Утром с именем Михаила Афанасьевича в радостных поздравительных устах сбивчиво пыталась отыскать именно эту фотографию в своих погромленных деточкой и обстоятельствами архивах. Не нашла. Списала на циклон, дурной нрав в пятнистом платье и бабью дурость, сотканную из ложных воспоминаний. А вечером, придя домой, стоило только рассупониться и расслабиться, принять привычный вид, и оказалось, что дамочка в радости и дамочка в счастье -- это совершенно две разные бабы.
Я счастлива. Впереди два выходных, которые просто обязана расплескать радостью.
А это -- дом номер 9 по улице Кудрявской,
где два имени под крышей оного.
Первое имя -- Пушкина Александра Сергеевича запечатано музеем, а имя второе -- Михаила Афанасьевича памятью народной.
Здесь, в урочище Кудрявец, с 1895 по 1903 в пятикомнатной квартире проживала многодетная семья Булгаковых, отсюда 22 августа 1901 года Миша пошел на Бибиковский бульвар, 14 в первый класс Первой киевской гимназии, впоследствии переименованную в Императорскую Александровскую. Да-да, именно в ту любимую, такую родную Турбину, которая "стовосьмидесятиоконным, четырехэтажным громадным покоем окаймляла плац".
"Восемь лет провел Турбин в ней, в течение восьми лет в весенние перемены он бегал по этому плацу, а зимами, когда классы были полны душной пыли и лежал на плацу холодный влажный снег зимнего учебного года, видел плац из окна… По бесконечному коридору и во второй этаж в упор на гигантский, залитый светом через стеклянный купол вестибюль шла гусеница… На кровном аргамаке, крытом царским вальтрапом с вензелями, поднимая аргамака на дыбы, сияя улыбкой, в треуголке, заломленной с поля, с белым султаном, лысоватый и сверкающий Александр вылетал перед артиллеристами. Посылая им улыбку за улыбкой, исполненные коварного шарма, Александр взмахивал палашом и острием его указывал юнкерам на Бородинские полки. Клубочками ядер одевались Бородинские поля, и черной тучей штыков покрывалась даль на двухсаженном пространстве».
Еще далеко было до пролетарских кумачей, еще так далеко и уже так близко до Ленина на броневичке в его революции, до безвозвратных перемен, до «великого и страшного» 1918 года...
