Эпоха Великих географических открытий раздвинула границы мира, познакомила европейцев с неведомыми странами и людьми. Вместе с тем она привела к некоторому географическому конфузу, ибо в своём стремлении открыть новые пути в Индию и Китай Европа неожиданно «открыла» Россию, то есть часть самой себя. 
В середине XVI века Англия принадлежала к числу «обиженных» морских держав. Военное могущество Испании заграждало ей выход к южным морям, омывавшим берега вожделенных стран, из которых в Европу текли пряности и золото. Поневоле англичанам приходилось бороздить суровые северные широты. Мореплаватель Джон Кабот в поисках северного прохода в Азию во время экспедиции 1497—1498 годов забрёл в холодные воды Ньюфаундленда.
Сын его, Себастьян, участник этой экспедиции, впоследствии сообщил английской короне, что открыт путь в Китай. Правда, в Лондоне этому не очень верили, поскольку единственной добычей, которой удавалось поживиться у берегов сей северной Поднебесной, были косяки жирной трески. И всё же предприимчивому мореходу был пожалован официальный титул «эсквайра и главы мастеров Компании торговых открытий города Лондона». А король Эдуард VI пожелал брать у него уроки космографии.
Неудача не обескуражила Кабота. Он продолжал убеждать лондонских купцов, что в Китай можно попасть через льды Севера. Если на западном направлении окажется тупик, значит, надо плыть на восток! Поддавшись искушению, лондонские негоцианты создали «Общество купцов искателей для открытия стран, земель и островов, государств и владений, неведомых и доселе морским путём не посещаемых».
Акционерные взносы составили около шести тысяч фунтов стерлингов. На эти деньги Общество приобрело три корабля — «Бона Эсперанта» (в переводе с латинского—«Благая Надежда», водоизмещением 120 тонн), «Бона Конфиденция» («Благое Упование», 90 тонн) и «Эдуард Бонавентура» («Эдуард Благое Предприятие», 160 тонн — запасы на полтора года плавания).
Преклонный возраст не позволил Каботу самому встать во главе новой экспедиции по северным морям. Эскадру возглавили адмирал Хью Уиллоби, вызывавший доверие у акционеров не только познаниями в военном деле, но и большим ростом, а так-же штурман (старший кормчий) — 32-летний уроженец Бристоля Ричард Ченслор, «не раз показавший свой ум на деле». «На него-то и была вся надежда в успешном выполнении предприятия», — поясняет в своих воспоминаниях один из участников экспедиции, Климент Адамс, видимо отдававший предпочтение уму перед силой.
Уиллоби и Ченслор, каждый, получили в дорогу грамоту Эдуарда VI, обращённую к владыке неведомой Полярной империи, составленную на трёх языках (русский среди них отсутствовал).
Экспедиция носила мирный характер. Инструкция Тайного королевского совета предписывала морякам не обижать жителей тех земель, которые встретятся на пути, чтить их обычаи и нравы и даже «делать вид, что у нас те же законы и обычаи, какие имеют силу в той стране, куда мы придём».
Торжественные проводы состоялись 20 мая 1553 года в Гринвиче. Королевский совет смотрел на отплытие кораблей из окон дворца. Собралась масса народу, особенно любопытные ухитрялись влезать даже на крыши башен. Под гром орудий и приветственные крики провожавших моряки прощались с родиной и соотечественниками. Не было только короля Эдуарда VI, от чьего имени и затевалось путешествие: он лежал тяжело больной и умер спустя несколько дней после отплытия эскадры.
У берегов Норвегии мореплавателей поджидала беда. Сильный шторм разметал корабли. «Эдуарда Бонавентуру» отнесло ветром далеко на восток. Прождав напрасно неделю два других корабля, Ченслор на свой страх и риск двинулся дальше.
Продвигаясь вперёд по неведомым водам, он, по словам Адамса, «зашёл так далеко, что оказался в местах, где совсем не было ночи, где постоянно сиял ясный свет солнца над страшным и могучим морем». Наконец в августе 1553 года корабль Ченслора с экипажем из 48 человек вошёл в устье Северной Двины и бросил якорь у монастыря Святого Николая близ Холмогор (Архангельска тогда ещё не существовало).
Двинская летопись бесстрастно отметила прибытие чужеземцев: «Прииде корабль с моря на устье Двины реки и обславься: приехали в Холмогоры в малых судах от английского короля Эдварда посол Рыцарт, а с ним гости».
Русские люди и не подозревали, что в сей момент их «открыли»... Гости поначалу опасались за свою жизнь. Но скоро убедились, что бояться им нечего: русские вели себя как нельзя более радушно. Однако торговать с пришельцами без разрешения государя отказались наотрез. На вопрос англичан, кто же их государь и каковы размеры их страны, поморы дали такой ответ: страна их зовётся Русью, про-стирается она далеко в глубь материка, а правит ими государь Иван Васильевич. По просьбе Ченслора воевода князь Микулинский послал гонца в Москву.
Царь повелел немедленно доставить англичан пред очи свои, взяв на себя все путевые расходы и распорядившись бесплатно выдавать им лошадей на станциях. Но в Москве послов для порядку поволынили двенадцать дней, прежде чем они получили аудиенцию.
Иван IV принял Ченслора, сидя «на позолочённом сиденье в длинной одежде, отделанной листовым золотом, в царской короне на голове и с жезлом из золота и хрусталя в правой руке; другой рукой он опирался на ручку кресла». Царь благосклонно осмотрел подарки и образцы товаров, затем терпеливо выслушал грамоту короля Эдуарда VI. В ней говорилось, что люди созданы Богом для общения друг с другом. Особенно же полезны сношения «с людьми торговыми, которые странствуют по всей вселенной, переплывают моря и переходят пустыни, дабы доставлять в отдалённейшие страны и государства предметы хорошие и полезные, которые, по благости Божией, находятся в их стране, и дабы обратно вывозить оттуда то, что они там полагают получить для пользы своей страны». Правда, царь выразил лёгкую досаду, что грамота «обращена неведомо к кому».
Ченслора после приёма в знак особой милости пригласили к царскому столу Переодетый в «серебряное одеяние», Иван сидел на возвышении. В некотором отдалении от него стояли длинные накрытые столы. Все приглашённые к обеду — человек двести бояр и дворян — были в белом. В середине трапезной стоял поставец с кубками и яствами. Сервировка поражала богатством — «всё подавалось на золоте».
Прежде чем принесли яства, царь послал каждому гостю большой ломоть хлеба, а разносивший хлеб кравчий громко называл пожалованного по имени и говорил: «Иван Васильевич, царь всея Руси и великий князь Московский, жалует тебя хлебом!» Эти слова каждый выслушивал стоя. После всех царь дал кусок хлеба кравчему, который тут же перед царём съел его и, откланявшись, вышел. С такими же церемониями разнесли лебедей, нарезанных кусками, а уж затем стали подавать остальные блюда. За время обеда царь дважды сменил корону на голове; а когда брался за нож или хлеб, осенял себя крестным знамением.
Из-за стола разошлись в час ночи.
Англичане пробыли у русских несколько месяцев, внимательно изучая неизвестные им народ и страну. Ченслор смотрел на Россию непредвзятым взглядом и во многих местах своего дневника выражает искреннее восхищение увиденным: «Страна... изобилует малыми деревушками, которые так полны народу, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что это кажется удивительным».
Москву Ченслор нашёл более великой, «чем Лондон с предместьями». Правда, «Москва очень неизящна и распланирована без всякого порядка». Зато есть «в Москве красивый Кремль, его стены из кирпича и очень высоки». Англичанин до кончиков ногтей, он, отбросив всякое национальное чванство, не скупится на похвалы русскому народу. «Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми». И ещё: «Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними».
Отметил он и национальную замкнутость москвичей: они «учатся только своему языку и не терпят никакого другого в своей стране и в своём обществе». Впрочем, этот упрёк тогда можно было сделать любому другому народу... А вот что на самом деле неприятно поразило Ченслора (видимо, в качестве купца и предпринимателя), так это экономический деспотизм царской власти. С нескрываемым ужасом он пишет о том, что царь имеет право отнимать у своих подданных землю и другое имущество. Русский человек не может сказать, как говорят простые люди в Англии: «Если у нас что-нибудь есть, то оно от Бога и моё собственное», в России всё принадлежит «Богу и государевой милости».
Зато Ченслор с одобрением (и это удивительно) отозвался о русском судопроизводстве, правда, лишь в одном отношении: у русских нет «специалистов-законников, которые бы вели дело в судах», то есть продажных крючкотворов-адвокатов. «Каждый сам ведёт своё дело и свои жалобы и ответы подаёт в письменной форме, в противоположность английским порядкам». И уточняет: подданные имеют право подать челобитную прямо самому государю, который судит с «удивительной беспристрастностью».
Впрочем, результат получался тот же, что и в английских судах: «происходят удивительные злоупотребления, и великого князя много обманывают». Климент Адамс, в свою очередь, отметил гуманность русского суда:
«За первую вину не вешают, как у нас...». Описав приверженность русских религиозным обрядам, Ченслор продолжает: «Что касается разврата и пьянства, то нет в мире подобного, да и по вымогательствам это самые отвратительные люди под солнцем. Судите теперь о их святости».
И тем не менее по совокупности наблюдений — хороших и дурных — вывод Ченслора о русском народе оказался таким: «По моему мнению, нет другого народа под солнцем, который вёл бы такую суровую жизнь».
Время шло, и по весне следующего года нашлись корабли Хью Уиллоби. Вернее, их нашли. Русские рыбаки обнаружили на Мурманском побережье, в устье реки Арзины, два судна, стоявшие на якорях. Но, увы, теперь они представляли собой «летучих голландцев». «Нашли мы-де, — сообщали царю рыбаки, — на Мурманском море два корабля стоят на якорях в становищах, а люди на них все мертвы». Экипажи «Бона Эсперанты» и «Бона Конфиденции», как видно, не выдержали первой в истории полярной зимовки.
Мёртвый Уиллоби склонился в капитанской каюте над судовым журналом, из которого можно понять, что в январе 1554 года его и команду ещё не покидала надежда...
По просьбе Ричарда Ченслора царь возвратил лондонскому обществу имущество и вооружение обоих кораблей (перед тем московские пушкари обследовали английские пушки и нашли, что наши лучше!). На обратном пути в Англию серьёзной опасности подвергся уже корабль самого Ченслора: фламандские пираты взяли его на абордаж. Ченслор остался в живых, но все русские товары и подарки царя (в том числе и королю) пропали... В Лондон Ченслор привёз только грамоту на имя Эдуарда VI, в которой Иван обещал, что английские купцы «ярмарки свои будут иметь свободно во всём пространстве наших государств», — такой привилегией беспошлинной торговли не обладали ни ганзейские, ни голландские негоцианты.
Новой правительнице Англии—королеве Марии Тюдор, чьим мужем был испанский король Филипп II, — пришлось довольствоваться лишь грамотой Ивана IV да рассказами Ченслора о богатствах Московии. Любопытная деталь. В своём послании Иван именовал себя «повелителем всей Сибири», которой пока владел хан Кучум, и «великим князем лифляндским», хотя Лифляндия принадлежала ещё Ливонскому ордену. Впрочем, королева не обратила на это внимания: во-первых, не знала сути дела, а потом ведь и она с Филиппом подписали ответную грамоту царю: «Король и королева Англии, Франции, Иерусалима...»
Ченслор в награду за проведённую экспедицию получил титул «командора и великого штурмана флота». Себастьян Кабот возглавил образованную Компанию для торговли с Россией, Персией и северными странами. Иначе — Московскую компанию.
В мае 1555 года Ченслор отправился в своё второе путешествие в Россию — уже в качестве официального посла. На «Эдуарда Бонавентуру» погрузили много сукна и изделий из железа. Иван был рад снова увидеть полюбившегося иноземца. Привилегии английским купцам были подтверждены, и в ноябре Ченслор отплыл на родину вместе с московским послом Осипом Непеей.
К несчастью, у берегов Шотландии буря бросила корабль на скалы. Ченслор погиб: оказалось, что «великий штурман» не умел плавать. Утонули и семеро русских из посольской свиты... Осип же Непея чудом спасся, добрался до Лондона и там удостоился торжественного приёма. Назад он вернулся в обществе множества английских мастеров, выразивших желание служить московскому государю.
• Начавшаяся торговля с Англией была обоюдовыгодной. Россия, вскоре вступившая в войну с Ливонией, получала от англичан всё необходимое для армии — порох, доспехи, серу, селитру, медь, олово, свинец и т.д. В свою очередь русский лес и пенька помогли Англии выстоять в морской схватке с Испанией. Тридцать лет спустя победитель Непобедимой армады адмирал Фрэнсис Дрейк просил английского посла в Москве благодарить сына Грозного, царя Фёдора Ивановича, за отличную оснастку своих кораблей, позволившую отстоять независимость Англии.
Сергей Цветков. Журнал «Наука и жизнь»
ertata
