страну дальше. Также у нас имеется упорство – ведь резервы не ограничиваются человеческими ресурсами, это еще и воля. А сегодня наша воля сражаться и защищать свою страну от террористов сильнее, чем раньше. Именно такая ситуация привела к тому, что некоторые боевики, вначале по разным причинам воевавшие против государства, поняли, что ошибались, и решили присоединиться к государству. Сейчас они воюют вместе с армией: некоторые вошли в состав вооруженных сил, другие остались при оружии действуют совместно с ВС САР в разных точках Сирии.

Вопрос 7:

Господин президент, Россия сама уже 20 лет борется с терроризмом, мы видим его в разных проявлениях. Но сейчас, похоже, и вы в первую очередь лицом к лицу сталкиваетесь с этим. И вообще мир видит новую модель: на захваченных территориях ИГИЛ создаёт суды, администрации, есть сведения, что они намереваются выпускать собственную валюту. То есть, устанавливаются некие формальные признаки государственности, и это, в том числе, возможно, привлекает всё больше сторонников из разных стран. Вы могли бы нам объяснить, с кем Вы всё-таки сражаетесь: это огромная группа террористов или это, может быть, новое государство, которое намерено, в общем-то, радикально перекроить границы региона и мира в целом? Что такое ИГИЛ сейчас?

Башар Аль-Асад: Конечно, как Вы сказали, террористическая группировка ИГИЛ пытается принять форму государства для того, чтобы привлечь в свои ряды как можно больше добровольцев, которые живут иллюзиями прошлого, мечтами о создании исламского государства, существующего ради религии. Это – идеалистический подход, не имеющий ничего общего с реальностью. Это – заблуждение. Государство нельзя просто взять и навязать обществу из ничего. Общество должно создать это государство. Оно должно быть естественным результатом развития общества, являться его отражением, пусть порой и не идеально точным. Нельзя взять чужое государство и навязать его обществу. И тут мы задаемся вопросом: имеет ли так называемое «Исламское государство» или группировка ИГ что-то общее с сирийским народом? Однозначно — нет.

У нас есть террористические группировки, но они не отражают характер нашего общества. Сегодня в России также есть террористические группировки, но они не являются отражением российского общества, не имеют ничего общего с его многообразием и открытостью. Поэтому, даже если они и пытались печатать деньги, марки, или выдавать паспорта, или обзавестись любыми другими атрибутами государства, это вовсе не значит, что у них есть государство. Во-первых, у них нет ничего общего с народом. Во-вторых, люди, живущие на захваченных ими территориях, либо бегут в настоящее государство – на свою Родину, либо сражаются с ними с оружием в руках. И только незначительное меньшинство верит в их ложь. Конечно же, они – не государство, а террористическая группировка. Так кто же они? Давайте еще поговорим об этом. Они – третья стадия созданных Западом политических организаций для распространения ядовитой идеологии. Они преследуют политические цели. Первой стадией в начале прошлого века были «Братья-мусульмане», второй – «Аль-Каида», которая воевала против СССР в Афганистане. Третья стадия – это ИГИЛ, «Джебхат Ан-Нусра» и другие подобные им организации. Что такое ИГИЛ и другие группировки? Это – западный экстремистский продукт.

Вопрос 8:

Господин президент, с началом сирийского кризиса стало больше дискуссий о курдской проблеме. Ещё раньше вас, официальный Дамаск, сильно критиковали за отношение к курдскому меньшинству, но сейчас в некоторых точках в боях против ИГИЛ курдские формирования — фактически ваши союзники на военной сцене. Появилась ли у вас чёткая позиция: кто для вас курды, и кто вы для курдов?

Башар Аль-Асад: Во-первых, неправильно говорить, что государство проводило определенную политику именно в отношении курдов, потому что государство не может выделять кого-то из сыновей единой родины, иначе это было бы чревато расколом страны. Если бы мы на самом деле проводили дискриминационную политику в обществе, большая его часть не была бы сегодня на стороне государства, и страна раскололась бы с самого начала. Курды для нас являются частью сирийского общества, они не чужие, они живут на этой земле, как и арабы, черкесы, армяне и многие другие нации и конфессии, сосуществующие в Сирии испокон веков. Неизвестно, когда некоторые из этих наций появились в регионе. Без этих составляющих невозможно было бы существование в Сирии монолитного общества. Итак, являются ли курды нашими союзниками? Нет, они патриоты. Кроме того, нельзя обобщать: как и любой другой составляющий элемент сирийского общества, курды представлены разными течениями, принадлежат к разным партиям, правым и левым, к разным племенам, а также различаются по другим характеристикам. То есть, когда мы говорим о курдах как о едином целом, это необъективно. Определенные требования некоторых курдских политических партий не являются требованиями всех курдов, которые полностью ассимилированы в сирийском обществе. Я хочу подчеркнуть, что на данном этапе они не просто союзники, как пытаются представить их некоторые, ведь в армии много павших героев из числа курдов. Это означает, что они гармонично существуют внутри общества. С другой стороны, у нас есть курдские партии, которые выступали с различными требованиями, и некоторые из них мы удовлетворили еще в начале кризиса. Но есть и другие требования, которые не имеют отношения к государству, и оно не может их удовлетворить. Эти вопросы находятся в компетенции всего народа и Конституции. Для их решения требуется, чтобы народ согласился с этими требованиями, прежде чем мы как государство примем соответствующее решение. В любом случае, любой вопрос должен быть в национальных рамках. Поэтому я говорю: сейчас мы вместе с курдами и другими элементами общества объединились для борьбы с террористами. Об этом я только что говорил: мы обязаны объединиться во имя противостояния ИГИЛ. После того, как с ИГИЛ, «Джебхат Ан-Нусрой» и другими террористами будет покончено, можно будет обсуждать требования курдов и некоторых курдских партий в общенациональном формате. Поэтому никаких запретных вопросов не существует до тех пор, пока они остаются в рамках единого сирийского государства, народа, границ, соответствуют духу борьбы с терроризмом, свободе этнического, национального, религиозного и конфессионального многообразия нашей страны.

Вопрос 9:

Господин президент, Вы частично уже ответили на этот вопрос, но всё-таки хотелось бы уточнить. Некоторые курдские силы в Сирии требуют, к примеру, изменить Конституцию, ввести местное самоуправление вплоть до создания Курдской автономии в северных районах. И особенно часто такие заявления звучат сейчас, когда курды достаточно успешно сражаются с ИГИЛ. Вы согласны с такими их заявлениями? Могут ли курды рассчитывать на такую своего рода благодарность? Можно ли вообще это обсуждать?

Башар Аль-Асад: Когда мы защищаем свою страну, мы не ждём благодарности, потому что это естественный долг. Если кто и заслужил благодарность, то это каждый гражданин Сирии, который защищает своё отечество. Но я считаю, что защита Родины – это долг. А когда ты выполняешь свой долг, ты не ждёшь благодарности. Однако та тема, которую Вы затронули вначале, непосредственно связана с Конституцией САР. И если Вы, например, хотите изменить существующий конституционный строй в Вашей стране, в России, и заново провести административно-территориальное деление или наделить некоторые субъекты Федерации полномочиями, отличными от полномочий других субъектов, это в компетенции не президента или правительства, а в компетенции Конституции. Президент не распоряжается Конституцией, равно как и правительство. Конституция принадлежит народу. Следовательно, любая поправка в Конституцию требует общенационального диалога. Как я уже сказал, у сирийского государства нет возражений против любых требований, если они не затрагивают единство Сирии, свободу граждан и национальное многообразие. Если у каких-либо сторон, групп или слоев общества имеются требования, они должны быть в национальных рамках, в формате диалога с другими сирийскими силами. Когда сирийский народ договорится предпринять подобные шаги, связанные с федерализацией, децентрализацией, введением автономного управления или комплексным изменением политического строя, это требует всеобщего согласия с последующим внесением поправок в Конституцию и проведением референдума. Поэтому данные группы должны убедить народ Сирии в обоснованности своих предложений, так как их инициативы – диалог не с государством, а с народом. Со своей стороны, когда сирийский народ решит двигаться в определенном направлении, мы, естественно, с этим согласимся.

Вопрос 10:

Уже более года международная коалиция под руководством США наносит воздушные удары по территории Сирии. При этом она действует в тех же районах, в которых ВВС САР наносят авиаудары по позициям ИГИЛ. Несмотря на это, не произошло ни одного столкновения между коалицией под руководством США и сирийской авиацией. Существует ли прямая или косвенная координация между Вашим правительством и коалицией в войне с ИГИЛ?

Башар Аль-Асад: Вы удивитесь, но я отвечу нет. Понимаю, что это звучит не очень правдоподобно – мы сражаемся, если так можно выразиться, с общим врагом, наносим удары по одним и тем же целям в тех же местах без какой бы то ни было координации и не сталкиваемся друг с другом. Это может показаться странным, но это – правда. Между правительствами и вооруженными силами Сирии и США нет никакой координации или контактов.

Они не могут признать и принять тот факт, что мы – единственная сила, которая сражается с ИГИЛ «на земле». С их точки зрения, возможно, сотрудничество с Сирийской армией будет признанием нашей эффективности в противостоянии ИГИЛ. К сожалению, такая позиция отражает близорукость и упрямство американской администрации.

Вопрос 11:

То есть, не ведётся даже косвенная координация? Например, через курдов? Я говорю это, потому что нам известно, что США взаимодействуют с курдами, а курды, в свою очередь, имеют связи с сирийским правительством. Вы говорите, что никакой, даже косвенной координации не существует?

Башар Аль-Асад: Нет никакой третьей стороны, в том числе иракцев. В прошлом они оповещали нас перед нанесением ударов через иракцев. С тех пор мы не связывались с ними, не обменивались никакими посланиями через какие-либо стороны.

Вопрос 12:

Отойдя от этой темы: Вы жили на Западе и некоторое время вращались в кругах западных руководителей, которые с самого начала кризиса настойчиво поддерживают вооруженные группировки, добивающиеся Вашего свержения. Каковы будут Ваши чувства, если Вам придётся вновь работать с теми же лидерами и снова пожимать им руку? Сможете ли Вы снова им доверять?

Башар Аль-Асад: Во-первых, это – не личные отношения, а межгосударственные. Когда мы говорим об отношениях между странами, мы говорим о неких механизмах, а не о доверии. Доверие – категория личная, на которую нельзя полагаться в политических отношениях между людьми. То есть, я отвечаю за 23 миллиона граждан Сирии, а другой человек, допустим, отвечает за десятки миллионов человек в другой стране. Нельзя ставить судьбы десятков, а то и сотен миллионов людей в зависимость от доверия между двумя людьми. Должен быть механизм. Когда он есть, можно и о доверии говорить. Другом доверии, не личном. Во-вторых, главная задача любого политика, правительства, премьер-министра или президента – работа на благо его народа и страны. Если встреча или рукопожатие с кем-либо пойдет на пользу народу Сирии, я должен это сделать, нравится мне это или нет. Таким образом, речь идет не обо мне, не о том, что я допускаю или хочу. Речь — о том, какую добавочную стоимость принесет тот шаг, который я собираюсь предпринять. Соответственно, да, мы готовы сделать все, что пойдет на пользу сирийскому народу.

Вопрос 13:

В продолжение разговора о коалициях по борьбе с терроризмом и ИГИЛ. Президент России Владимир Путин призвал к созданию региональной коалиции для борьбы с так называемым «Исламским государством». Вероятно, последние визиты арабских ответственных лиц в Москву были в этом русле. Однако глава МИД Сирии Валид Аль-Муаллем сказал, что для этого требуется чудо. Речь идет, по мнению Дамаска, о координации в области безопасности с правительствами Иордании, Турции и Саудовской Аравии. Как Вы видите такого рода коалицию? Может ли она принести результат? Как Вы отметили ранее, любые отношения зависят от интересов. Готовы ли Вы координировать свои действия с этими государствами? Действительно ли имели место встречи между сирийскими и саудовскими чиновниками, как об этом сообщалось в прессе?

Башар Аль-Асад: Что касается борьбы с терроризмом, это глобальная и масштабная тема, у которой имеются культурные, экономические, военные аспекты, которая непосредственно связана с безопасностью. Конечно, с точки зрения превентивных мер, все прочие аспекты намного важнее, чем военный и безопасный. Однако сегодня, учитывая реалии борьбы с терроризмом, особенно когда мы противостоим не отдельному бандформированию, а целой террористической армии, у которой в наличии как легкое, так и тяжелое вооружение, и миллиарды долларов для вербовки, необходимо в первую очередь уделить внимание именно военному аспекту и вопросам безопасности. Таким образом, для нас очевидно, что коалиция должна действовать в разных направлениях, но прежде всего должна бороться против террористов «в поле». Логично, что подобная коалиция должна создаваться теми странами, которые верят в борьбу с терроризмом. В нынешней ситуации исключено, чтобы один и тот же человек и поддерживал терроризм, и боролся с ним. Именно этим сейчас занимаются такие страны, как Турция, Иордания и Саудовская Аравия. Они притворяются, что являются частью антитеррористической коалиции, действующей на севере Сирии, хотя они же поддерживают терроризм на юге, на севере и северо-западе. В общем, на тех же территориях, на которых они виртуально борются с терроризмом. Я еще раз подчеркиваю: если эти страны решат вернуться на правильные позиции, одумаются и будут бороться с терроризмом ради общего блага, тогда мы, естественно, примем это и будем сотрудничать и с ними, и с другими государствами. Проблема не в категоричности и не в том, что мы мыслим категориями прошлого. Ведь политические отношения часто меняются, могут быть плохими и измениться к лучшему, союзник может стать противником, а противник — союзником, это нормально. Кем бы он ни был, мы будем сотрудничать с ним против терроризма.

Вопрос 14:

Господин президент, сейчас идет огромный поток беженцев – в очень значительной степени беженцев из Сирии – в Европу. Скажите: существует такое мнение, что эти люди фактически потеряны для Сирии, поскольку они очень обижены на то, что сирийское правительство не смогло защитить их, они были вынуждены покинуть свои дома. Скажите, пожалуйста, как Вы рассматриваете потенциально тех людей, которые сейчас вынуждены покинуть Сирию? Рассматриваете ли Вы их в будущем как часть сирийского электората? Вернутся ли они, по Вашим ощущениям? И второй вопрос: что касается вины Европы в том исходе беженцев, который происходит сейчас. На Ваш взгляд, виновата ли Европа в этом?

Башар Аль-Асад: Любой человек, покидающий Сирию, — это, вне всякого сомнения, потеря для Родины, какой бы ни была его позиция или возможности. Это, конечно, не касается террористов. То есть, я говорю обо всех гражданах, кроме террористов. Поэтому для нас эта миграция – большая потеря. Вы спросили о выборах. В прошлом году в Сирии проводились президентские выборы. За пределами страны, в первую очередь в Ливане, находилось множество беженцев. Если верить пропаганде западных СМИ, все они бежали от сирийского государства, которое их преследовало и убивало. Подавалось так, будто они – враги государства. Каково же было удивление западников, когда большинство из них отправились на избирательные участки, чтобы отдать свои голоса за президента. Того самого, который, якобы, их убивает. Это был серьезный удар для пропагандистов. Для того чтобы организовать голосование за рубежом, нужны определенные условия. Нужно посольство. Сирийское государство должно контролировать процесс голосования. Это зависит от отношений с зарубежными странами. Многие государства разорвали дипотношения с Сирией и закрыли ее посольства у себя. В этих странах голосование проходить не могло, и гражданам надо было ехать в другую страну, где был избирательный участок. Это то, что происходило в прошлом году.

Что касается Европы, то, конечно, она виновата. Сегодня Европа пытается представить дело так, будто ее вина состоит в том, что она не выделяла средства или не смогла обеспечить организованную миграцию к себе, из-за чего беженцы тонули, пытаясь пересечь Средиземное море. Мы скорбим по всем невинным жертвам, но разве жизнь утонувшего в море чем-то ценнее жизни того, кто погиб в Сирии? Чем она дороже жизни невинного человека, обезглавленного террористами? Как можно скорбеть о гибели ребенка в море и не замечать тысяч детей, стариков, женщин и мужчин, ставших жертвами террористов в Сирии? Эти позорные двойные стандарты европейцев более не приемлемы и ясны всем. Не поддается логическому объяснению, как можно жалеть одних жертв и не интересоваться другими. Принципиальной разницы между ними нет. Евр

В Сирии и Украине война, а в Шотландии до сих пор остро стоит вопрос независимости от Великобритании. Сейчас за отделение выступают националисты. Глава Шотландии […]

Министр финансов Германии указал, что на мировую экономику не повлияет экономическое состояние, которое наблюдается в Китае. Ситуацию, связанную со снижением экономического развития в Китае […]