Обнаружилось, что самое трудное (по крайней мере,  для меня как “юного” собачатника и кошатника с 3-х летним  стажем) не кардинальная смена режима жизни (процесс превращения из совы в жаворонка, который начался у меня этим летом), не 2-3 часовые заботы за братьями и сестрами нашими младшими (а у меня сейчас под опекой дома 5 кошек (+ одна приходяще-уходящая, Машенька) – это без Глашеньки – и 3 собаки, а также  во дворе  до 11 кошек и 2 собаки, 3-ья только что погибла), не большие материальные затраты (на них уходит практически вся моя пенсия), а переживания, порой очень тяжелые  в связи драматическими, а тем более трагическими событиями  в жизни подопечных кошек и собак.

Я все никак не могу закончить вторую часть поста о Глашеньке, а тут   трагическое событие  заставляет  меня набросать несколько строк о Тимоше.

Вечером 9 января, выгуливая своих собак, я нашел Тимошу  мертвой. Её тельце  уже начало коченеть на морозе. А через несколько часов я ее – если можно назвать так то, что  сделал – похоронил…

Тимоша - маленькая рыженькая пушистенькая бездомная собачонка, в последний месяц гуляющая с моими собаками и Рексом (бездомный пес, с августа периодически присоединяющийся к  моей троице во время прогулки. Вполне возможно, что он отец Роксаны) в лесу, и которую я стал регулярно подкармливать и потихоньку приручать…

Вначале их было две, две рыженькие маленькие собачки, -  двое близняшек (так на расстоянии мне казалось), -  вынужденно “облюбовавших” подлесок рядом с студгородком.

Для читателей, не знающих город, поясняю, что студгородок и жилые дома Агроуниверситета, где я живу, расположен на окраине города на холме. С одной стороны в низине бассейна реки Бык и на других холмах раскинулся город, а с другой – крутой спуск в подлесок с большой поляной в середине и в лес. А  на территории студгородка и прилегающих территорий проживают несколько десятков  бездомных собак.

Когда в конце июля я приютил со двора  Барсика (полугодовалым щенком), а потом Роксану (трехмесячным щенком) и, наконец, Яна (двухлетний пес) и начал их выгуливать, то первоначально две мохнатенькие рыженькие собачонки из подлеска весьма недружелюбно встретили наше вторжение в их владения. Затем постепенно мои собаки подружились с ними. Последние же то появлялись по маршруту  во время наших прогулок, то исчезали.

А после того, как закончилась двухнедельная эпопея с Яном(28 ноября – 11 декабря, о ней отдельный разговор) я про себя с печалью отметил, что в подлеске нас стала с радостью встречать только одна собачка.

Тимоша (так я ее назвал)  обычно появлялась во время моего спуска из студгородка по поляне в лес. К этому моменту я уже отпускал   собак на волю, и они с лаем и рычанием  устраивали кутерьму  впереди меня.

Тимоша подбегала совершенно неслышно и подавала голос, лишь находясь  в двух-трех метров позади меня. Я, услышав легкое повизгивание и удивившись в очередной раз ее умению материализоваться, словно из воздуха,  оборачивался и неизменно видел ее легкий танец радости от встречи со мной, приветливое  виляние хвостиком и милую мордочку.

И еще меня поражало, что в ее телодвижениях и во взгляде не было никакого заискивания, тем более -  попрошайничества, а, Вы не поверите, они, словно излучали  достоинство.

Многие люди, находясь в зависимости, забывают о нем, а тут всего лишь бездомная и, конечно,голодная собачка, а столько достоинства исходило от нее …

Я обычно, идя на прогулку с собаками, запасался  сухим кормом для них (как правило, Педигрю). Поэтому, встретив Тимошу, я первым делом предлагал ей еду. Так вот, она первоначально игнорировала её, давая мне тем самым понять, что она рада мне не из-за еды, а из-за общения со мной и  моими собаками.

Услышав повизгивание Тимоши, к нам с шумом и гамом стремглав возвращалась вся моя троица. Несколько минут творилось нечто невообразимое. Успокоившись, Ян, Роксана и Барсик вновь уносились в свободную беготню , а Тимоша, некоторое время побегав вместе с моими собаками, затем  возвращалась ко мне и бесшумно – временами вместе с Рексом -  трусила позади меня. С каждым разом все ближе и ближе, а в последние вечера  на расстоянии 20-30 см.

Я все больше привязывался к ней и стал подумывать о том, чтобы взять ее в дом. Она покорила меня своим достоинством, тем, что молча преданно бежала за мной, ничего от меня не требуя, своим добрым и приветливым нравом.

Но вначале надо было ее приручить, приучить к тому, чтобы она брала  корм из моих рук и позволяла себя гладить.

В течение первых 2-х недель Тимоша не позволяла мне приблизиться к себе ближе, чем на метр и я просто бросал ей корм. Правда, когда рядом были мои собаки, то они успевали раньше Тимоши почти все съесть. Поэтому я  на первых порах давал ей корм, когда моя стая была в бегах.

В течение 3-ей недели Тимоша осмелела и несколько раз  видя, как мои собаки едят с моих рук, и с ними ничего плохого не происходит, тоже стала следовать их примеру, когда я протягивал ей свою ладонь с кормом . Я же, со своей стороны, каждый раз, когда она ела с моих рук,  пытался ее погладить.

Первые несколько раз ей удавалось увернуться, пока, наконец,7 января она позволила один раз погладить себя по спинке. В тот момент я испытал подлинное счастье.…

Как порой нам надо мало для этого…. В тот вечер я долго гулял с собаками по лесу, и практически все время Тимоша трусила позади меня….

9 января утром во время прогулки я подумал, что 8 января Тимоша не появлялась ни утром (а в последнюю неделю она стала присоединяться к нам  почти каждое утро), ни вечером. [Так, правда, бывало несколько раз и раньше, после того, как мы подружились, но только в первые десять дней]. А когда мы возвращались с прогулки назад, то собаки (уже с поводками) потянули меня в кустарники.

Надо заметить, что они меня все время куда-то тянут, бывает, все трое в разные стороны, поэтому я не всегда реагирую. В  то утро я и не среагировал, спешил, но про себя решил, что вечером загляну в эти кустарники.

Вечером я так и сделал. Отпустил с поводков собак, а сам  направился к тому из кустарников, куда меня тянули собаки. Я знал, что где-то там находится оставленная давным-давно двух метровая, разбитая в одном месте, бетонная труба  диаметром где-то сантиметров в сорок.  В эти кустарники  я неделю тому назад, когда услышал лай моих собак и визг, уже заглядывал и обнаружил трубу, а в ней 3-х месячного щенка. И теперь я тоже ожидал его опять там увидеть.

Однако вместо него я увидел в трубе неподвижный полусвернувшийся рыжий комок.  Меня пронзила страшная догадка, но я, не веря ей, не желая ей верить, все же -    с мольбой (умоляю, отзовись) в дрогнувшем голосе -  позвал: “Тимоша, Тимоша, Тимоша”…

В ответ: никакого отклика и даже шевеления.

Может спит?

Я нагнулся и дотронулся до тельца, которое еще двое суток тому назад гладил и был счастлив.…А вдруг заболела и находится в беспамятстве…

Под руками я почувствовал холод…

Не веря очевидному, я схватил Тимошу за шерстку загривка и  потянул из трубы…

 - Тимоша, Тимоша…

Все было тщетно…С таким же успехом я мог бы взывать к самой трубе…

Тимоша была мертва и ее тельце уже начало коченеть…

Я выпрямился и, шатаясь, стал выбираться из кустов. Споткнулся и одновременно заплакал, нет, безобразно вслух заревел…

Я никогда в своей жизни громко вне помещения, а в помещении на людях не плакал. И на похоронах отца, и на похоронах матери я плакал молча. До похорон же я рыдал только будучи один в комнате.

Здесь же я шел по маршруту нашей прогулки и громко плакал. Кажется, временами даже завывал.

Тимошу – эту прелестную приветливую собачонку – мне было безмерно жаль.…Было больно, что я потерял совсем недавно приобретенного нового дружочка.…Потерпела крах и моя надежда приручить ее и забрать в дом…Я не успел. Мне не хватило еще неделю времени…

[Вся боль и горечь, что накопилось в душе за последние месяцы и  дремали в подсознании, вырвались наружу в моих рыданиях: к боли от смерти Тимоши и жалости к ней добавились и  невыплаканная боль от потери Глашеньки, и муки совести из-за моей вины перед ней за случившееся, и жалость при виде двух мертвых щенков, которых я в октябре  с паузой в неделю обнаружил сбитыми машинами (один еще был теплый) на дороге недалеко от мусорки, и еще один,  уже достаточно большой щенок,  перебравшийся  к нашему подъезду, которого я успел пару раз подкормить, и которого я обнаружил мертвого в один из ноябрьских дней во дворе нашего дома].

Продолжая громко плакать я стал спускаться к лесу. Где-то впереди гуляли мои собаки. Надо было переключиться со своих переживаний на них, озаботиться живыми. Усилием воли я прервал свой плач и спустя несколько секунд засвистел. Раз, потом еще раз. Так я подзываю собак.

Через пару минут примчалась вся моя родная троица, и  закружились вокруг меня в хороводе. Вместе с ними  я проделал пару  десятку шагов до кромки леса, подошел к стоящему с краю дереву, неожиданно для самого себя покачнулся,  судорожно схватился за ствол, но это не помогло, и я стал оседать и упал, держась за него. И в тот же миг вновь громко заплакал.

Услышав мое рыданье,  собаки подбежали ко мне, с некоторым удивлением посматривая на издающего странные звуки хозяина. Барсик же не ограничился статусом наблюдателя, а приблизился к моему  мокрому лицу и попытался его лизнуть.

Его попытка выразить мне таким образом сочувствие волшебным образом меня враз успокоили и вернули улетучившиеся силы. Я  погладил с благодарностью Барсика, полностью справился с разгулявшимися эмоциями, встал и закончил прогулку по лесу с собаками внешне в безучастном состоянии.

А в половине первого ночи я спустился к трубе, извлек из нее Тимошу, несколько раз погладил  по мордочке, прижал ее в первый и в последний раз к своей щеке, завернул в мои старые спортивные шаровары и похоронил ….

P.S.Cмомента моей маленькой трагедии проползли почти 3 недели. В суете и текучке будней боль притупилась, отошла на второй план. Она обостряется на короткое время лишь тогда, когда я со своими собаками прохожу мимо кустарника, в которой лежит злополучная труба. И -  временами по маршруту прогулки в лесу, когда мне порой все еще чудится, что позади меня семенит  Тимоша.

Однако два вопроса до сих пор не дают мне покоя, бередят мне душу. Первый: по какой причине погибла Тимоша? Ведь до этого были морозы посильнее, чем в ночь с 8 на 9-ое января и она тогда не замерзла... Если предположить, что мороз являлся причиной ее гибели…

И второй, мучающий до сих пор: а может быть, утром 9-го Тимоша была еще жива, и лежала больная в трубе и если  я бы отреагировал должным образом на  собак, потянувших меня в кустарник, то можно было бы её еще спасти?…

Когда я думаю об этом, то мне хочется одного: выключить свое сознание, ибо угрызения совести становятся в буквальном смысле непереносимыми, трансформируясь в физическую боль…

P.P.S. Тимоши больше нет, и она никогда не узнает, как заплакал навзрыд пожилой мужчина, обнаружив в бетонной трубе пушистенький рыженький комочек навсегда погасшего Солнышка, столь нежданно-негаданно вспыхнувшего для него в начале декабря…